Манштейн, относившийся к Миниху не без иронии, отмечал, что фельдмаршал мог легко захватить Бирона в апартаментах Анны Леопольдовны, куда тот приходил без охраны, и не преодолевать многочисленные караулы, выставленные вокруг дворца, подвергая все предприятие ненужному риску. "Но, - пишет мемуарист, - фельдмаршал, любивший, чтобы все его предприятия совершались с некоторым блеском, избрал самые затруднительные средства".
Аресты, произведенные в ночь переворота, показывают, что число сторонников Бирона, на которых он мог опереться, было ничтожно. Были арестованы младший брат Бирона Густав и Кабинет-министр А. П. Бестужев-Рюмин. Кроме того, послали гвардейцев в Москву и Ригу, чтобы захватить старшего брата Бирона Карла и зятя временщика генерала Бисмарка. Свержение Бирона застигло врасплох не только иностранных дипломатов, но и правящую верхушку России. Как сообщал английский посол Э. Финч, А. П. Бестужев-Рюмин при аресте недоумевал, "чем навлек на себя немилость регента", а А. М. Черкасский явился утром как ни в чем не бывало в апартаменты Бирона на очередное заседание Кабинета министров. Все это, разумеется, облегчило переворот.
Победители сразу же занялись перераспределением власти и огромных богатств Бирона. 9 ноября 1740 г. был обнародован манифест, в котором Иван VI Антонович провозглашал, что Бирон, будучи регентом, "любезнейшим нашим родителям их императорским высочествам государю нашему отцу такое великое непочитание и презрение публично оказывать, и притом еще с употреблением непристойных угроз (намек на допрос принца 23 октября. - Е. А.), также дальновидные и опасные намерения объявить дерзнул, по которой (причине. - Е. А.) не только… любезнейшие наши государи родители, но и мы сами, покой и благополучие империи нашей в опасное состояние приведены быть могли б… И для того, - продолжал двухмесячный император, - необходимо принуждены себя нашли по всеподданнейшему усердному желанию и прошению всех наших верных подданных духовного и мирского чина оного герцога от того регентства отрешить". Правительницей на место Бирона с теми же полномочиями грудной младенец "назначил" свою мать Анну Леопольдовну. Отец царя был объявлен "императорским высочеством соправителем", генералиссимусом вооруженных сил России. Б. К. Миних был назначен первым министром, А. И. Остерман - генерал-адмиралом. А. М. Черкасский стал канцлером, М. Г. Головкин - вице-канцлером. Рядовые участники переворота получили награды и повышения.
Свержение регента не привело к сплочению правящей верхушки. Наоборот, исчезновение с политической сцены "нового Годунова" (так Бирон охарактеризован в манифесте 14 апреля 1741 г.), нагонявшего страх на всех более десятка лет, развязало руки многим при дворе. Оживилось Брауншвейгское семейство, надеявшееся закрепиться у власти. Если при Бироне осторожный Остерман избегал каких-либо явных демаршей, то теперь и он стал проявлять себя, выступив в роли постоянного советчика неопытной в делах правительницы. Как потом оказалось, главной целью его тонкой интриги было отстранение Миниха от власти и занятие первенствующих позиций при дворе. Союз Миниха, давнего и некогда верного сторонника Бирона, и Брауншвейгской фамилии не мог быть долговечным.
Человек прямолинейный и необычайно честолюбивый, Миних требовал для себя - в заслугу за совершенный "подвиг" - особых почестей и практически неограниченной власти. Став первым министром, он надеялся занять при Анне Леопольдовне место Бирона. Но сразу после переворота он опасно заболел, а когда в начале 1741 г. взялся за дела, то почувствовал, что упустил время и что его обошли, оттеснили от власти. Остерман сумел вернуть себе иностранные дела, Черкасский и Головкин получили внутреннее управление, а у Миниха, как и во времена Бирона, осталось только военное ведомство, да и здесь он оказался в подчинении у генералиссимуса Антона Ульриха. Между принцем и Минихом начались стычки. Пытаясь вернуть ускользавшую власть, Миних вступил в борьбу с Остерманом и Черкасским, чем вызвал недовольство правительницы. Поведение Миниха настораживало брауншвейгцев. Как писал Э. Финч, наиболее близкий ко двору Анны Леопольдовны дипломат, правительница говорила, что "арест бывшего регента вызван скорее расчетами личного честолюбия графа Миниха, чем его привязанностью к ее высочеству"; что она "не в силах… более выносить заносчивого характера фельдмаршала" и ей "известно непомерное честолюбие фельдмаршала, крайняя невоздержанность его характера и его слишком предприимчивый дух, не позволяющий на него положиться".
