Закладка корабля состоялась 29 июня 1723 года на верфи Санкт-Петербургского адмиралтейства лично Петром. Обставлено всё было весьма торжественно. С постройкой корабля особо не торопились. Пётр хотел использовать свой 100-пушечный первенец как своеобразную школу-лабораторию, чтобы на ней в совершенстве освоить способы обеспечения "продольной крепости" на "французский манер".
- Каково будет имя сего великана? - спросила императрица Екатерина в один из дней, когда Пётр заявился во дворец к обеду, разгорячённый работой на верфи.
- Был бы корабль, - засмеялся в ответ Пётр, - а имя даст сама гистория наша!
Император не только участвовал в строительстве, но и самолично руководил им. Часто бывая на стапеле, беседовал со своими учениками, отдавал приказания, вникал в каждую мелочь. Когда же ему предстояло куда-то отлучиться либо государственные дела не давали ему возможности самому побывать на верфи, он оставлял письменные указания, поражающие своей скрупулёзностью и дотошностью. Так, уезжая по делам из Санкт-Петербурга, он велит оставшемуся за него на стапеле подмастерью Карлсбому: "…Добрать ингоуты к носу, так же клюис-штоты и прочие в бухте, так же галф-транцами в ахтерштевне до општотов, которые до меня не ставить; в то же время чистить корабль под доски, как снаружи, так и внутри…" (хотя современный читатель вряд ли разберётся в нагромождении терминов, большая забота государя о своём детище очевидна).
Со временем за 100-пушечным кораблём как-то само собой утвердилось название "государев корабль". Этого не отрицал и сам Пётр. Так, в "Реестре кораблям, находящимся на стапелях в строении в 1724 году" в графе, где указываются названия создаваемых кораблей, против 100-пушечного новостроя значится: "Собственный Её Императорское Величество 100-пушечный корабль".
В последний раз Пётр I появился на стапеле незадолго до своей кончины. Словно предчувствуя недоброе, собрав подле себя мастеров, сказал им:
- Что бы ни стряслось, каждый из вас, господа корабельщики, отвечает за строение сие, и не предо мною, а пред Отечеством нашим!
Уже покидая стапель, Пётр в задумчивости обошёл остов будущего корабля. Через неполный месяц по хрустящему январскому снегу рыдающие соратники провожали его в последний путь…
Со смертью Петра строительство корабля прекратилось. Одинокий, занесённый сугробами, остов сиротливо высился на берегу близ адмиралтейства. Лишь жалобно кричали в вышине голодные чайки. А тем временем вдалеке от верфи разворачивались бурные события, в центре которых был последний корабль Петра. Уже через несколько месяцев после погребения своего соратника и учителя собрались корабельные мастера посовещаться: что делать с "государевым кораблём" дальше? Решали долго. Наконец, слово попросил Федосий Скляев:
- Предлагаю строить сей корабль подмастерьям Пальчикову и Карлсбому. Ибо оба там при государе работали и помыслы его лучше других знают!
Но одновременно заседала и Адмиралтейств-коллегия. Вопрос был тот же: что делать со 100-пушечным кораблём? Кому его достраивать? Решение здесь было иное: поручить достройку сего корабля английским мастерам Ричарду Броуну и Наю. Там же было решено истребовать от хранителя всех царских чертежей Скляева листы с расчётами этого корабля для передачи англичанам. "Мастер добрых пропорций" ответил категорическим отказом. Это был вызов…
Коллегия ещё раз потребовала от упрямца вернуть чертежи. Скляев был непоколебим.
- Да хоть ножами режьте! - заявил смело. - Ан всё одно вам бумаг сиих как ушей своих не видать!
И ещё дальше чертежи запрятал.
Снова собралась на заседание коллегия. Снова там кипели страсти. На этот раз адмиралы были более осмотрительны. Новое решение в конце концов приняли такое: строить корабль "всем мастерам с общего согласия" под началом Броуна…
Теперь уже взбунтовались все российские корабелы.
- Не бывать тому! - горячились. - Нам достроить сие судно государем завещано, мы это и исполним!
Во главе "мятежников" встал смелый и решительный Филипп Пальчиков. Он осмелился не только не исполнить указ Адмиралтейств-коллегии, но и издать свой собственный крамольный ордер, приведший многих в оцепенение: "…Корабельного мастера Броуна, чужестранных иноземцев, чернецов, попов и протчих гулящих людей на корабль не пускать". Вокруг новостроящегося 100-пушечника встали бдительные караулы, отгонявшие каждого, кто пытался пробраться на стапель. И хотя Броун и Най беспрестанно жаловались в коллегию, что им творится "немалая конфузия" и обида, адмиралы идти на обострение отношений с мятежными корабелами более особо не хотели. В конце концов в дело вмешалась Екатерина I. По её решению достройка корабля была поручена всем русским корабельным мастерам во главе с Федосием Скляевым.
