Артур Уэйт - Церемониальная магия стр 4.

Шрифт
Фон

ВВЕДЕНИЕ

Со времени появления христианства мистическая традиция сохранялась, как и история церковных таинств, в литературе христианского мистического богословия; это огромное количество текстов, в большинстве своем не связанных между собой, их язык едва ли может быть понятен современному читателю; они нуждаются в систематизации и, честно говоря, даже в ином выражении. Изучение этих документов во всей их полноте должно быть уделом специалистов, но сегодня в Европе, наверное, не осталось ни одного человека, который хотя бы однажды не соприкасался с этими текстами, пусть и не с самыми важными из них. Число этих письменных свидетельств огромно, и в целом они дают представление о содержании и истории развития мистической традиции. Если бы меня попросили в нескольких словах определить всю эту литературу, я бы назвал её текстами пути, истины и жизни, выраженными в терминах мистики. Эта литература не просто полна, а всеобъемлюща в том, что касается пути духовного мира, воспоминаний, размышления, созерцания, отречения от всего низкого в поисках высокого – лучше всего это можно определить как "духовное сосредоточение". Эта литература возникла в поисках той фундаментальной истины, которая гласит: существует некий путь, и путь этот открыт. Во всей своей простоте эта истина, которой пронизана вся эта литература, выражена в Послании евреям- Бог есть, и воздастся тем, кто не оставляет упований. Я уже несколько раз цитировал эти слова в той же связи и не боюсь повториться, ибо необходимо чаще напоминать себе, каким образом Божественные пути открываются человеку, который ищет Бога. Наконец, эта литература о том, что понимается как жизнь, но это – Жизнь Божественная; это – молитва, которая наполняет сердце; это – Святой Божественный Дух, который делает святым и дух человеческий; это – жизнь в Боге. Несомненно, что жизнь в Боге для христианского мистицизма предстала в образе Христа, и этот невыразимый образ воплотился в таинстве символической смерти, подспудно присутствующей во всех религиозных церемониях. Это положение христианства и догмат, на котором оно строится, определены Посланием Иоанна, где утверждается, что: (1) Бог дал нам вечную жизнь; (2) Эта жизнь есть Его Сын; (3) Кто бы ни обрел этого Сына, он обрел жизнь; (4) Кто бы ни был без Сына – без жизни также. Все это логично проистекает из свидетельства четвертого Евангелия: (1) Человека, говорящего Божественным голосом – Я есмь Путь и Истина и Жизнь: Я есмь Воскресение и Жизнь: Я есмь Хлеб Жизни; (2) Его современника, говорящего: В Нем была жизнь, и жизнь была свет человеков.

Нет никакого сомнения, далее, что для христианского мистицизма воплощением Божественного голоса был Иисус из Назарета, и мы не должны соглашаться с теми лживыми свидетелями, которые заявляли время от времени, что со времен Христа хранители тайных учений стали духовно совершенными настолько, что их вера и религиозные взгляды уже не нуждались во внешних атрибутах. Этот момент намного важнее, чем может показаться на первый взгляд, потому что то, о чем я говорю, есть некая точка отсчета для критики. Приведу два типичных, хотя и разных по времени, примера. Облако Незнания (The Cloud of Unknowing)- произведение неизвестного автора, относящееся, как я думаю, к началу пятнадцатого столетия, в нем представлена модель Единения с Богом, наиболее примечательная из всех, какие я встречал в христианской литературе. В этом произведении способ Единения выражен более ясно, чем многозначительные намеки Дионисиуса (Dionysius), и поэтому кажется мне более приемлемым. Единение основано на тождестве нашей сущей природы с Божественной Природой и исходит, следовательно, из вечного бытия человека: "Все, что ты есть – все из него, и Он" и еще: "Однако твоя жизнь – с начала и до конца – в Нем, который без начала и конца, и, значит, бесконечна как сам Он". На первый взгляд эти положения достаточно похожи; не очень сведущий и не слишком внимательный читатель увидит в них простой образец пантеистической доктрины тождества; но в них присутствует тот важный момент, что – несмотря на состояние вечного Божественного пребывания – человек имел "реальное начало создания, которое когда-то было ничто". Это начало выражает выдвижение духа человека в состояние полностью или частично обособленного самосознания; этот процесс невыразим данным нам языком -я имею в виду, что вообще нет языка, который смог бы предложить удовлетворительное объяснение высшим сферам нашего разума. Если мыслимо, что есть возможное состояние различия в Божественном сознании, когда наш дух уже начинает осознавать себя как "самость", еще не являясь таковой, то именно это состояние названо в Облаке Незнания "началом реального творения". Очевидно, что этот пассаж – не просто о физическом рождении души. Я не думаю, что мистик, кого привлекают, главным образом, экзотические темы, предложил бы подобное различие в качестве определения вечности души как соединения с Богом или, вернее, единства сущности Бога и человека. Я полагаю, следовательно, что автор говорит о скрытом, но вечном пребывании всех душ в Божественном бытии и, во-вторых, об их становлении – подобно тому, как мысль превращается в слово; хотя таких аналогий в книге и нет. Начало "бытия, которое когда-то было ничто", дало нам возможность различать прошлое и настоящее во времени разлучения с Богом. Такое разлучение – наша болезнь, а исцеление – это путь возвращения. Возвращение, согласно Облаку и его аналогам в этой великой литературе, является "высокой мудростью Божественности… милостью по отношению к душе человека… и соединением ее с Самим Богом". Но этот путь одновременно и путь уничтожения, поэтому многие мистики страшатся того, что с необходимостью следует из их собственных учений: возвращения бытия в ничто; вступления в темноту; акта незнания, когда душа полностью освобождается от всего земного, что возможно лишь в полном слиянии с Богом.

На первый взгляд может показаться, что старый порядок в этом доме мистики с ее невообразимо сложной типологией рухнул. Тайна достижения знания не в медитации или размышлении, не в реализации Божественных качеств, обращении к святым или ангелам; она- только между самой душой и Богом в Его высшей сущности, в сущности настолько высокой, что "совсем немного выгоды в том, или ее вообще нет, чтобы думать о доброте и любви Бога, или об ангелах и святых, или о славе и радостях небес". Все это – настоящий, честный и добродетельный труд, но не материал для создания Самого Тайного, Самого Святого Храма, в который Бог и душа входят, но выходит только Бог. Эта доктрина, хотя и старая, но истинная; ничего не изменилось. Почти во всех важных начинаниях правильно и полезно искать ангелов-заступников и святых, переживать в душе Страдания Христа и т.д. Эти древние истории звучат так же, как и когда-то; Страдания Христа не были какой-то мрачной мистерией; Христос умер и возвысился во плоти; во плоти Он взошел на Небеса, и именно в своем прежнем теле Он сидит по правую руку от Всемогущего Отца.

И все же, как холмы вокруг Иерусалима не есть сам святой город, так и все эти разговоры о теории и практике, символах, обрядах и церемониях не имеют никакого отношения к тому, о чем мы говорим. И они не были изъяты – их просто там нет, потому что и быть не может. Повторяю, это- отношение только между Богом и душой. Как если бы по дорогам одновременно шествовали пышные процессии представителей Небесных и Церковных Иерархий; словно изумительные и величественные Мессы и Утреня и Вечерня были посвящены Святой Троице, восхищению разумными творениями Божьими, невыразимой тайне зарождения, развития и гибели всего в бесконечности Божественной природы. И как будто вдруг, после всех этих чудес, бесчисленного количества Благословенных Ангелов, великолепия Белого Трона, возник некий центр притяжения, и в одночасье, в полном безмолвии, привлек к себе душу огоньки, мерцавшие в ней, превратились в яркий свет, словно разрозненные фрагменты сложились в единую картину – как будто душа поняла, что существуют лишь единый Бог и тот, кто его почитает. Но вскоре и само поклонение растворилось в божественном, и с этого момента и навсегда осталось только сознание Бога. Это- познание себя, достигаемое уже не посредством рефлекторных актов сознания, а прямым обращением к высшему разуму; такой способ познания подразумевает, что знание существует независимо от познающего, и достоинство этого способа в том, что единение с высшим разумом исключает субъективность. Следовательно, Святое Единение, в той мере, в какой я попытался очистить это понятие от окончательных, по утверждению моих предшественников, определений (на деле же, я думаю, что нет ни одного) – это нечто большее, чем Блаженное Видение, которое сверкает всеми цветами радуги на вершине горы богословия. То Видение исходит от св. Фомы, Ангелического Доктора, Божественного Основателя [религиозных- прим. пер.] школ, который объяснял для себя Трансцендентность в самых блистательных и высоких понятиях разума. Радикальное различие между этим толкованием и понятием, абсолютно полно отражающим это Единение, – в том, что первое выражает состояние созерцания, а второе – состояние бытия; первое как бы наблюдает Видение со стороны, а второе стремится им стать. Благословенны и святы те, кто познают Бога посредством непрерывного размышления, но истинные святость и благословение – это состояние, когда созерцание соединяется – через невыразимую любовь – с тем, кто является ее объектом; и в этой любви, и в этом единении уже нет ни субъекта, ни объекта. А только – Божественность.

Ваша оценка очень важна

0
Шрифт
Фон

Помогите Вашим друзьям узнать о библиотеке