Некоторые из выводов Епифанова представляют значительный интерес. Так, он отмечал высокие боевые качества русской дворянской конницы, выносливость и привычку русских воинов "к суровой жизни в поле, особенно в сильные морозы и снегопады, строгость существующей в московской армии дисциплины". Разбирая социальный состав стрелецкого войска, историк подчеркивал его неоднородность. Если первоначально рядовых стрельцов набирали из нетяглых крестьян и горожан, поступавших в стрельцы добровольно, то с течением времени стрелецкая служба стала наследственной. Низший командный состав рекрутировался из старослужащих, стрелецкие головы и сотники назначались только из дворян. Автор первым в отечественной науке обратил внимание на потери, понесенные стрельцами в годы Смутного времени, отметив, что в 1616 г. стрелецкий гарнизон Москвы насчитывал всего 2000 человек, значительно сократилась их численность и в других городах. Чрезвычайно высоко Епифанов оценивал профессиональное мастерство русских пушкарей, полагая, что общая численность пушкарей и затинщиков в XVI в. составляла уже не менее двух тысяч человек, уровень подготовки которых проверялся на регулярно проводимых учебных стрельбах. В XVII в. в состав вооруженных сил Московского государства вошли полки солдатского, рейтарского и драгунского строя. Комплектование их во второй половине XVII в. осуществлялось фактически за счет набора рекрутов с определенного числа дворов. Пристальное внимание исследователь уделил общей боеготовности населения. По наблюдениям П. П. Епифанова, она была очень высокой: среди посадских людей ружье имел один из пяти человек, а среди крестьян и бобылей, привлеченных к осадной службе, пищали находились у каждого шестого человека.
Автор подробно описал вооружение русского войска, но допустил несколько ошибок. Так, он полагал, что "каменные ядра в XVI в. почти совсем вышли из употребления: все без исключения орудия, описанные писцами, имели запас свинцовых и железных ядер разного веса". Между тем, такие снаряды продолжали использоваться и в XVII в., о чем свидетельствует составитель "Устава ратных, пушечных и других дел" Онисим Михайлов, указавший каменные ядра в качестве основных боеприпасов для целого ряда орудий (верховые пушки "Обезьяна", "Можжира" и др.). Орудия, стрелявшие каменными 6– и 4-пудовыми ядрами находились в составе в русской осадной артиллерии даже в годы Смоленской войны 1632–1634 гг.
Нельзя согласиться с утверждением П. П. Епифанова об установлении "определенного законом окладе поместий". Документы XVI–XVII вв. свидетельствуют, что в каждом уезде поместные оклады служилых людей имели пределы, заметно отличаясь от окладов дворян и детей боярских соседних городов.
Подобно А. Г. Елчанинову, Епифанов основательно запутался в датировке Ливонской войны. В одной из своих статей "Войско и военная организация" он сначала пишет, что война вспыхнула в 1558 г. и "продолжалась четверть века", но ниже отмечает, что через три года после взятия Казани (т. е. в 1555 г.), "в самом начале Ливонской войны (!), из Москвы на "немецкий рубеж" посланы были с другими ратными людьми конные стрельцы и казаки". О том, что это утверждение не случайная описка, свидетельствует запись автора о доставке в 1555 г. русских пушек к "Ливонскому рубежу". Налицо ошибочное соотнесение событий русско-шведской войны 1554–1557 гг. с событиями Ливонской войны 1558–1583 гг.
Самые значительные ошибки сделаны Епифановым в другой его статье "Крепости". Невозможно согласиться с утверждением, что строившиеся в русских городах и острогах "глухие" башни имели ворота. Из описаний крепостей того времени видно, что башни с воротами именовались "проезжими", а "глухими" - исключительно закрытые крепостные сооружения, имеющие лишь "окна" (амбразуры). Так, крепость в Шацке имела 4 "проезжих" и 10 "глухих" башен, в Ельце - 4 "проезжих" и 6 "глухих", в Кромах - 1 "проезжую" и 10 "глухих" башен. В. В. Косточкин при описании укреплений Тверского кремля конца XIV в. отдельно упоминал "проезжие" (воротные) и "глухие" башни.
Исследований, по уровню обобщения основных проблем военной истории Московского государства XV–XVII вв., соответствующих перечисленным работам, в последнее время написано не было. Вышедшая в 2000 г. коллективная монография "На пути к регулярной армии России: от славянской дружины к постоянному войску", под общей реакцией В. А. Золотарева и Ю. П. Квятковского, представляет собой общий рассказ о деятельности наиболее прославленных русских полководцев, дополненный кратким обзором устройства вооруженных сил Московского государства, в основе восходящим к сочинению Е. А. Разина.
Авторы монографии не сумели справиться с главной задачей - представить во всей полноте "грани характеров и судеб прославленных военачальников и полководцев России". В книге не нашла отражения деятельность Д. Д. Холмского, Д. Ф. Бельского, А. Б. Горбатого, П. С. Серебряного, прославившегося героической обороной Пскова И. П. Шуйского. При описании хода военных действий, в которых отличились русские войска, пропущенными оказались русско-литовская война 1534–1537 гг. и Смоленская война 1632–1634 гг. Описанию Ливонской войны 1558–1583 гг. посвящен всего один абзац!
Возражения вызывают некоторые утверждения авторов монографии, касающиеся организации русского войска. Противопоставляя стрельцам дворян, они отмечали, что помещики "неохотно брали на вооружение огнестрельное оружие, ибо оно было тяжелым, требовало постоянного "навыкания" в обращении с ним. По этой причине пищалями снабжались их военные слуги-холопы". В действительности, в конце XVI в. в составе дворянской конницы, особенно на южной границе, насчитывались сотни, поголовно вооруженные "вогненным боем" - факт, давно известный в исторической науке.
Нельзя согласиться с их предположением о зарождении в России еще в XVI в. линейной тактики. Использовать ее стала стрелецкая пехота, прикрывавшая свои порядки, вместо "гуляй-города" "подручные средства: обоз, временные засеки или естественные препятствия - ручьи, речки". По-видимому, авторам неизвестно, что термин "обоз" был тогда тождественен термину "гуляй-город", подтверждение чему применительно к 1591 г. можно найти в сочинении дьяка Ивана Тимофеева: "Наше преславное ополчение, все войско земли нашей стояло тогда на некотором месте вблизи внешних укреплений самого великого города, по ту сторону Москвы-реки; оно называлось попросту обоз, а по древнему названию - "гуляй" (выделено нами. - В. В.)". Об использовании "гуляй-городов" русскими войсками в начале XVII в. упоминают Н. Мархоцкий и С. Маскевич. О появлении в России элементов линейной тактики можно говорить лишь с 1630– 1640-х гг. после создания полков солдатского, драгунского и рейтарского строя, личный состав которых проходил систематическое строевое обучение.
Подводя итог вышесказанному, отметим, что многие ключевые вопросы военной истории Московского государства конца XV - середины XVII вв., касающиеся организации русской армии, ее комплектования, вооружения и снабжения, особенностей боевой практики, остались не проясненными. Оценку их историками следует признать спорной и не отвечающей современному состоянию исторической науки.