КУРАНТЫ
Короткая повесть о долгом пути в партизаны
В партизанских полках, громивших врага с внешней стороны блокадного кольца, было много местных жителей, бойцов, попавших в первые месяцы войны в окружение. Для укрепления командного состава партизанских бригад перебрасывались разными путями через линию фронта кадровые военные, чекисты… Лев Каждан, будущий разведчик известной 3-й бригады А.В. Германа, пробивался в партизанский край из неволи целых два года.
На фронт – всем составом бюро
Его отец Герш Ицкович – скрипач, солист симфонического оркестра – музыке сына не учил, не намеревался выводить его на музыкальное поприще. Знал "оборотную сторону медали": сколько требуется терпения, упорства, самопожертвования, а будет ли еще успех… Возможно, чувствовал тягу сына к точным наукам. После скоропостижной смерти отца семья переехала из Витебска в Ленинград к родственникам. Здесь Лёва закончил восьмилетку и, чтобы поддержать хворавшую мать, пошел лаборантом на кафедру физики в Технологический институт; учебу продолжал в вечерней школе.
Преподаватели отмечали хорошие знания по всем предметам, в том числе и по немецкому… Кроме учебы и работы, на его плечах лежали домашние заботы: после тяжелой травмы мама не могла ни вымыть полы, ни сходить в магазин, ни постирать. Сын помогал охотно, был рад, что может поддержать семью. С гордостью нес домой бутылку молока, которое полагалось сотрудникам лаборатории "за вредность", – разрабатывали, испытывали там новые виды пороха.
В первые же дни войны всем составом комсомольского бюро, в которое входил и Лев, решили: только на фронт! Их возвращали из военкомата дважды – сотрудники лаборатории имели бронь, – а на третий раз махнули рукой, направили в народное ополчение. Получать аттестат об окончании средней школы выпускник Каждан пришел уже в гимнастерке и пилотке.
Полк дивизии народного ополчения формировался в Холодильном институте на улице Ломоносова. Там же, в подвалах института, были и казармы. Изучали Устав, устройство винтовки, приемы штыкового боя и, конечно, как отдавать честь… Не сделав ни одного учебного выстрела, в полной выкладке – винтовка, скатка, противогаз – колонна двинулась к Лиговскому. Провожали молодого бойца мама и сестра Соня с четырехлетней дочкой Танюшкой. (Мама умрет в блокаду, ее Лёва уже не увидит никогда, а вот Танюшка вынесет все блокадные испытания; живет она и поныне в родном городе, теперь уже Петербурге.)
Зачислен был молодой ополченец вторым номером в расчет "Дегтярёва" и кроме всей положенной бойцу амуниции нес коробку с пулеметными дисками. Стояла июльская жара, долгий переход давался тяжело им – неподготовленным, освобожденным в свое время от службы "по броне" или состоянию здоровья научным работникам, учителям, служащим. Кто-то прилег на обочине, пытаясь остановить носовое кровотечение…
Ополченцам отвели участок обороны в районе реки Луги. Рыли траншеи, землянки, окопчики в отдалении – "секреты". Обычная мирная жизнь, если не считать переполоха из-за случайно подстреленного мишки. В ночном "секрете", услышав треск в кустах и не получив ответа на грозное "стой!", дали залп. Прибежал разводящий, командиры, поднялась суматоха. Необстрелянные, вчера еще гражданские люди, они не знали, как близко от них война… И на войне на каждом шагу – случай или судьба.
В один из последних мирных дней командир взвода послал его с донесением в штаб полка, находившегося в 3–4 километрах от линии траншей. С винтовкой, без шинели, налегке Лев побежал в "штабную" деревню. Там его оставили ночевать – вернешься в роту утром. А утром, на том участке, где окопался взвод, он увидел следы гусениц. Танки! Бой был короткий, смертельный. Погиб пулеметчик, были раненые. Немецкие танковые клинья стремительно охватывали Ленинград.
Из штаба полка, опять нарочным (никакой другой связи не было) поступил приказ их взводу прикрывать отступление. Взвод – а это четыре отделения – залег в низине. Ночь, темень и дождь, дождь. Началась пора осенних дождей. Мертвая, пугающая тишина, только шум капель дождевой воды. Где рота, полк, где, наконец, противник? Приказ строиться выполнили не сразу, потерялось одно отделение. Прибежали, только начали построение… Вдруг из ближних кустов, смутно проглядывающих в темноте, шквальные автоматные очереди. Стук выстрелов и проблески огня. Взвод бросился врассыпную, большая часть – к лесу. Там, в мокром молчаливом лесу, встретил Лев рассвет.
