В течение всей нашей истории после преодоления феодальной раздробленности и до революции 1905 года идея самодержавия никогда ни в одном сословии не подвергалась сомнению. Не будем говорить об отдельных мыслителях или кружках, даже декабристы и "Народная воля" были "партиями", которые не только не пользовались массовой поддержкой, но и не рассчитывали на нее.
Со временем роль различных социальных слоев в жизни общества менялась. В XVII веке, как пишет В. Ключевский, монархия, подавив противодействие боярской аристократии (последним актом здесь был закон 1682 года, отменивший местничество), стала править посредством дворянства. В XVIII веке дворянство само пыталось править обществом посредством правительства, но природа самодержавия повернула к тому, что "в XIX веке дворянство пристроено было к чиновничеству как его плодовитейший рассадник, и в половине этого века Россия управлялась не аристократией и не демократией, а бюрократией, т. е. действовавшей вне общества и лишенной всякого социального облика кучей физических лиц разнообразного происхождения, объединенных только чинопроизводством" (Ключевский 1957: 9). И все же бюрократия не была такой "кучей", по сути она стала новой социальной силой, объединенной в административную иерархию и заинтересованной в том, чтобы ее пирамиду венчала сильная единоличная власть, придающая вес всей пирамиде.
Демократизация как проникновение "простых людишек" во власть
Стоит еще отметить, что в нашей традиции, идущей от еще феодальной эпохи, демократизация понимается как проникновение во власть представителей низших сословий. Так, Ключевский называет шагом к демократизации управления отмену местничества. Естественно, Петр I выглядит демократом, поскольку поднимает наверх людей "подлого" происхождения. В этой логике демократией является и китайская империя, бюрократия которой формируется с соблюдением конфуцианских правил подбора кадров по достоинствам, а не по происхождению и связям. И большевики – также демократы, ибо открывают дорогу к власти простым людям, рабочим и крестьянам. В этом смысле бюрократия не противостоит демократии. Но мы говорим не об этом.
Демократия, на мой взгляд, – это совокупность институтов, позволяющих разным социальным слоям, политическим партиям и идейным течениям отстаивать свои интересы, проводить свои идеи и добиваться власти в открытой публичной политической борьбе.
Традиции законности: слово и дело
В противовес этому в России, по византийской еще традиции, под шапкой самодержавия политическая борьба между сословиями, придворными партиями и группами интересов всегда осуществлялась "под ковром", ее основными инструментами были интриги, подсиживание и насилие.
Чтобы оправдать свои методы, тот, кто побеждал в этой борьбе, всегда старался узаконить насилие. Ведь закон не является изобретением демократии. В абсолютной монархии источником права являются государство, царь, которые всегда, как правило, декларируют независимость и справедливость суда и недопущение произвола. Например, Судебник Ивана III (1497) устанавливал, что судья (боярин или боярский сын) не может судить один, с ним должны быть "дворский, староста, лучшие люди" (Соловьев 1860: 131).
А Соборное уложение царя Алексея Михайловича (1649) требовало, чтобы "всяких чинов людем от большого и до меньшего чину суд и расправа была во всяких делах ровна". Но по поводу того же Уложения В. Ключевский замечает: "Если Уложение действовало у нас почти в продолжении двух столетий до свода законов 1833 года, то это говорит не о достоинствах алексеевского свода, а лишь о том, как долго у нас можно обойтись без удовлетворительного закона" (Ключевский 1957: 142-143).
"Басманному cуду" начала XXI века в России предшествовал "шемякин суд" – выражение, обозначившее извечное недоверие народа к российскому правосудию, в котором желания власти всегда были выше закона. Впрочем, для той эпохи это, видимо, было естественно.
Пять эпизодов
Говоря о российской демократической традиции, я буду иметь в виду именно эпизоды, или периоды, когда становилась возможна открытая политическая борьба, влиявшая на принятие важных решений. Таких эпизодов за все время после преодоления феодальной раздробленности и до революции 1917 года можно насчитать лишь пять: 1) Смутное время; 2) земские соборы, особенно Собор 1648-1649 годов; 3) либеральные реформы Александра II; 4) революция 1905-1907 годов и возникновение русского парламентаризма; 5) революция 1917 года – от февраля до разгона Учредительного собрания.
В ходе обсуждения рукописи коллеги советовали мне добавить к этому списку "затею верховников" 1730 года, а также проекты М. М. Сперанского. Но эти события, и даже восстание декабристов, конечно значимые для элит, не вызвали никаких массовых движений и, с другой стороны, не были их проявлениями. Поэтому я оставил приведенный выше перечень без изменений.
