Правильнее, видимо, будет, поздоровавшись, сразу перевести разговор на корреспонденцию, тем более что одно из писем содержало ряд вопросов, требовавших немедленного решения. Чем быстрее они перейдут к текущим делам, тем лучше.
Правда, у Говарда было обыкновение по понедельникам подробно расспрашивать, как Фейт провела выходные, чего сегодня ей очень хотелось избежать. О том, что случилось в эти выходные, Фейт даже думать было тяжело, не то что обсуждать с кем бы то ни было. И меньше всего ей хотелось разговаривать на эту тему с Говардом Харрисоном.
Когда дверь кабинета открылась, сердце Фейт на мгновение замерло. Ей и не требовалось смотреть на вошедшего: мысленным взором Фейт и так в мельчайших подробностях видела человека, с которым ей предстояло поздороваться спустя несколько секунд, постаравшись при этом сохранить всю возможную невозмутимость: высокий, мускулистый, полное обаяния волевое лицо, покрытое ровным загаром, приветливая улыбка, подчеркивающая чувственность красиво очерченного рта, и веселые огоньки в умных, проницательных и чуть насмешливых золотистых глазах. Седина, слегка посеребрившая темные густые вьющиеся волосы, придавала Говарду вид зрелый и солидный, хотя Фейт и знала, что боссу едва исполнилось тридцать четыре.
Фейт подозревала, что так же он будет выглядеть и через десять лет и даже через двадцать, и тогда заставляя радостно и тревожно трепетать сердца легкомысленных поклонниц. Мужская привлекательность босса в сочетании с его удивительным непостоянством всегда вызывала у Фейт легкое раздражение, за которое она сейчас ухватилась, словно за спасательный круг, поднимая глаза, чтобы наконец поздороваться.
Первое, что она увидела, был характерной формы сверток, и у Фейт от удивления на несколько секунд улетучились из головы все мысли, в том числе и относящиеся к событиям последнего злосчастного уик-энда.
Говард с ребенком на руках?!
С ребенком?!
Неожиданно в ее ушах снова зазвучал виноватый и неуверенный голое Льюка, сбивчиво объясняющего что-то об ответственности; об обязательствах, о мужском благородстве и о правах ребенка, о незавидной участи «воскресного» папы.
Говард Харрисон с ребенком на руках?
Не в силах произнести ни слова, потрясенная Фейт молча смотрела на босса.
Тот не выдержал первым.
– Ну, и как я тебе в роли счастливого отца? – ухмыляясь спросил Говард, явно довольный произведенным впечатлением.
Затем подошел к ее столу и бережно водрузил на него сверток.
– Очень хорошенький, весь в меня, правда?
На своем кресле на колесиках Фейт осторожно отъехала назад, затем встала и приблизилась к столу. Ребенок сладко спал, из-под тонкого легкого одеяльца виднелось только его действительно очень милое личико. Точно определить возраст младенца Фейт затруднялась, однако то, что перед ней не новорожденный, не сомневалась.
– Это… твой? – все еще не веря, выдавила она.
– Более-менее. – Говард ухмыльнулся еще шире, откровенно наслаждаясь ее удивлением.
Только теперь Фейт поняла, что ее разыгрывают.
– Поздравляю! – Она насмешливо изогнула брови. – А как к этому «более-менее» относится мама малыша?
– О-о-о! – Он шутливо погрозил ей пальцем. – Я давно подозревал, что ты не очень высокого мнения обо мне. И, между прочим, безо всяких на то оснований.
Как бы не так – «безо всяких оснований»! – возмутилась про себя Фейт.
Однако, сдержавшись, спокойно сказала:
– Прошу прощения. Твои личные дела меня, разумеется, никак не касаются.
– Мама Розалин верит мне безгранично, – торжественно изрек Говард.
– Как мило.
– Она знает, что может полностью на меня положиться.
– Разумеется. Рядом с тобой любая женщина чувствует себя как за каменной стеной.
Говард расхохотался.
– Теперь я вижу, что ты полностью оправилась.