Были бы они так милы со своими пожеланиями, рукопожатиями и поцелуями, знай они всю правду о Тайлере Кинкейде? Если бы вдруг открылась парадная дверь и в нее зашел тот дерзкий мальчишка, каким он был когда-то? У того мальчишки был воинственный вид и норов, так что вряд ли кому-нибудь удалось бы вышвырнуть бродягу из этого мраморного дворца. Представив воочию эту картинку, Тайлер едва не рассмеялся.
– Чертовски хорошая получилась вечеринка, Кинкейд, – сказал на прощание мэр, хлопая его по плечу. – Не многим удается так весело отпраздновать свой день рождения.
День рождения. Губы Тайлера искривила горькая усмешка. Никто на этом свете, черт возьми, не знает, когда его настоящий день рождения! Детей подбрасывают на ступени больницы, как правило, без свидетельства о рождении.
Ему рассказали об этом Брайтоны, нашедшие его там 18 июля и взявшие к себе. Никто не мог точно сказать, сколько ему было дней от роду – один или три. Поэтому социальная служба определила ему днем рождения 18 июля.
«Кто мой отец? – допытывался маленький Тайлер. – А мама?» – «Мы твои родители», – ответили Мира и Джеймс Брайтон, переглянувшись.
Но они не были ими. Нет, они были добры к нему. Вернее сказать, они его не обижали, но никогда и не любили. Тайлер видел на примере других детей, что значит настоящая родительская любовь. Это когда отец ласково кладет большую руку на голову сына и треплет его вихры, а мама обнимает и нежно целует. В его жизни не было ничего подобного. Никто не обнимал его, когда он приносил из школы хорошие отметки, и не сердился, когда они были плохими.
А имя? Губы Тайлера сжались в горькую линию при этом воспоминании. Его звали Джон Смит. Как может человек жить с таким именем? Он хотел изменить его, но Брайтоны сказали, что он не может этого сделать. «Это твои имя и фамилия, Джон», – сказал Джеймс Брайтон. И он оставался Джоном Смитом. В десять лет он перестал задавать вопросы, на которые все равно не было ответов. Брайтоны так и не усыновили его и не дали своей фамилии.
Но однажды его жизнь круто изменилась. Воскресным днем, когда они втроем возвращались с загородной прогулки, в их машину врезался грузовик.
Тайлер отделался испугом и несколькими ссадинами. Стоя на обочине, он наблюдал, как из искореженной машины извлекают тела людей, которые называли себя его родителями. Лицо мальчика оставалось бесстрастным. На его плече лежала тяжелая рука полисмена. «Паренек в шоке», – услышал он слова полицейского, обращенные к социальному работнику, приехавшему за мальчиком. Но он не был в шоке, он просто не мог оплакивать людей, которых, по сути, совсем не знал.
Потом о нем заботилось государство. Его поместили в приют, где жило много таких же мальчиков, как он, – без прошлого, без надежды на будущее…
Но у них были хотя бы настоящие имена. Ему же из-за своего имени пришлось вынести много насмешек. «Джон Смит, – презрительно говорили ребята. – Ни у кого не может быть такого имени».
И они были правы. В день, когда ему исполнилось шестнадцать, он изменил имя: Тайлер он взял из главы учебника по истории Америки, а Кинкейд – из одного фильма, виденного по телевизору.
Это вызвало новый шквал насмешек. «Никто не дает имя сам себе», – издевались мальчишки. «А я дал», – твердо ответил Тайлер и разбил нос первому же, кто посмел засмеяться.
С тех пор Тайлер Кинкейд стал тем, кто он есть. Это Тайлер Кинкейд, а не Джон Смит, попал в поле зрения правоохранительных органов, угнав шутки ради автомобиль от универсального магазина. Наказанием ему определили восьмимесячное пребывание в исправительном учреждении, так называемом «Ранчо для мальчиков», где он много узнал о лошадях и о себе самом.
В восемнадцать лет, покинув «Ранчо», Тайлер Кинкейд записался в морскую пехоту.
Спустя годы, купив собственное небольшое ранчо, он понял, что неплохо разбирается не только в лошадях, но и в инвестициях.