4. 2. Смутное время
Смуту 1605-1613 годов породило боярство, желавшее гарантировать себя от репрессий царской власти, пережитых при Иване Грозном, да и возвыситься вновь – в этом смысле смута была обычным для тех времен конфликтом абсолютной монархии и феодальной аристократии. Особенностью же Смутного времени можно считать то, что в это время в политическое сознание наших предков проникла новая мысль: Московское государство есть государство московского или русского народа, а государство вообще – блюститель народного блага. До тех пор господствовал взгляд удельных времен: государство есть вотчина княжеской или царской династии.
В. О. Ключевский писал: "Когда подданные, связанные с правительством идеей государственного блага, становятся недовольны правящей властью, видят, что она не охраняет этого блага, они восстают против нее. Когда прислуга или постояльцы, связанные с домохозяином временными условными выгодами, видят, что они этих выгод не получают от хозяина, они уходят из его дома. Подданные, поднимаясь против власти, не покидают государства, потому что не считают его чужим для себя… Люди Московского государства поступали как недовольные слуги или жильцы с хозяином, а не как непослушные граждане с правительством. Они нередко роптали на действия правившей ими власти; но, пока жила старая династия, народное недовольство ни разу не доходило до восстания против самой власти" (Ключевский 1957: 52).
Хозяином дома, т. е. государства, был царь. В нем все принадлежало ему. И царь Михаил Романов утвердился на престоле не столько потому, что был избран Земским собором, сколько потому что был племянником последнего царя прежней династии. Косность политического мышления еще не раз сыграет роль в русской истории…
Но в данном случае казавшийся незыблемым порядок был нарушен. Трижды за 15 лет на Руси царя выбирали. Люди видели падение царей, не пользовавшихся поддержкой народа. Они видели, как государство, оставшись без царя, не распалось, а сплотилось и нашло способ своей консолидации. Правда, в способе консолидации не было ничего нового: это были выборы нового хозяина. Однако отношение к нему уже стало иным, по крайней мере на время – пока не утвердилась новая династия.
"Подкрестная запись" Василия Шуйского
От Бориса Годунова бояре ждали крестоцелования об ограничении царского всевластия. Василий Шуйский вынужден был согласиться на "подкрестную запись", в которой он взял на себя обязательство судить подданных не по своему усмотрению, а по закону. По совершении записи царь Василий, по словам летописца, заявил: "Мне ни над кем ничего не делати без собору, никакого дурна", что было не видано до тех пор в Московском государстве (Там же, 38). Он явно хотел опереться не только на бояр, норовивших ограничить его в царских правах, но и на народное представительство.
Договор 4 февраля 1610 года
Однако в социальной среде этого представительства – служилом дворянстве – появились радикальные политические идеи. Посольство противников Шуйского во главе с Михаилом Салтыковым 4 февраля 1610 года подписало с польским королем Сигизмундом III договор, согласно которому на московский престол призывался королевич Владислав. Условия его правления, обозначенные в договоре, чрезвычайно любопытны. Едва ли не главное из них связано с защитой личных прав подданных будущего царя: никто не должен был быть наказан без суда (видно, расправы без суда и следствия были особенно распространены в ту эпоху). Далее оговаривалась свобода передвижения: подданным Владислава "вольно ездить в другие государства христианские, и государь имущества за то отнимать не будет". Земскому собору придавался статус учредительного собрания, поскольку в его компетенцию было отнесено утверждение изменений в Судебнике – тогдашнем варианте гражданского кодекса. В договоре, подписанном с поляками 17 августа того же года уже представителями высшего московского боярства и во многом повторявшем договор Салтыкова, нормы о свободе передвижения и возвышении незнатных людей по заслугам все же вычеркнули. Договор 4 февраля Ключевский оценил как "целый основной закон конституционной монархии", чего нельзя сказать о боярском договоре от 17 августа: "Правящая знать оказалась на низшем уровне понятий сравнительно со средними служилыми классами", – написал историк (Там же, 44). За этими документами стояла открытая политическая борьба, чаще всего вооруженная, и именно со стремлением прекратить ее связано появление обоих договоров… Вскоре дело дошло и до первого на Руси крупного восстания, во главе которого встал Иван Болотников.
В конечном счете в 1613 году Земский собор избрал царем Михаила Романова. Смута закончилась. Но следы политических идей, родившихся в это время, дали знать о себе и позднее, и в том числе в земских соборах всего XVII века.