Местные орбитальные энергосборники, огромные и неуклюжие, выглядели довольно неэффективно, а датчики показывали, что как минимум половина этих конструкций использовала энергоисточники расщепления. Такие источники не просто устарели, они были опасны, и Хонор озадачило их присутствие. Исходный корабль колонистов Церкви Освобожденного Человечества использовал энергию ядерного синтеза, так почему же потомки колонистов девятьсот лет спустя использовали энергию расщепления?
Хонор покачала головой и переключила внимание на ближайшую законченную жилую постройку. Она медленно вращалась вокруг своей центральной оси, но у нее наверняка были внутренние генераторы гравитации. Слишком уж медленным было вращение, чтобы центробежная сила могла создать искусственную гравитацию. И вообще в этом медленном струящемся движении было что-то странное. Неужели?..
Она ввела данные в свой компьютер и еще больше изумилась, когда ее предположения подтвердились. Оборот комплекса вокруг своей оси составлял точно один планетный день, как ни странно это было. Комплекс сверкал, как огромный ограненный драгоценный камень, когда свет звезды Ельцина отражался от необычайно больших плоскостей прозрачного корпуса. Она нахмурилась и наклонилась поближе к экрану, перенастраивая датчики, присмотрелась к огромному куполу на поверхности, прозрачному вздутию больше километра в диаметре, и вдруг удивленно расширила глаза. Конструкторы использовали что-то вроде старомодных жалюзи, а не самополяризующийся антирадиационный бронепласт, к которому привыкла Хонор. Теперь, когда приближался «вечер», «жалюзи» на ближней стороне купола были открыты, и она долго с недоверчивым изумлением глядела на открывшуюся ей картину.
Это был все-таки не жилой комплекс. Во всяком случае, не для людей. Она долго смотрела на стадо скота, пасущегося на лугу в самой дорогой «ферме» освоенной галактики, потом покачала головой. Теперь она кое-что поняла. Так вот почему они строили столько орбитальных комплексов!
Она снова вернулась к планете и впервые рассмотрела ее как следует. Суша на Грейсоне была цвета дающего жизнь хлорофилла. Кое-где виднелись пустыни, но основной цвет был густой зеленый с голубым отливом, темнее, чем приходилось видеть Хонор прежде. Темнота была разбавлена более легкими пятнами с подозрительно ровными и аккуратными границами, но светлые зоны явно окружали города и поселения – и все они находились в глубине суши. Моря Грейсона были сверкающего синего цвета, почти как на родной планете Хонор, Сфинксе, но вдоль ярко-белых берегов не было поселений, и она почти сразу нашла причину.
Грейсон, как и сказал адмирал Курвуазье, был очень красивой планетой. Его цвета были богаты, как у драгоценных камней; такое редко встречается на живых планетах. Несмотря на радиус орбиты в тринадцать с половиной световых минут, яркая звезда и минимальный осевой наклон обеспечивали ему температуру поверхности и климат, которым мог позавидовать любой курорт. Но как ни прекрасен был Грейсон, он никогда не предназначался для жизни человека. Он был куда меньше Старой Земли, но имел почти такую же массу, потому что его недра были богаты тяжелыми элементами. Слишком богаты. Так богаты, что растения накапливали мышьяк и кадмий, ртуть и свинец – и передавали их травоядным, которые ими питались. Так богаты, что моря были не просто солеными – множество природных токсинов делало любое купание смертельно опасным. Неудивительно, что грейсонцы жили в глубине суши, и Хонор боялась даже думать о том, сколько им приходилось неустанно трудиться над «обеззараживанием» почвы, на которой находились светло-зеленые клочки наземных урожаев съедобных растений.
Родители Хонор были врачами, и сейчас она пришла в ужас от того, сколько предпосылок для неврологических и генетических повреждений порождала среда Грейсона.