Я специально поставил вопрос именно так. Я начал бояться, что если я спрошу его, понравилось ли ему, то могу получить отрицательный ответ… и тогда всё застопорится. А так я вроде как спросил его о его мужестве. Типа как взял на "слабо".
- Нормально, - ответил он снова.
Ах, черт! Ведь я же хотел уважать если не закон, не мораль, то хотя бы нравственность! А если так, то я обязательно должен спросить его, понравилось ли ему. Да, но ведь это будет уж совсем странно: уколоть до кости, повернуть грифель в его нежной и сильной плоти, - а потом еще и спросить: тебе нравится? Ведь это уже откровенное садо-мазо будет. Нет, лучше в следующий раз я уколю, но поворачивать не буду или только чуть-чуть. А сейчас спрашивать не надо. Не надо.
Нет… лучше сейчас вообще не колоть. Только гладить, если правильно отвечать будет.
Успокоив его несколькими заслуженными поглаживаниями, я внезапно сказал:
- А теперь давай проведем другой опыт. Физический.
Леша посмотрел на меня с любопытством, возможно, с некоторым страхом и… а может, мне показалось? - с сладострастием отдавания. Неужели ему и правда нравится подчинять свое обнаженное тело моей изощренной и властной одетости?
- Мы будем заниматься, как обычно, делать упражнения, ты будешь что-нибудь говорить, а я буду смотреть, как звучит твой голос внутри тебя, - произнес я как можно спокойнее.
Но это был переломный момент. Я ощутил вдруг и членом, и сердцем, и разумом, что если он все-таки обычный в половом отношении мальчик, то эта игра должна показаться ему слишком странной, даже извращенной, что теперь она уже должна окончательно ему надоесть. Прикосновения чужого, пусть и приятного вроде бы, взрослого, пусть и всё равно молодого, человека, да еще и в таком количестве, да и еще не оправданные теперь уже учебным процессом, должны вызвать у него "смутные подозрения" относительно меня, как говорил герой одного известного фильма. Должны… если только они на самом деле не стали ему по какой-то причине приятны и желанны.
- Вы хотите залезть в меня и оттуда прислушаться к моему голосу? - засмеялся он.
- Это идея! - ответил я как можно веселее и легче. - Сожри меня, как кит Иону! И проведем физический опыт.
- Вы в меня не влезете, - вздохнул он печально. - Не получится.
- Да, - подтвердил я ему в тон. - Значит, придется слушать снаружи то, как звучит оно внутри. Идет?
Вот он, вот он, пресловутый момент истины! И, главное, у меня хватило мужества и… нравственности спросить его согласия. Обратите внимание, господа присяжные, я оставил за ним полное право отказаться. То, что я предложил сейчас сделать, никак не было связано с учебным процессом. Так что в случае отказа я никак не мог упрекнуть его в том, что он саботирует занятия. Я никак не давил на него.
- Давайте попробуем, - ответил он тем же странным, неопределенным тоном, что и раньше. Но тон уже был мне не нужен. Я и так всё понял - по смыслу слов, по самой ситуации. Мне стало легко, тепло и светло. Он не то чтобы сам шел в мои жаждущие его плоти руки, но, по крайней мере, ничуть не сопротивлялся. И всё же необходимо было проявлять осторожность. Наброситься на него прямо сейчас и начать его терзать, издавая страстные и хриплые стоны, было бы грубой, недопустимой ошибкой. Нужно было действовать постепенно.
- Открой упражнение 9 на странице 110, - сказал я обыденно. - Прочти задание. Вслух.
Некоторое время он недоуменно листал учебник в поисках нужной страницы. Руки его двигались, меняли форму и юные розовые кружочки на его сильной загорелой груди. Я наслаждался их игрой. Наконец он нашел нужную страницу и набрал в легкие воздух, чтобы начать читать. Гладкая мальчишечья грудь его восхитительно расширилась. Я коснулся правой рукой его левого соска… как, согласно Кундере, Гёте - Беттининой груди.
- Эксперимент, - пояснил я с ненужной виноватостью в голосе.
- А, - кивнул он серьезно и стал читать: - "Раскройте скобки, употребляя глаголы в Present Indefinite". Ну как?
Он сам меня спрашивает! Ему нравится эта игра!
- Чувствую, но не очень сильно, - ответил я. - Сердце… сердце мешает. Вытащим его на время?
Он засмеялся. Он любил такие шутки.
- Попробуем там, где сердца нет, - предложил я. Я прекрасно знал, что сердце находится не слева, а почти что посередине. Мне просто хотелось пощупать всю его грудь, оба соска. А заодно лучше приучить его к своим прикосновениям. И я сдвинул свою руку вправо.
- "He… is speaking to us every morning", - прочел он дальше. - Слышно?
Вместо ответа я властно и хищно сжал в кулак его смуглую мускулистую плоть. Вся его правая грудь вместе с соском оказалась в моей ладони. Я снова почувствовал, что держу в руках жаркое и алое сердце юной и голенькой Красоты.
- Что такое? - спросил он удивленно, но даже и не подумал возмутиться.
- Я решил совместить два эксперимента, - ответил я с улыбкой. - Ты ответил неправильно, и я решил подкрепить это отрицательным стимулом. А слушать лучше всего у шеи. Там голосовые связки, гортань.
У шеи, действительно, слышно было хорошо.
- А теперь давай попробуем здесь. - Я опустил свою руку на его обнаженный коричневый животик.
- Почему здесь? - спросил он.
- Потому что женщины дышат грудью, а мужчины животом. В животе будут большие колебания воздуха. Мне интересно проверить, отразится ли это на слышимости звука, - соврал я.
- Проверьте! - воскликнул он впервые с готовностью.
Я запустил свои хищные пальцы в его нежную и мохнатую вертикальную ямочку.
- А расскажи-ка мне теперь теорию, - проговорил я, сладострастно шевеля пальцами в его открытой и беззащитной теперь для меня плоти. - Значение временной формы Present Indefinite, он же Present Simple. Сферы употребления.
- Ну это настоящее время, - ответил он нерешительно.
Я чувствовал, как он вдыхал воздух, как чуть поднимался его ласковый животик, и как он его выдыхал, как плоть его уходила внутрь. Он делал это по моему приказу. Я мог наблюдать и ощущать своей цепкой рукой каждое шевеление его обнаженного тела. Он снова стал моим голым и прекрасным рабом. Как мне хотелось растерзать его, присвоить его нагую и глупую украинскую Красоту, данную ему просто так, от рождения, ни за что! Но это было невозможно. И приходилось мстить… хотя бы словами.
- Present Continuous тоже настоящее время, - сказал я. - В чем разница между ними?
- Ну э-э-э… - пробормотал он. - Это…
- Что? - спросил я настойчивее, уже откровенно царапая ногтями его юную впадинку. Терзать, терзать, если не руками и ногами, если не зубами и не плетью, то ногтями - и самое лучшее, что в нем есть, самое прекрасное, самое ценное! Терзать, мучить… именно за то, что оно прекрасное! За то, что оно есть у него, а у меня нет, за то, что я-то в этом не виноват, за то, что оно просто так вышло, за то, что у меня есть право одетого, умного и старшего над ним - раздетым, глупым и таким юным. Когда нет Красоты у самого, ничто так не радует, как власть над чужой обнаженной Красотой. - Мы же это обсуждали, и не раз! Неужели ты не помнишь? Куда девается вся твоя память?
- А! - воскликнул он, и я почувствовал, как его нагой пресс сжался вокруг моего вонзившегося в него пальца. - Present Continuous - это то, что прямо сейчас!
- Так. А Present Indefinite?
- То, что потом! - захихикал он, и свеженький темно-золотистый пушистый животик его заходил ходуном, задрожал, запрыгал. Как я ликовал!
- Present Indefinite в самом общем случае - это то, что происходит тоже в настоящее время, но не прямо сейчас, а обычно, часто, редко, никогда, иногда, всегда… в общем, "по жизни", - пояснил я. - Понятно?
Задав этот вопрос, я хищно заглянул в его красивые светло-карие глаза, ущипнул его кожу в ямочке и дернул за волоски внизу живота.
- Ай, больно! - засмеялся он и заерзал под моим прямым взглядом, под моей твердой рукой, под моей одетостью, под моими знаниями - под моей властью.
Да-да, именно засмеялся.
На другом занятии, в перерыв, он показывал мне своих хомяков. Эти маленькие светло-коричневые существа жили на балконе в довольно большой клетке, сделанной в виде дома - с этажами, трубой и лестницей, по которой они постоянно лазили. Мне было странно их шебутное, суетливое, хищное, беспокойное и такое нелепое существование, - как, впрочем, и им мое, наверное. Они всё время бегали туда-сюда, жевали корм, а если его не было, то нервно и безостановочно грызли металлические прутья решетки, обрамлявшей их клетку.
Мой голенький Леша качал их клетку, изображая землетрясение, выпускал их наружу, сажая на свою сильную руку, переносил из одной ладони в другую, пускал на стол и снова ловил их. В конце концов он посадил их на свой большой игрушечный грузовик с дистанционным управлением и запустил его на изрядной для хомяков скорости. Они явно пришли в смятение. Им стало страшно, они хотели слезть на пол, но спрыгнуть тоже боялись, так как скорость для них была довольно большой. Они не знали, что делать, и метались по грузовику, как герои фильмов.
Леша, мальчик вообще-то незлой, очень радовался, глядя на них. Это зрелище безумно меня возбудило. Прекрасный и дикий обнаженный зверек, издевающийся над другими зверьками, только поменьше. Да он садо-мазохист! Ему нравится как бы отдаваться мне, принимать от меня некоторую боль, разрешать мне, закрытому, щупать его открытое тело в его самых нежных и милых местах, - но ему нравится и брать: мучить других, пусть вроде бы и в шутку.