За эту реформу стояла армия Федора Алексеевича и значительная часть служилого сословия, а стоило ее провести, и к началу XVIII века России предстояло стать страной, где уже не четверть населения была не служилой и не тяглой, а большая часть населения.
Общество в такой "России Голицына" устроено было бы почти так же, как в Пруссии или в Мекленбурге - то есть в восточных германских землях.
А самое главное - реформа Голицына стала бы концом крепостного права в России. Что значит, во-первых, колоссальный толчок экономическому и общественному развитию. Ведь вольные крестьяне будут внедрять новые культуры, придумывать новые способы обработки земли, создавать предприятия по переработке своей продукции, отходить на различные промыслы…
Если бы "линия Федора-Голицына" была выдержана хотя бы лет двадцать, Архангельск, Холмогоры, Астрахань стали бы богатейшими капиталистическими городами. Скорее всего, когда-нибудь и биржи в них начали бы действовать (как построили в Петербурге в начале XIX века), но был бы какой-то период до бирж, когда купцам были бы удобнее семейно-дружеские "кумпанства".
А во-вторых, в России никогда не сложилось бы крепостного права в тех ужасных формах, которые сложились ко времени Екатерины II. Не будет утопленных новорожденных младенцев и борзых щенков у женской груди, посаженных на цепь и запоротых насмерть, не будет шеренги невест и женихов, строем идущих в церковь. Не будет этого ни в русской истории, ни в психологии народа.
И если уж мы о народной психологии - пусть не сразу, но вольный русский крестьянин, свободный посадский человек, защищенный от произвола и законами, и своим пусть относительным, но все же благополучием, неизбежно станет не "холопом", а "господином". Ведь и во Франции далеко не все были магнатами и владетельными князьями, но любой мужик в самой жалкой и забитой деревне был "месье", а его жена была "мадам".
Реформа Голицына - это еще и рост самоуважения огромной массы людей, по существу - всего народа. Это другая общественная психология, другой общественный климат.
Короче говоря - Московия в XVII веке была совершенно обычным государством "догоняющей модернизации", и проводила ее очень успешно. Завершение модернизации, становление в стране обычного европейского общества светило в самые обозримые сроки. Причем не внешней европеизации дворянства, при сохранении рабства всех остальных, а последовательной модернизации всего народа. То есть служилые, конечно, окончательно становятся обычной европейской армией, зауряднейшим европейским чиновничеством. Министерства вполне могут и дальше называться Приказами, а некоторые роды войск стрельцами: это ведь ничего не меняет.
Точно так же и страна остается, скорее всего, разделена на уделы или, скажем, появляются еще и воеводства (как в современной Польше). Но управление уделами и воеводствами все больше передается на места, идет нормальнейшая децентрализация управления.
Так же и с названием страны. Вряд ли Софья захотела бы назвать страну "империей". Московия, Татария, Тартария… Да, это уже отжило свое. Тем более присоединение Малороссии, претензии на Галицию заставляли говорить о стране, управляемой Романовыми, как обо всей России… Ну, и назвали бы страну Россией, без амбиций стать новым Римом и не пугая соседей.
Скорее всего, европеизация служилого сословия произошла бы даже быстрее, чем в нашей реальности, при Петре и после Петра. Очень может быть, сохранился бы навсегда или по крайней мере надолго сохранился бы обычай раздельного участия мужчин и женщин на пирах, хождения в гости не парами, а супругов по отдельности, мужчин к мужчинам, женщин - к женщинам. Ну и что?
В современной Индии даже если приезжают и собираются семейные пары, все равно мужчины и женщины образуют разные, почти не смешивающиеся группы. Это почему-то не мешает индусским физикам получать Нобелевские премии, а индусским предпринимателям заваливать мир тканями, посудой и металлическими изделиями.
Точно так же и в России вполне могли сохраняться свои, местные обычаи. Никому ведь и ничему не мешали все милые народные обычаи, сметенные волной поверхностной, чисто внешней европеизации. Россия вполне могла модернизироваться, сохраняя их в полноте или почти в полноте.
Очень может быть, семейные кланы перестали бы решать судьбу своих молодых членов даже раньше, не в конце, а в середине XVIII века, - при полном сохранении всех народных обычаев и традиций.
После Петра модернизация шла на 90 % в среде дворянства, а весь остальной народ был только подножием этого элитного процесса. Все черты, сближавшие народную среду с европейским миром, были уничтожены Петром и преемниками Петра.
