Младшими представителями "русской школы" были А. К. Баиов и А. Г. Елчанинов. Первый в своих работах попытался дать общую картину развития русского военного искусства с древнейших времен, определить его закономерности, показать наиболее характерные черты в разные исторические эпохи. Военная история Московской Руси была прослежена в 1-м выпуске "Курса истории русского военного искусства", озаглавленном "От начала Руси до Петра Великого". Выполняя пожелание Конференции Николаевской академии Генерального штаба, рекомендовавшей описать состояние военного дела в России в XVII в., для формирования у слушателей академии сознательного отношения к реформам Петра Великого, Баиов расширил хронологические рамки "Курса", пояснив, что "военное дело, каким оно было в XVII столетии, в значительной своей части сложилось еще в XVI столетии, а основы получило даже гораздо ранее; с другой стороны несомненно, что обзор состояния нашего военного искусства, с первых же дней существования Руси, для нас, русских, должно представлять собой значительный интерес, сообщая этим сведениям полноту, систематичность и цельность, тем более, что и в самой седой нашей старине есть немало поучительного даже и для настоящего времени".
Баиов считал, что основы военной организации Московского государства были заложены при Иване III, который действовал вполне осознанно, стремясь иметь не только "сильную и многочисленную армию, но и армию, однообразную по составу, вполне национальную, проникнутую высоким чувством патриотизма, основанного на сознании принадлежности к великой нации, составляющей единое могущественное государство, на любви к этому государству, на преданности своим государям и приверженности своей религии". Такая армия необходима была Ивану III для включения всей Русской земли в состав его "вотчины" и получения выхода к морю, "из которого был бы свободный выход". Реализация этих замыслов привела к возникновению вековой борьбы Руси и Польши.
Автор полагал, что в XVI в. в Московском государстве была создана стройная и сложная система поместного обеспечения воинской службы, при которой служилые люди "по отечеству" делились на два разряда: "к первому принадлежали высшие чины, владевшие поместьями близ Москвы, а также выборные из других городов. Этот разряд составлял Московский двор. Второй разряд состоял из низших чинов, владевшие поместьями вдали от Москвы, преимущественно там, где служили, и называвшиеся городовыми или уездными дворянами и детьми боярскими". Знакомство с документами показывает, что историк упростил ситуацию. Все уездные корпорации дворян и детей боярских делились на три разряда: "выборных", "дворовых" и "городовых" детей боярских, различавшихся по характеру службы и ее обеспечению. Как и Д. Ф. Масловский, Баиов причислял к поместным войскам стрельцов, поместных и городовых казаков, людей "пушкарского чина" (пушкарей, затинщиков, воротников, казенных плотников и кузнецов); выделяя последних в "отдельный цех".
Разбирая условия службы дворян и детей боярских, исследователь полагал, что все они делились на 3 статьи, однако в источниках встречаются случаи верстания служилых людей на большее и меньшее число статей.
Условия верстания и службы воинов дворянского поместного ополчения Баиовым были тщательно исследованы особенно тщательно. Проанализировав их, историк пришел к обоснованному выводу, что получаемые служилыми людьми поместные и денежные оклады "не всегда соответствовали действительным дачам и были связаны с характером и ходом самой службы". В более привилегированном положении находились "люди высших чинов, постоянно занятые столичной службой или ежегодно мобилизуемые". Только они получали назначенные денежные оклады "сполна и ежегодно", а городовые дети боярские получали жалованье "один раз в три, четыре, а то и пять лет". Служилым людям, занимавшим приносившие доход должности, а также освобожденным от воинской службы, деньги не выплачивались или выплачивались "с убавкой".
Внимание Баиова привлекли условия верстания "новиков". Исследователь показал, что оно производилось двумя способами: "в отвод" и "в припуск". Первый из способов осуществлялся в отношении старших сыновей, зачислявшихся в уездную корпорацию при служившем отце. Таких "новиков" наделяли особыми поместьями из резервного земельного фонда. Младший сын, начинавший служить позже братьев, заменял постаревшего отца и "припускался" в его поместье, а после смерти родителя наследовал отцовскую поместную "дачу". Заключение исследователя нуждается в небольшом уточнении. Как правило, вступающий в службу "новик" получал в поместье не все владение отца, а лишь его часть. Так, в 1638 г. по челобитной бежицкого помещика Ф. А. Бешенцова, из-за ран уволенного со службы, его шестнадцатилетний сын Иван получил в оклад только 350 четвертей земли из 500 бывших у отца.