Здесь нельзя не заметить определенных реминисценций с челобитной арестованного Бирона, в которой он, ссылаясь на свой печальный опыт, призывал правительницу не доверять Миниху, способному совершить новый переворот, поскольку "нрав графа фельдмаршала известен" и он "имеет великую амбицию, и притом десперат (неисправим. - Е. А.) и весьма интересоват". Поэтому, когда вконец раздосадованный Миних опрометчиво потребовал отставки, он ее получил даже без подачи формального прошения. Отстраненный от власти, Миних тем не менее по-прежнему бывал при дворе. Но для всех было очевидно, что его звезда как политического деятеля закатилась.
Началось самостоятельное правление Анны Леопольдовны, но по существу оно таковым не было. Правительница и ее супруг не отличались ни дарованиями, ни опытом в государственных делах, ни даже энергией. По свидетельству мемуаристов и дипломатов, Анна Леопольдовна не проявляла желания входить в дела, проводила большую часть дня в своей опочивальне, ходила небрежно одетой и непричесанной, была угрюмой и неряшливой. Современники отмечали ее необычайную привязанность к фрейлине Юлии Менгден. Приезд семьи Менгден в январе 1741 г. был самым большим праздником для правительницы, сразу сделавшей Юлии царский подарок - имение стоимостью 140 тыс. руб. Кроме того, Юлия получила часть богатств Бирона, в том числе несколько парадных кафтанов регента, с которых первая дама двора аккуратно спорола золотые и серебряные позументы и отправила их на переплавку. Фрейлина пользовалась большим влиянием на правительницу, доверявшую ей во всем, и могла бы достичь многого, если бы не была, по отзывам современников, так ленива и глупа. Будни во дворце проходили однообразно: половину дня правительница проводила в апартаментах Юлии Менгден, а по вечерам вместе с мужем, Юлией, Финчем или кем-либо еще засиживалась допоздна за картами.
Так случилось, что в начале 40-х годов XVIII в. на вершине власти огромного государства оказались бездарные, никчемные люди, далекие от интересов России, не знавшие и не понимавшие ни ее проблем, ни даже ее языка. После падения Бирона и отставки Миниха власть прибрал к своим рукам Андрей Иванович Остерман.
Переживший двух императоров и двух императриц, Остерман годами готовился к этому моменту. Обладая недюжинными способностями к интриге, он умел подставить под удар одних, навести подозрение на других, заговорить третьих так, что его жертвы не могли до конца понять, кто же их главный враг. Образцовой в этом смысле является интрига Остермана против А. Д. Меншикова, который не только не подозревал о его роли в своем свержении, но, отправляясь в ссылку, просил Остермана заступиться за него при дворе. Лицемерный и скрытный, Андрей Иванович мог часами говорить с посетителями, казалось бы, о деле и не произнести ни слова по существу, чем приводил в отчаяние дипломатов, ведших с Остерманом переговоры. Известным, ставшим притчей во языцех приемом Остермана была его мнимая внезапная болезнь в ответственные моменты. Вот какую любопытную зарисовку дает Финч: "Пока я говорил… граф казался чрезвычайно больным, чувствовал сильную тошноту. Это одна из уловок, разыгрываемых им всякий раз, когда он затруднен разговором и не находит ответа. Знающие его предоставляют ему продолжать дрянную игру, доводимую подчас до крайностей, и ведут свою речь далее; граф же, видя, что выдворить собеседника не удается, немедленно выздоравливает как ни в чем не бывало".
С отставкой Миниха наступил час Остермана, когда он, по словам составителя "допросных пунктов" 1742 г., забрал "всю главную диспозицию и власть в свои руки… и все дела производил по своей воле". В конце концов Остерман стал жертвой собственных интриг. Добившись почти единоличной власти, он впервые за свою карьеру вышел из тени кулис на политическую авансцену и при очередной смене декораций в результате переворота Елизаветы уже не смог на ней удержаться.
Обратимся теперь к героине следующих 20 лет русской истории и нашего повествования - Елизавете Петровне. У будущей императрицы не было оснований сильно роптать на свою судьбу - о таких людях, как Елизавета, говорят, что они родились под счастливой звездой. 18 декабря 1709 г., в день рождения Елизаветы, русская армия, победившая под Полтавой, торжественным маршем под звуки музыки и с развернутыми знаменами вступала в Москву. Получив радостную весть, Петр остановил шествие, и началось трехдневное празднество по случаю рождения ровесницы Полтавской виктории, нареченной редким тогда именем Елизавет.