В честь отца, значит. Дерек мог и сам догадаться. Вряд ли у кого повернулся бы язык назвать Николаса Стоуна чрезмерно скромным или лишенным тщеславия. Это был человек из породы победителей - из семьи, где каждый отпрыск был изначально запрограммирован на успех.
Размышляя на тему о том, через какие душевные страдания проходят родители умственно отсталых детей, Дерек пришел к выводу, что их невозможно преувеличить. Другими словами, они были ужасны, что, несомненно, находило отражение и в манере поведения, и во внешности несчастного родителя. И Сабрина Стоун в этом смысле не являлась исключением?1 Присмотревшись, он обнаружил едва заметные горькие складки, собиравшиеся у нее в уголках рта, и темные тени под глазами. И еще: хотя кожа матери была столь же нежной и белой, как у ее ребенка, белизна эта казалась неестественной и больше походила на нездоровую бледность.
При всем том, Сабрина была очень красива, и уж в этом не могло быть никаких сомнений. Более того, ее красота будто подсвечивалась изнутри, а это, помимо всего прочего, наводило на мысли о красоте духовной.
С чего это он так расчувствовался? Он ведь совсем ее не знает. Между тем эта женщина затрагивала какие-то тонкие, глубоко скрытые струны в его душе, о существовании которых Дерек или не подозревал, или давно уже успел позабыть.
- Я не совсем понимаю, зачем вы ко мне пришли, - негромко произнесла Сабрина. При этом они оба знали, она солгала. В глубине ее выразительных глаз промелькнуло нечто похожее на вызов.
- Мне требуется ваше содействие, - сказал он. Она, не мигая, продолжала на него смотреть, и тогда Дерек просил: - Я делаю репортаж о детях с врожденными аномалиями и их родителях. Хочу рассказать о нуждах этих дюдей, о том, как помогает в решении их проблем медицина - если, конечно, современный уровень ее развития позволяет на такую помощь рассчитывать. Короче, меня ^Интересуют все аспекты проблемы - и медицинские, и, я бы сказал, чисто человеческие…
Сабрина перехватила драгоценный груз так, чтобы высвободить правую руку, левой рукой прижала ребенка к груди и, продолжая хранить молчание, посмотрела на Дерека a в упор. Дерек заколебался. Нето чтобы он боялся поручить по физиономии - в его практике случалось всякое. Еще меньше его страшили угрозы отца семейства, который, если верить секретарше, собирался нажаловаться на него начальству. Все это, в сущности, были мелочи. Дерека заставила замолчать исходившая от этой женщины Неведомая ему сила.
На мгновение Дерек даже задался вопросом, какого черта он торчит в этом уединенном садике на крыше, досаждая скрывающейся здесь от мира женщине. Да, он репортер, в чьи обязанности входит добывать информацию и делать на основании ее репортажи. Но добывать информацию - не значит выдавливать ее, выковыривать с кровью. У него возникло ощущение, что, вовлекая Сабрину в затеянное им предприятие, он лишь увеличит ее страдания.
Неожиданно ему пришло на ум, что в основе нравственных страданий Сабрины лежат прежде всего ее отношения с мужем. Послание ее супруга, адресованное Дереку, было пропитано злобой и враждебностью, но в Сабрине не было и намека на недоброжелательство. Она была насторожена - это верно, но любая женщина на ее месте ела бы себя точно так же. В ее глазах проступали печаль, смущение, даже беспомощность, но в них ни на гран не было злобы.
- Я знаю, что вы восприняли случившееся очень тяжело, - снова затронул болезненную тему Дерек.
- Кто вам об этом сказал?
Он не мог ответить на этот вопрос, но, желая всем сердцем изгнать из ее взгляда боль, торопливо произнес:
- Это не имеет значения. Важно другое: теоретически, ваше положение позволяет вам с мужем мобилизовать на борьбу с постигшей вашего ребенка бедой все лучшие средства, имеющиеся в распоряжении современной медицины. Скажу сразу, такими возможностями обладают немногие. В большинстве своем родители не в состоянии выявить подобные отклонения заблаговременно. Другие же упрямо отказываются признавать сам факт наличия у ребенка такого дефекта. Как видите, деньги еще далеко не все. Оказавшись в сходном с вами положении, люди теряются и не знают, как им быть дальше.
Ребенок захныкал, Сабрина прикоснулась к его лбу губами и снова принялась его укачивать. Малыш тут же успокоился.
- Он реагирует на ласку? - поинтересовался Дерек.
- К сожалению, я не знаю, на что он реагирует, а на что - нет, мистер Макгилл.
Для Сабрины бытие ее маленького Николаса все еще представляло непостижимую тайну. Еще более загадочными были для нее протекавшие в голове у такого крохи мыслительные процессы.
- Как вы узнали, что Николас отличается от других детей? - спросил Дерек так мягко, что сам удивился вкрадчивым интонациям, прозвучавшим в его голосе.
