Он предписал всех осужденных церковью передавать светским властям для осуществления наказания, причем всех духовных лиц перед этим надлежало исключить из их ордена. Если они изъявляли желание отречься от ереси и вернуться в лоно церкви, на них полагалось наложить епитимью – пожизненное заключение. Сочувствующие, укрыватели и защитники еретиков тоже подлежат отлучению, а ежели таковые не заслужат прощения в течение года, их следует считать недостойными, им запрещается избирать или быть избранными на какой-либо государственный пост, выступать свидетелями, следователями, наследниками, требовать справедливости, если им причинено зло. Если такой человек – судья, то судопроизводство необходимо у него изъять, а вынесенные им приговоры объявить не имеющими силы; если адвокат, он лишается права выступать в суде; если духовное лицо, он должен оставить службу. Такое же проклятие падет на тех, кто поддерживает отношения с кем-либо из отлученных.
Находящиеся под подозрением в ереси, если они не сумели привести доказательств своей невиновности либо добиться канонического оправдания при рассмотрении их личных качеств и мотивов обвинения, должны быть отлучены. Если они не представят достаточных оправданий в течение года, их объявят еретиками. Их требования или жалобы не будут приниматься во внимание; судьи, адвокаты или нотариусы должны отказываться от выполнения своих функций в их защиту; священнослужителям запрещалось отправлять для них таинства и принимать от них милостыню или пожертвования; так же следовало поступать тамплиерам, госпитальерам и прочим монашеским учреждениям под страхом лишения права деятельности, которое дает только мандат папского престола.
Устроивший христианские похороны умершему под отлучением навлечет на себя отлучение, от которого не будет освобожден, пока собственными руками не выкопает труп и не предпримет мер, чтобы это место никогда более не могло быть использовано для погребения.
Каждый, кто знает о существовании еретиков и всякого, кто осуществляет тайные моления или чей образ жизни является необычным, обязан под страхом отлучения сразу же сообщить об этом своему духовнику или кому-нибудь, кто заслуживает доверия и может довести это до сведения прелата.
Дети еретиков и сочувствующих еретикам или укрывателей их до второго колена должны быть лишены права занимать любой государственный пост или церковный приход.
К положениям этой буллы присовокуплялись указы губернатора Рима как представителя светской власти, в обязанности которого входило официальное вынесение приговора и приведение его в исполнение: от точного определения меры наказания церковь воздерживалась, требуя лишь "заслуженной кары".
Губернатор приказал: содержать арестованных под стражей до осуждения их церковью, а через восемь дней после этого вынести приговор и привести его в исполнение: собственность еретиков конфисковать, причем треть отдать доносчику, треть – судье, вынесшему приговор, и треть – на городские нужды Рима.
Жилища еретиков или всякого, кто сознательно принимал у себя еретиков, губернатор распорядился сровнять с землей.
Если кто-нибудь, располагая сведениями о существовании еретиков, оказался не в состоянии донести на них, тот должен заплатить штраф в сумме двадцати ливров. Ежели у него недостанет средств для уплаты, его надлежит изгнать до изыскания этой суммы.
Сочувствующие и укрыватели еретиков за первый проступок подвергаются конфискации третьей части имущества, которая идет на нужды городского хозяйства Рима. Если проступок повторится, совершившего его необходимо изгнать навсегда.
Все сенаторы обязаны присягнуть перед вступлением в должность, что будут соблюдать все законы, направленные против еретиков. Если кто-либо из них нарушит эту клятву, его приказы объявят недействительными, а те, кто под присягой поклялся повиноваться ему, будут считаться свободными от обязательств. Если сенатор даст клятву, но впоследствии откажется от нее или пренебрежет соблюдением данного слова, его надлежит подвергнуть каре как клятвопреступника, объявить недостойным для занятия государственного поста, а также подвергнуть штрафу в две сотни серебряных марок, которые пойдут на поддержание порядка в городе.
Два года спустя – в 1233 году – на соборе, состоявшемся в Безье, папский легат Голтиер изложил эти каноны в следующих положениях:
"Все члены суда, знать, вассалы и прочие усердно стараются выявить, арестовать и покарать еретиков, где бы они ни скрывались. Всякий церковный приход, в котором обнаружен еретик, обязан выплатить в качестве компенсации одну серебряную марку человеку, разоблачившему преступника. Все дома, в которых проповедовали свои учения еретики, подлежат разрушению, а их имущество – конфискации; огонь должен испепелить все жилища, где они собираются на свои встречи или находят сочувствие и приют. Дети отступников лишаются права наследования. К укрывающим или защищающим еретиков полагается применять те же меры наказания. Любой заподозренный в ереси должен публично поклясться в верности вере под страхом соответствующих наказаний; таких людей необходимо заставить посещать церковные службы во всякий праздник, и каждый из них, кто примирится с Церковью, обязан на внешней части верхней одежды носить отличительные знаки в виде двух крестов – один на груди, другой на спине – из желтой ткани в три пальца шириной, вертикальная часть длиной в две с половиной ладони, горизонтальная – в две ладони ( иначе говоря, размерами полтора фута на фут (или 45 см на 30 см). При наличии капюшона положен и третий крест – все под страхом быть причисленным к еретикам и подвергнуться конфискации собственности".
Бескомпромиссная жестокость этих указов в достаточной мере раскрывает ненависть церкви к еретикам, её нетерпимость и твердую решимость истребить их. Они также разоблачают расчетливое безжалостное коварство и хитрость, которые делали столь страшным этот трибунал. Угроза наказания всякому, кто движимый христианским милосердием, придет на помощь обездоленным и гонимым, душила в людях сострадание, а закон, по которому дети осужденных еретиков лишались права наследования и объявлялись недостойными всякого делающего честь назначения, был принят с тонким расчетом: выковать оружие из родительской любви. Если человек готов принять муки за свои собственные убеждения, ему придется остановиться перед опасностью навлечь на своих детей ту же кару, подвергнуть их крайним лишениям и позорному клейму.
С точки зрения церкви поставленная цель оправдывала любые средства, которые могли привести к желаемым результатам. И столь велико было ее стремление искоренить ересь, что всякие – даже откровенно преступные – деяния прощались, если способствовали достижению этой цели.
Некоторые авторы выдвигают тезис о том, что крестовый поход против ереси является средством политическим – войной, объявленной церковью ради защиты от яростной атаки свободомыслия, грозящего ей низвержением. Так, несомненно, обстояло дело в ранние века, но не более. Римский католицизм вырос и раскинулся подобно мощному дереву, тень которого закрыла лик Европы, а корни пронизали почву вглубь и вширь. Надежно укрепившееся у кормила власти духовенство имело достаточно сил, чтобы не позволить при увядании отдельной ветви нанести серьезный урон жизненной силе самого дерева. Католицизм уже не знал таких забот. Каким бы отвратительным, мрачным, даже нехристианским ни оказался на деле институт Святой палаты, нет сомнений, что сами исходные принципы, начертанные на ее скрижалях, и самый изначальный дух ее были целомудренными и бескорыстными.