– Что ж, я позабочусь о том, чтобы ты не пропустила звонок.
– Спасибо, – Исабель постаралась, чтобы и нотки сарказма не проскользнуло в ее тоне, – даже если я ненароком засну, попросите, чтобы меня разбудили. – И она двинулась к лестнице, что вела на второй этаж. – Спокойной ночи, Бетти.
– Не забудь выпить горячий шоколад. Он поможет поскорее заснуть. Тебе надо прийти в себя.
Она знала, что Бетти совершенно нет дела до того, какой у нее сон, хорошо она себя чувствует или едва держится на ногах. Просто шоколад – один из способов утвердить свою власть. Домоправительница переняла у Арнольда приемы беспощадной тирании: по мелочам, как будто совершенно не важным на первый взгляд, но которые могли довести любого до полного изнеможения:
– Да, конечно.
Шагая вверх по ступенькам, Исабель невольно прислушалась к шороху, с каким задевает подол ее длинного, старинного покроя бархатного платья холодные каменные ступени. До чего же ей ненавистны платья, которые Арнольд заставлял ее носить все эти годы. Платья стали таким же символом несвободы, как и вездесущий взгляд Бетти, не оставляющий ее ни на минуту наедине с собой.
Наконец-то ее затворничеству придет конец, и она осуществит свою давнюю мечту – разорвет все цепи, сковывавшие ее по рукам и ногам многие годы.
И поможет ей в этом не кто иной, как Джед Корбин.
– Надеюсь, что ты сразу ляжешь в постель! – крикнула ей вслед Бетти.
Исабель улыбнулась про себя, но не обернулась, лишь изящным движением руки – как того всегда требовал Арнольд – подобрала подол платья и зашагала вверх по ступенькам:
– Вы же знаете, что указания ваши я выполняю неукоснительно…
* * *
– Мистер Корбин, к вам мистер Таунсенд, – проговорила консьержка. – Пропустить его?
– Разумеется. Он звонил мне еще из аэропорта, – Джед положил трубку. Но тут же поднял ее снова.
В трубке раздался пронзительный голос Ронни:
– Джед! Только что прошла твоя передача по телевизору! Как это понимать? Кто уверял меня, что тоже поедет отдохнуть?
– Успокойся, Ронни. Эти передачи из Парижа – самый настоящий отдых. Лучшего и не придумаешь.
– Черта с два. Отправил меня в Пуэрто-Рико, а сам тут же засучил рукава и за работу?! А меня уже тошнит от этого солнца, от песка и…
– Наверное, ты единственный человек в мире, который страдает из-за того, что ему приходится валяться на пляже. Перестань! Бывают пытки и похуже.
– Скука! Что может быть отвратнее?
– Когда у тебя в руках нет камеры, тебе все кажется пресным. Но ничего не поделаешь. Отдохни как следует. Это необходимо. Врач госпиталя в Кувейте ясно сказал, что отпускает тебя только под мое честное слово. И я дал обещание лично проследить за тем, чтобы его пациент полностью восстановил здоровье, прежде чем снова начнет работать.
– Черта с два! Уж теперь я буду следить за программой передач и, если увижу еще хоть один твой репортаж, тут же вернусь, так что жди меня, – в трубке раздались частые гудки – сигнал отбоя.
Ничего другого Джед и не ждал. Он нисколько не сомневался, что Ронни взовьется, как от удара хлыстом, когда поймет, что произошло на самом деле.
Положив трубку на аппарат, Джед вернулся к своей дорожной сумке, продолжая складывать в нее вещи.
В дверь постучали. Должно быть, Таунсенд.
На всякий случай Джед все же посмотрел в глазок. Он не видел этого человека почти четырнадцать лет, но без труда узнал его. Правда, адвокат за эти годы несколько располнел, округлился, его седые волосы слегка поредели, но – Джед готов был поклясться – его строгий темно-синий костюм точно такой же, как и в тот раз, когда Таунсенд пришел забирать Джеда под залог – после стычки в одном из баров Такомы. Он распахнул дверь:
– Входите, Таунсенд. Предупреждаю, вам придется изложить все как можно короче.