Где-то в глубине души она тешила себя надеждой, что он испытывал к ней настоящую страсть. Но вот он стоял перед ней со сжатыми кулаками и горящими от ярости глазами. Кем-кем, а хамом он никогда не был. Скорее наоборот — для такого горячего и страстного человека он был просто олицетворением ласки, терпения и доброты. Только ей от этого не легче. Она так и не смогла переступить через свои предрассудки.
Секс. Какая-то мелочь, не имеющая никакого значения, нечто, что она могла заставить себя перетерпеть, когда в этом была необходимость, как и все женщины во все времена. Те глупые аргументы, которые позволили ей избежать физической близости до свадьбы, теперь не давали ей покоя. Тогда она даже тайно гордилась тем, что разжигала в нем такой огонь. Позже, однако, она стала бояться этого пламени, всячески избегая его прикосновений.
Рафаэль, как всегда, придает слишком большое значение собственным переживаниям, подумала она горько. А о ней он хоть раз подумал? Да откуда ему знать, что такое быть замужем за ним, мужчиной до корней волос, сознавая при этом, что в постели ты — ноль? Что такое жить и чувствовать, как день за днем, час за часом ты все больше и больше его теряешь? И в конце концов опуститься так низко, что даже простить ему неверность? Она тогда просто закрыла глаза, не желая ничего видеть. Она была готова на все, только бы удержать его около себя. Она научилась этому у своей матери, прожившей бок о бок с человеком, чьи любовные похождения были столь же многочисленны, сколь и общеизвестны.
Рафаэль налил себе бренди и выпил. Под бронзовой кожей на шее у него заиграли мощные мышцы.
— Я сегодня, пожалуй, напьюсь.
— Ты за рулем? — вдруг заговорила в ней ее практичность.
Он бросил на нее убийственный взгляд.
— Сколько прозы, сколько разума… Настоящая леди. Туго стянутые в узел волосы, глухие, как у принцессы, платья. Вот с кем я жил. Снисходительные улыбочки, светские разговоры, а тем временем брак наш летел в тартарары. Этого замечать нельзя. О таких личных, интимных вещах говорить не положено. Это нехорошо. Так, кажется, вы выражаетесь?
Она дрожала. О Боже, зачем он пришел? Зачем ему понадобилось топтать ее еще раз? «Никогда не огладывайся назад, смотри только вперед», — учила ее как-то двоюродная тетка Петиция. До сих пор этот совет неплохо помогал ей в жизни. Когда Петиция умерла, лишив ее своей несколько бесцеремонной и малосентиментальной поддержки, Сара и не подозревала, что в один прекрасный день окажется вот в этой квартире и будет иметь очень мало общего с той запутавшейся несчастной девчонкой, какой она была в двадцать лет. Но прежде, чем она обрела уверенность в себе, ей пришлось пройти сквозь огонь и воду. Она более не страдала от чувства вины и не поддавалась влиянию родителей. Она научилась не насиловать и не ломать себя только ради того, чтобы понравиться другим. В течение года, что Сара прожила одна в Лондоне, она с каждым днем становилась увереннее. И вдруг, так неожиданно… так страшно. Будто ее отбросило на несколько лет назад.
Рафаэль словно не чувствовал за собой никакой вины. А ведь невинность он потерял еще в колыбели, сердито думала она, и образ, который она видела перед глазами, был совершенно иным: Рафаэль, со смехом одаривающий цветами парижскую старьевщицу на каком-то пыльном тротуаре в знойный день. Рафаэль был тогда отчаянно, неописуемо счастлив и желал поделиться своим счастьем со всем миром. В те дни он походил чем-то на ребенка. А сейчас это безвозвратно ушло в прошлое.
В уголках его словно выточенного рта угадывался цинизм. Так пристально смотреть мог только Рафаэль. Он видел человека насквозь, добираясь до самой его сути.
— Может, вызвать такси?
Она уже больше не могла выносить это молчание.
— Я уйду, когда пожелаю. — Он сухо рассмеялся.