Друг и коллега Горчаков, комментируя приобретение мною приличной вещи, не преминул язвительно отметить, что некоторые, не будем называть имен, сэкономили на мобильнике, потому что грубо наплевали на требования закона, предъявляемые к государственным служащим, а именно — на то, что госслужащий не имеет права принимать от лиц, не являющихся его близкими родственниками, подарки на сумму, превышающую пять минимальных размеров оплаты труда. «Напиши на меня донос в отдел кадров, — предложила я, нисколько не волнуясь на этот счет. — Напиши; меня уволят, а все мои дела придется расследовать тебе, принципиальный ты наш», — продолжила я, крутясь перед зеркалом, чтобы рассмотреть жакет сзади…
А сегодня поутру, запихав в ребенка бутерброд и вытолкнув его в школу, я вдруг спохватилась, что забыла зашить разошедшийся на юбке шов, и теперь мне не в чем идти на работу. Шов, конечно, тоже разошелся не просто так: третьего дня мы с Зоей, приперевшись на работу ни свет, ни заря, ожидали на лестнице прокурора с ключами от конторы, и коротали время, соревнуясь, кто выше задерет ногу. Победила я, но какой ценой — ценой порвавшейся юбки…
Так что, осознав, что зашить прореху я не успею, а на старой юбке разошлась молния, и еще одна юбка лежит в грязном, а мне предстоит серьезный допрос с участием известного адвоката, я полезла в шкаф за формой.
Шеф, увидев меня, заулыбался. Ему вообще приятно, когда сотрудники приходят на работу в форме; хоть какая-то иллюзия солидного учреждения. За исключением меня, Лешки Горчакова и помпрокурора Кочетовой, теперешний коллектив прокуратуры еще больше похож на детский сад, чем в пору моей молодости. Тогда шеф без улыбки смотреть не мог на молодых сотрудников, воспринимая их, как детей; а нынешних, наверное, он воспринимает не иначе, как внуков, и смотрит с тоской. Такие мальцы, которым больше, чем прокурорский, пристал бы пионерский галстук. Один из этих детей был направлен в суд для поддержания государственного обвинения; пришел к судье, сказав: «я прокурор», а на вопрос, как его зовут, простодушно отрекомендовался: «Петя»… Судьи до сих пор смеются.
Так что старейший сотрудник, да еще и в форме, — для шефа двойная радость.
Он не только заулыбался, но и сказал мне что-то приятное, и я, конечно, сразу размякла. Наш прокурор явно обладает гипнотическими способностями; придя в прокуратуру работать, я наглядно убедилась, что «посмотрит — как рублем подарит» не такое уж преувеличение, вполне реальное свойство обаятельного человека. Настоящему руководителю иначе нельзя. Наш Владимир Иванович умудряется навязать нам самую гнусную работу как большое удовольствие, причем навязать изощренно, так, чтобы мы сами клянчили, а он как бы нехотя уступал. И ведь знаем об этом его качестве, а все равно доверчиво смотрим в рот шефу.
— Мария Сергеевна, — ласково начал он, явно намереваясь сделать мне предложение, от которого я не смогу отказаться, а я даже не напряглась, интуиция моя молчала и не предвещала мне проблем в связи с просьбой шефа.
Впрочем, когда он продолжил, я подумала, что ничего страшного на этот раз нет, подумаешь — посидеть на приеме за Лариску Кочетову.
— Лариса Витальевна к трем часам должна быть в городской прокуратуре, — мягко журчал шеф, отведя меня за локоток к окошку, — а я поеду в администрацию.
А вечерний прием срывать не хочется, зачем нам лишние жалобы? А вы как раз в форме; давненько я вас в кителе не видел. Сидит на вас потрясающе… Просто лицо прокуратуры, приятно глазу…
Я с удовольствием слушала эти льстивые речи, думая о том, что на вторую половину дня у меня ничего особенного не запланировано, а если будет мало народу, я смогу отписать парочку постановлений в кабинете дежурного прокурора.
— Конечно, я бы не стал вас отвлекать, попросил бы Горчакова, но он сегодня выглядит не для приема… А на вас пусть граждане полюбуются…
В полтретьего ко мне зашла Лариска Кочетова.