Необходимость иметь в составе вооруженных сил постоянные части повлекла за собой создание "поместного" стрелецкого войска, несшего, по мнению Баиова, службу в основном в пешем строю и "только лучшие из них составляли особый конный отряд и назывались стремянными". В этом случае историк заблуждался. В некоторых южных городах, как показывают сохранившиеся "росписи" и "сметы" русского войска второй трети XVII в., наряду с пешими находились и конные стрельцы.
В состав поместного войска не входили крестьянские ополчения, выставлявшиеся населением "с известного числа дворов" во время больших войн. Используя терминологию XVII в., Баиов именует их "даточными людьми". Непонятной остается причина, по которой историк включил в этот разряд русского войска лишь крестьян. Данные, относящиеся даже к первой половине XVI в. свидетельствуют, что посошные и подворные мобилизации касались всего тяглого населения Московского государства, включая владельческих и черносошных крестьян, посадских людей. В XVII в. на службу привлекались по особой разверстке представители ряда народов Поволжья ("ясашных" казанских татар, чувашей и марийцев). Высоко оценивая значение русской артиллерии, исследователь отметил поразивший его факт отсутствия цеховой замкнутости в среде русских пушкарей, отнеся процесс разрушения корпоративного единства артиллерийских мастеров ко времени правления Василия III, когда для обслуживания пушек и пищалей "уже не хватало цеховых пушкарей и их приходилось пополнять даточными людьми". Несмотря на гипотетичность этого предположения, не подтвержденного никакими доказательствами, предпринятая Баиовым попытка объяснить несоответствие европейской и русской организации артиллерийской службы заслуживает внимания. Автор первым обратил внимание на то, что в случае необходимости из "тюфяков" (дробовых артиллерийских орудий) могли стрелять и ядрами. Позднее его предположение было подтверждено А. Н. Кирпичниковым и И. Н. Хлоповым.
Касаясь вопроса организации русского войска, Баиов, несмотря на убедительные возражения А. З. Мышлаевского, вслед за Д. Ф. Масловским продолжал утверждать, что основным подразделением поместной армии являлась "десятня", состоявшая из служилых людей, "приписанных к какому-либо одному городу". Развивая идеи своего учителя, исследователь бездоказательно писал о том, что "десятни по несколько сводились в полки, которых в армии, изготовившейся к походу, было семь". В свою очередь, каждая "десятня", по мнению Баиова, делилась на сотни, а последние - на десятки. Как отмечалось выше, предложенная Масловским и схема организации поместных войск XVI–XVII вв. является искусственной и искажает общую картину устройства московской армии.
Говоря о снабжении вооруженных сил в военное время, автор отмечал, что в "неприятельских землях войска свои запасы пополняли путем фуражировок в попутных селениях и городах. В этих случаях для сбора необходимых запасов высылались особые отряды, называвшиеся кормовщиками". Такой способ обеспечения армии, по мнению Баиова, способствовал "развитию мародерства, борьба с которым была очень затруднительна".
Требует уточнения высказывание исследователя о военной подготовке стрельцов, которые, "если и занимались обучением, то главным образом в несении караулов и конвойной службы, вряд ли это обучение давало им много в деле боевой подготовки". Между тем, дошедшие до нас документы неопровержимо свидетельствуют об умении стрельцов вести залповый огонь, действенность которого они демонстрировали на царских смотрах в середине XVI в., что вряд ли было возможно без предварительного обучения. Начиная со второй трети XVII в. часть стрелецких приказов, прежде всего из состава московского гарнизона, учились азам солдатского строя под наблюдением иностранных инструкторов.
Считая военную подготовку русской армии явно недостаточной, Баиов делал исключение для городовых войск, которые, по его мнению, были более боеспособными, так как несли "постоянную службу на границах", где они были обязаны "непрерывно охранять и разведывать" в условиях частых неприятельских нападений. Такие части "если и были лишены обучения, то, во всяком случае, благодаря особенностям их службы" были более боеспособными.
Отдельный раздел работы Баиова посвящен изучению качественных изменений, произошедших в вооруженных силах Московского государства во второй трети XVII в. Отметив принципиальное решение правительства о восстановлении старой, поместной системы организации армии, сильно пострадавшей в годы Смутного времени, автор затронул вопрос формирования в начале 1630-х гг. первых солдатских и рейтарского полков. Большого значения этому опыту использования обученных и вооруженных по европейскому образцу воинских частей историк не придавал, подчеркнув, что "по окончании смоленских походов дальнейшие формирования полков [иноземного строя] были прекращены, наличные - распущены, а оставшиеся в России иноземцы поверстаны поместными окладами".