Работы возобновились. Мастера, строя днём свои корабли, вечером дружно спешили на "государев". Сам Скляев оставил свой почти законченный постройкой 54-пушечный "Выборг" разобиженному Броуну и полностью перешёл на петровский 100-пушечник.
Двадцать девятого июня 1727 года, спустя ровно четыре года после закладки, первый русский 100-пушечный линейный корабль, названный в честь своего создателя и его (в то время царствовавшего) внука Петра II "Пётр I и II", был торжественно, при большом стечении народа спущен на воду. В мае 1729 года под командой капитана Бранта корабль совершил свой первый переход из Санкт-Петербурга в Кронштадт. Проводку осуществляли две галеры под водительством капитан-лейтенанта Косенкова-Тёмкина. Затем ещё в течение целого года на корабле велись всевозможные доделочные работы.
Весной 1729 года, когда сошёл лёд, на "Петре I и II" подняли трёхцветный вымпел: корабль вступил в свою первую морскую кампанию. По специальному указанию Адмиралтейств-коллегии 100-пушечный флагман российского флота был укомплектован лучшими офицерами, команда же его насчитывала более восьмисот человек. В торжественной обстановке на корабле подняли флаг командующего Кронштадтской эскадрой адмирала Сиверса. События те навсегда запечатлены в скупых строках хроники русского флота: "…Того ради палили с оного корабля из 13 пушек, потом и со всех кораблей, стоящих на рейде, палили по стольку же пушек". Ветераны морских баталий Северной войны встречали нового боевого сотоварища! В ордере Адмиралтейств-коллегии на начало кампании 1729 года говорилось: "…А новопостроенный корабль "Пётр I и II", "Пётр II", "Наталия" и "Шлюсельбург" для опробования их на ходу отправить в кампанию на месяц, а морских служителей определить на "Пётр I и II" 800".
В первых числах мая во главе эскадры 100-пушечный корабль вышел в Балтику. Через неделю спокойная погода сменилась штормовой. Капитан Брант волновался: как поведёт себя "Пётр" в свежий ветер, как будет слушаться руля? Но все волнения оказались напрасны - корабль показал себя с самой лучшей стороны. Замыслы и теоретические расчёты основателя русского флота оправдались полностью. Теперь стало окончательно ясно, что отечественные корабелы могут создавать трёхпалубные 100-пушечные гиганты, а моряки - успешно осваивать их.
Первая кампания "Петра I и II" была непродолжительной: 9 июня корабль вернулся в Кронштадт. На нём спустили вымпел, сняли пушки, а команду ботами отправили в Санкт-Петербург. По первому плаванию был составлен отчёт, в котором говорилось: "Корабль "Пётр I и II" во всяком действии доволен, как в ходу, так и в крепости, и под парусами, и в поворачивании, и в строении онаго никакого погрешения, за что б такого мастера великого за его искусство и труды вечно прославить надлежит. Корабль "Пётр I и II" строен по чертежу и трудами блаженной и высокославныя памяти государя императора Петра Великаго и устроена во всякой, как в крепости, так и в ходу под парусами, исправности, и за то просит для незабвения высоких Его трудов о прославлении…"
В последующие годы "Пётр I и II" неизменно являлся флагманским кораблём Балтийского флота. Все петровские адмиралы непременно поднимали свои флаги именно на нём, словно отдавая дань памяти его создателю.
Интересное описание оставил о поразившем его корабле "Пётр I и II" служивший в Петербурге во второй половине 20-х годов XVIII века академик Георг Бюльфингер: "Над водою возвышается сооружение более чем трёхэтажное: 52 фута. Большая часть его великолепно разукрашена золочёной резьбой. Вместо окошек - четырёхугольные отверстия, из которых выглядывают тяжёлые орудия… Внутри просторные, снабжённые галереями каюты, из них одна, выложенная кедровым деревом, привозимым из Сибири, услаждает входящих весьма приятным запахом… Огромно и вместе с тем искусно должно быть сооружение, в котором живёт от восьмисот человек и которое носит 100 и более штук тяжёлых орудий…" Что ж, "Пётр I и II" действительно поражал воображение современников и размерами, и боевой мощью, и отделкой.
Окончились двадцатые годы, начались тридцатые. Над Россией нависла тьма бироновщины. Флот, достигший к середине двадцатых почти полного совершенства, начал постепенно приходить в упадок. Всё меньше и меньше денег отпускается на него, всё хуже отношение к морякам. Прекращается строительство новых кораблей и ремонт старых. Чтобы хоть как-то сохранить боевое ядро флота, члены Адмиралтейств-коллегии резко сократили плавание кораблей в море. Многие из них и вовсе были поставлены на прикол.
Не избежал общей участи и "Пётр I и II" - на протяжении пяти лет он не выходил в море. Только в 1732 году корабль под флагом адмирала Гордона возглавил трёхнедельное крейсерство Балтийского флота у Берёзовых островов. В 1734 году он принимает активное участие в боевых действиях против французского флота на Балтике. Во главе эскадры он участвует в бомбардировке крепости Вексельмюнде и пленении 30-пушечного французского фрегата "Бриллиант".