Кому надо, тот и так знает, и в книгах написано". Мой приятель считает, что она имела в виду какой-то конфликт между Мэйв и Фергусом, сыном Ройга.
Сам я повстречал как-то раз в Берренских холмах одного человека, совсем еще не старого, который помнил старика-поэта, певшего стихи свои по-ирландски; так вот, этот человек сказал мне, что когда поэт его был молод, он встретил женщину, и она назвала себя Мэйв. Женщина сказала ему, что она "среди них" королева, и спросила, чего бы он от нее хотел - денег или радости. Он выбрал радость, и она дарила ему сколько-то времени свою любовь, а потом исчезла, и он весь остаток жизни своей прожил в тоске и печали. Тот молодой человек часто слышал в его исполнении сложенный им по этому поводу плач, но помнил только, что звучали стихи "очень жалостно" и что поэт называл ее "красотой, которой больше нет".
1902
ЗАЧАРОВАННЫЙ ЛЕС
I
Прошлым летом я взял себе за обыкновение отправляться после трудов праведных побродить в соседний лес, весьма, кстати, обширный. Часто мне встречался там один из местных жителей, совсем старик, и мы с ним говорили - о его делах и о лесе. Раз или два приятель мой, с которым старик откровенничал куда охотнее, чем со мной, тоже составлял нам компанию. Всю жизнь свою старик расчищал в лесу просеки, вырубая бирючину, вязовую, грабовую и ореховую на них поросль, и всю лесную фауну, как естественную, так и сверхъестественную, знает как собственную семью. Он слышал, к примеру, как ежи - "чушки яршистые", как он их называет, - "бормочут себе под нос, что твои христьяне", и уверен, что они воруют по осени яблоки: катаются под яблоней до тех пор, пока на каждой "ихней" иголке не будет сидеть по яблоку. Еще он уверен, что у кошек - а их в лесу немало - есть свой собственный язык, что-то вроде древнеирландского. Он говорит: "Кошки, они когда-то были змеями, и кошками стали, когда в очередной раз все в мире переменилось. Поэтому их и убить так трудно, и вообще, лучше с ними не связываться. Если ты кошку, скажем, обидишь, она может так тебя укусить или окорябать, что в кровь к тебе попадет яд, тот же самый, который у змеи в зубах". Он считает, что время от времени кошка сбегает в лес и превращается там в дикую кошку, и тогда на кончике хвоста у нее вырастает еще один коготь, но эти дикие кошки совсем не то же самое, что хорьки, те-то всегда жили в лесу. Давным-давно и лисы тоже были домашние, ручные, совсем как теперешние кошки, а потом сбежали в лес и одичали. Он говорит обо всех лесных жителях, кроме белок - этих он терпеть не может, так, словно речь идет о добрых старых знакомых, хотя и вспоминает иной раз с явным удовольствием, поблескивая живо глазками, как, мальчишкой еще, заставлял ежей развернуться, просто-напросто сунув им под брюхо пучок горящей соломы.
Я не уверен, что для него вообще существует какая-то особенная разница между естественным и сверхъестественным. Он уверен, что кошки и лисы более всего с наступлением темноты любят собираться возле ратов и в прочих "нехороших" местах; от какой-нибудь истории о лисах он имеет обыкновение переходить к истории о духах, не переменив особенно ни голоса, ни интонаций, во всяком случае не больше, чем если бы речь зашла о хорьках - они-то как раз в лесу почти повывелись. Много лет тому назад он работал "у одних тут" в саду, и как-то раз они положили его спать в летнем домике в конце сада, а в домике том был чердак, а на чердаке хранились - россыпью - яблоки; так вот он всю ночь напролет слышал, как у него над самой головой, на чердаке, какие-то люди звенели тарелками, вилками и ножами. Ему даже и своими глазами удалось один раз увидеть нечто необычное. Он так мне об этом рассказывал: "Я ходил одно время в лес Инхи, в самую что ни на есть чащобу, лес рубил, и вот как-то раз, поутру, гляжу, девчонка орехи собирает; волосы ниже плеч, рыжеватые такие, и личико хорошее, чистое, сама высокая, и на голове ничего не надето, а платьице без всяких там, простенькое такое. Она как услыхала, что я иду, подобралась вся разом, да и исчезла, как сквозь землю провалилась. Я нарочно туда пошел, и все там кругом обыскал, так ни разу ее с тех пор и не видел, по сей день". Слово "чистый" он употребляет так, как мы бы сказали "свежий" или же - "симпатичный". Духов в Зачарованном Лесу видывал не только он один. Батрак, из местных, рассказал нам историю, которая приключилась с его приятелем в той части леса, что зовется Шан-Валла, кажется, там, в лесу, стояла когда-то деревушка с таким названием. История такая: "Как-то вечером я распрощался с Лоренсом Мэнгеном тут, во дворе, и он пошел домой, по просеке через Шан-Валла, он мне и доброй ночи пожелал, все чин-чином. Часа два прошло, гляжу, бежит обратно и кричит, свечку, мол, зажги, свечку, у нас как раз одна стояла на конюшне. Он мне и рассказал: чуть, говорит, зашел я в Шан-Валла, глядь, идет со мною рядом маленький такой мужичок, ростом сам по колено, а голова - как пивной бочонок; в общем, увел этот мужичок его с просеки и ну таскать по лесу, а под конец привел его к печам, где известь жгут, отпустил и сам исчез".
Женщина, тоже из тамошних, рассказала мне о том, что она и другие с ней вместе видели на реке, у омута. Вот ее слова: "Шли мы из часовни, через стену, через перелаз, и я как раз на самом верху была, и другие были тут же, рядом; и вдруг как ветер налетит, два дерева у реки согнул, сломал и в воду бросил, брызги аж до неба. Те, что со мной были, они тут много всякого увидели, а я нет, я только одного видела, как раз на бережку сидел, там, где деревья упали. Весь в черном, и головы у него не было - совсем".
Еще один человек рассказывал мне, как однажды - он был тогда совсем еще мальчишка - он пошел вдвоем с приятелем на дальний луг, у озера, там в лесу вдоль берега большие прогалины, сплошь валуны и кустарник - шиповник, можжевельник, лещина. Он сказал тому мальчику, что с ним был: "Спорим на пуговицу, если сейчас швырну голыш вон в тот куст, так он там и останется", - куст был настолько густой, что камень, по его мнению, насквозь бы никак не пролетел. Он подхватил с земли "не голыш, а навоза кусок, сухого, кинул, что было сил, и тут из куста вдруг музыка, да такая красивая - я такой вовек не слыхал". Они побежали прочь; отбежавши ярдов на двести, они обернулись и увидели, что вокруг куста ходит женщина, вся в белом, ходит и ходит. "Оно было сперва в форме женщины, потом в форме мужчины, и все ходило вокруг куста".