До сих пор речь шла о том, что могло быть, если бы не было петровского погрома, а все шло бы по-старому - в 1690–1700-х годах так же, как и в 1670–1680-х…
Такая "Россия Софьи", "Россия Голицына" вырисовывается как обычнейшая европейская страна, безо всякой экзотики, ставящей ее вне цивилизованного мира. Со своими национальными, религиозными и культурными особенностями, но совершенно безо всяких устрашающих отклонений.
Миф о Петре
Эпоха Петра - время жесточайшего разрыва культурной традиции Руси. Уничтожение всего, что накапливалось почти столетие. Эта эпоха вместила многое. Я написал о ней особую книгу, к которой и отсылаю заинтересованного читателя.
Здесь я буду краток и просто скажу, не доказывая: все личное величие Петра, все проведенные им реформы: армии, флота, государственного управления, культуры - как правило, полнейшая фикция.
Мы до сих пор очень искаженно представляем себе Московию XVII века. А она была: с рейтарскими полками, Земскими соборами, портретной живописью, высадкой солдат генерала Касогова на Южном берегу Крыма и тремя тысячами каменных домов на Москве.
Впрочем, перечислять долго, и неизвестно, все ли мы знаем о ней. Ведь слишком долго эту Россию XVII века замалчивали, рассказывая сказки о том, из какого мрака вытаскивал страну долговязый царь с крохотной головой, меньше собственного кулака, и безумными глазами маньяка.
Историки тоже находились под властью догм. С. М. Соловьев вообще не видел никакого развития в Московии. В. О. Ключевский упорно говорит о "чисто тяглом" обществе Московии XVII века… Хотя приводимые им же самим факты и цифры неопровержимо свидетельствуют: нет, общество Руси этого времени уже вовсе не "чисто тяглое". Оно сложилось как тяглое в XIV–XV веках, оно оставалось тяглым в XVI столетии… А вот век от Рождества Христова XVII состоялся на Руси как век великих потрясений и "шатаний" всех традиционных устоев, "всего привычного строя жизни и национального сознания".
Я лично вижу тут только одну закономерность: достаточно признать, что весь XVII век шла ломка традиционного уклада, труднейший отказ от привычнейших стереотипов, пересмотр всего национального сознания - и тут же не оказывается места для Петра. В смысле, не остается для него того места, которое отводит этому человеку традиционная российская историография. Где он, "великий реформатор", если "его" реформы шли сами собой целое столетие до него? В чем ценность проделанного им, если Россия вскинулась на дыбы не по его воле, а сама собой, в силу исторической необходимости, и чуть ли не за век до Петра? Что он сотворил столь важного?
По-видимому, сохранить лилейное отношение к Петру и его реформам для историков поколения В. О. Ключевского столь необходимо, что им просто "приходится" не замечать и никак не анализировать того, о чем они сами же пишут. Пусть Московия XVII века остается чисто тяглой, сугубо средневековой, до невероятия дикой… чтобы потом ее просветил Петр; чтобы было откуда ее вытаскивать. И чтобы оправдать все преступления Петра и все жертвы, понесенные несчастной страной.
Идеологические догмы два века застили от нас реальность, что поделаешь! Но нельзя же, увидев свет, отрекаться от него только потому, что раньше был слеп?
Глава 4
ПЕРЕВОРОТ ПЕТРА И РАСКОЛ НАЦИИ
Одни интеллигенты разумом пользуются, другие ему поклоняются.
Честертон
Да, он грустит во дни невзгоды,
Родному голосу внемля,
Что на два разные народа
Распалась русская земля.Граф А. К. Толстой
- Мы даже не представляем, чем обязаны великому Петру! - прижимала к пухлой груди ручки некая сановная дама на праздновании 300-летия Петербурга.
В определенной степени она права: но только обязаны мы ему не флотом и не современным управлением, не дорогой в цивилизацию, даже не Петербургом. Петербург в планах Петра ничем не напоминал город, построенный в 1760–1830 годы. По его планам это было то ли подобие Москвы, сходящееся к Петропавловской крепости (как улицы Москвы сходятся к Кремлю), то ли причудливый гибрид между Венецией и Амстердамом.
Россия обязана Петру кое-чем другим: попыткой воплотить в жизнь утопию "регулярного государства". Эти "реформы" Петра дорого обошлись московитам: за годы его правления население Московии уменьшилось на, по разным расчетам, 20–25 %.
Но еще больше мы обязаны Петру чудовищным расколом нации на два почти не связанных друг с другом народа. Последствия этого деяния и правда определили судьбу России на двести лет вперед, на весь Императорский период. Порой последствия аукаются и до сих пор.
Реально Петр совершил только три важнейших деяния: