Но это вовсе не значит, что постулаты и доводы неолиберализма являются рациональными и в существенно иной реальности, например, в России. Даже напротив, перенесение их социальной модели в иную экономическую и культурную среду практически наверняка лишает «их» обоснование рациональности. Это — почти очевидное элементарное правило.
К. Леви-Стросс, изучавший контакты Запада с иными культурами, писал в книге «Структурная антропология»: «Трудно представить себе, как одна цивилизация могла бы воспользоваться образом жизни другой, кроме как отказаться быть самой собою. На деле попытки такого переустройства могут повести лишь к двум результатам: либо дезорганизация и крах одной системы — или оригинальный синтез, который ведет, однако, к возникновению третьей системы, не сводимой к двум другим». Такой синтез мы видели и в России (СССР), и в Японии, и в Китае. Такую дезорганизацию и крах мы видим сегодня в Российской Федерации.
Неолиберализм исходит из механистической картины мира, а в российском «неолиберальном» обществоведении механицизм и «рыночный» детерминизм приобрели характер фундаментализма. Кроме того, ликвидация «цензуры» советской идеологии освободила в сознании российских неолибералов такие темные и даже архаические силы, что произошел откат в методологических и ценностных установках, которого мало кто мог ожидать. Зачастую это даже не откат, а «прыжок в сторону» от привычных культурных норм. Речь, конечно, не обо всей экономической науке, а о ее официально утвержденной и доминирующей части. Общие признаки «нового мышления» этих российских экономистов — отсутствие логики и полная оторванность от реальной жизни, радикальный стихийный идеализм.
Опасность для России, да и для многих других стран, заключается в том, что этот идеализм, механицизм и рыночный фундаментализм буквально нагнетается из авторитетных кругов самого Запада. Дж. Грей пишет: «Ожидать от России, что она гладко и мирно примет одну из западных моделей, означает демонстрировать вопиющее незнание ее истории, однако подобного рода ожидания, подкрепляемые подслеповатым историческим видением неолиберальных теоретиков, в настоящее время лежат в основе всей политической линии Запада».
Хотя «подслеповатые неолиберальные теоретики» упоены своей видимой победой и глупо выглядели бы сегодня советы, которые им могут дать русские, но вскользь заметим, что в эпоху глобализации опасно создавать столь глубокий и столь длительный кризис, который создан в России, даже если ненависть к ней до сих пор жива. Яд от чужого кризиса распространяется по неизученным каналам, и западное общество может не иметь против него иммунитета — тем более, что очень многие институты Запада находятся сейчас далеко не в лучшем состоянии. Хаос, организованный неолиберальной реформой в России, может трансформироваться в новые формы хаоса, текущего на Запад.
Анализируя причины краха неолиберальной реформы в России, мы должны понять природу «гибридизации» западного и туземного сознания, которая порождает синергическую интеллектуальную конструкцию, доводящую травмирующие свойства любой реформы до состояния абсурда, несовместимого с жизнью общества. Таков был в России абсурд утопии свободного рынка.
Фундаментальный замысел реформы заключался в переводе всех сторон жизни в России на рыночные отношения. Эта утопия недостижиманигде в мире, в России же она убийственна и ее реализация неминуемо повлекла бы физическую гибель значительной части населения. На эти вполне корректные, академические указания ни политики, ни их западные советники просто не отвечали — они делали вид, будто всех этих трудов русских экономистов, географов, социологов, начиная с XIX века, просто не существует.