- Странный вопрос. Каждый ребенок неповторим и отличается от других. Даже у таких крох имеются и свои достоинства, и свои слабости.
- Каковы же достоинства Николаса?
Она с минуту обдумывала вопрос Дерека, а когда заговорила, глаза у нее увлажнились.
- У него очаровательная улыбка и бесконечные запасы любви.
У Дерека сжалось сердце.
- Он унаследовал эти качества от своей матери?
Она моргнула, сжала губы, и лицо ее приняло прежнее бесстрастное выражение.
- Возможно.
- Но сейчас вы улыбаетесь не так часто, как прежде?
- Верно.
- Можете рассказать, почему?
Сабрина глубоко вздохнула и отрицательно покачала головой:
- Есть вещи, о которых не рассказывают.
- Мне всегда казалось, что кое-чем лучше поделиться, нежели хранить в себе.
Опустив голову, она потерлась щекой о гладкий лобик ребенка. Молчание стало затягиваться. Дерек уже было подумал, что ему сию минуту укажут на дверь, но тут женщина заговорила снова:
- У всех есть проблемы. В мире полным-полно всякого несчастья и одиноких сердец. Некоторые люди находят утешение в том, что делятся своими горестями. - Сабрина помолчала, а потом, понизив голос, добавила: - А некоторые пытаются справиться со своими заботами сами.
- Вам так больше нравится?
- Мне просто ничего другого не остается.
- Но почему? Если мне удастся пролить свет на источник ваших проблем и печалей, быть может, вам станет от этого легче?
- Сомневаюсь, - пробормотала она, впервые хотя бы отчасти признавая тяжесть своего положения. - Медицина - наука несовершенная, а врачи - не волшебники. И сколько бы мы с вами ни высвечивали мою проблему, дефект мозга - есть дефект мозга, и ни медикаменты, ни слова его не излечат.
- Пусть так, но общение с другими людьми поможет вам справиться с вашей бедой.
В ее глазах блеснуло любопытство.
- Так вот, значит, каким образом вы врачуете людскую боль?
- Скажем так: это один из возможных путей.
- Неужели вам и вправду доводилось помогать людям?
- Я тешу себя этой мыслью. Бывает, мы, репортеры, так разворошим иную проблему, что властям просто ничего не остается, как обратить на нее самое пристальное внимание.
По губам Сабрины скользнула слабая улыбка, что несказанно удивило Дерека. Уж она-то имела полное право цинично относиться ко всему на свете, но, как это ни странно, ни обозленной, ни циничной она не была. Доброжелательность - вот то самое слово, каким можно было охарактеризовать ее отношение к миру. Эта мысль пришла в голову Дереку уже во второй раз, окончательно утвердилась в его сознании и затронула его сердце.
Некоторое время они молчали, потом Сабрина спросила:
- А вы знаете, что я пишу?
- Я знаю только, что вы родились в писательской семье.
Ее губы снова дрогнули в улыбке.
- Вы хорошо информированы.
Усмешка на мгновение придала ей беззаботный вид, и это еще больше украсило ее. Черты ее лица смягчились, крохотные морщинки в уголках рта разгладились, а сковывавшее ее напряжение исчезло.
- Вы тоже пишете романы в стиле "вестерн", как и ваш отец? - осведомился Дерек.
Она покачала головой.
- Ни вестернов, ни научно-фантастических романов, на которых специализируется моя мать. И романов ужасов, как мой брат, я тоже не пишу. Я вообще белая ворона в семье. Мое поле деятельности статьи и очерки, короче говоря, публицистика. Я писала для журналов. Но лучшую мою вещь я так и не опубликовала, хотя очень ею гордилась.
- И что же это за вещь? - поинтересовался Дерек.
Она молчала некоторое время и только пристально смотрела ему в глаза.
- Это была статья о жене одного крупного бизнесмена, которого обвинили в изнасиловании и убийстве любовницы. В этой истории меня более всего интересовали чувства жены. Когда статья была закончена и я собиралась передать ее редактору, у меня вдруг появилось ощущение, что я не имею права это публиковать. Бедная женщина и без того достаточно настрадалась. Ее репутация и репутация ее детей были выпачканы в грязи, и я полагаю, им меньше всего хотелось, чтобы кто-то принялся рассуждать об их несчастье со страниц журнала. Они желали одного: покоя и безвестности, чтобы получить возможность начать жизнь сначала.
- Но, быть может, ваша статья могла оправдать эту женщину в глазах общественности? - предположил Дерек.
- Возможно. Но я не могла скрыть того обстоятельства, что она была замужем за психически больным человеком, ни - тем более - отрицать тот очевидный факт, что ее дети были плотью от плоти этого безумца.
- Вы могли бы внушить читателям, что эти люди пострадали безвинно.
- Могла бы.
- Думаю, многие нашли бы эту историю занимательной и даже поучительной.
- Но стоила ли игра свеч? Эти люди купили новый дом и переехали в другой штат. Неужели я должна была ради интересов так называемой общественности вновь публично перетряхивать грязное белье этой семьи?