У старшего по званию, сержанта, оказался на руке компас; определились, куда идти. Но группа, к которой примкнул Лев, не торопилась выступать. Сидели на поваленной сосне, подавленно молчали. Тут только кто-то сказал ему: "Коробку зачем таскаешь? Где пулемет?". Группа, похоже, не собиралась отсюда уходить. Вдвоем с пареньком-красноармейцем, определив направление, двинулись в сторону Ленинграда.
За проволокой
Двое суток пробирались лесом, дождь лил и ночью, и днем. В кармане ни сухаря; от кислой клюквы, брусники распухли губы и десны. Несколько раз попадались тетерева – вскидывали винтовки. Сухой щелчок. Патроны, спрятанные за пазухой, не уберечь от воды – шинель, гимнастерку хоть отжимай.
Впереди забрезжил просвет. Вдали виднелось шоссе, между ним и лесом с километр вырубка. По шоссе сплошным потоком двигались танки, артиллерия, большие грузовики. Оккупанты. Организованная, вымуштрованная, нацеленная на покорение всего мира черная сила.
Слева лес близко подходил к дороге – там и решили сделать бросок. В сумерках подкрались к шоссе. Совсем близко какие-то постройки, навес. Не успели осмотреться – "хальт!". Лев бросился в кювет, и через секунду его винтовка оказалась в руках немецкого солдата. Взмах сильных рук – удар прикладом о камни, разбитая винтовка отлетела в сторону…
Утром их сдали в проходившую мимо колонну военнопленных. Не прошло и полчаса – остановка. Команда: "Евреям и политработникам выйти из строя". Здесь же, перед колонной, расстреляли немолодого военного – как оказалось позже, дивизионного врача. Первый привет от великой Германии…
В концлагере, расположенном под Сиверской, военнопленных водили обычно валить лес. Штурм Ленинграда провалился, оккупанты готовились к длительной осаде города, закладывался мощный "Северный вал". Работа с рассвета до темноты, на обед черпак баланды из нечищеной картошки, рубленой соломы и кусок хлеба. Вечером – пайка хлеба и кипяток. Спать загоняли в барак – похоже, бывший коровник. Вдоль стен нары, посреди – печь, в которую и ночью подбрасывали дрова. Начинались жестокие в тот год холода.
Лев присматривался к порядкам, к соседям по нарам. Ленинград рядом, неужели здесь зимовать?.. Однажды перед уходом в барак к нему подошел незнакомец. Широкоплеч, крепко сбит, в походке, движениях чувствуется военная выправка. Назвался: Гудков Николай Иванович, можно просто Николай. Старший лейтенант, имеет два ордена за финскую кампанию. Позже Лев узнал, что Николай закончил военное училище в Белоруссии, занимался спортом, имеет разряд по прыжкам и плаванию. Лев немного рассказал о себе.
– Член партии? – последовал вопрос.
– Комсомолец.
Гудков посмотрел на колючую проволоку, на часовых у ворот, на дальний, уже припорошенный снегом лес.
– Что думаешь делать?
Лев почувствовал доверие к этому человеку. (Он не ошибся: судьба свела их надолго; пройдя застенки лагерей, воевали потом в одной партизанской бригаде.)
– Что делать? Бежать!
Глаза лейтенанта потеплели.
– Вот и я так думаю. Будем готовиться.
Вскоре Каждан, как говорится, по воле случая стал переводчиком. (Иностранные языки в довоенных школах изучали по старым методикам, перешедшим из гимназий. Гимназисты языки знали, а не "читали со словарем".) В тот день группу пленных вывели мостить дорогу. Одному из них стало плохо – он лег на снег. Конвоир был уже тут как тут, направил ствол автомата: "Встать!". Очередь могла прогреметь каждый миг. Помимо своей воли Лев, стоявший рядом с больным, объяснил, что это не лодырь, не лентяй, он не притворяется. Конвоир повесил на плечо автомат и кивнул Льву: пошли со мной. Скучно целый день маяться взад-вперед, охранять этих доходяг, а тут возможность поговорить с русским на родном языке! Россия – страна непонятная, совсем не такая, как они представляли там, в Германии…
Вечером Лев не находил себе места. Вдруг конвоир доложит начальству, начнутся допросы: кто, что… Утром на разводке он встал во вторую шеренгу, подальше от центра. Напрасно. Начальник лагеря в сопровождении вчерашнего конвоира шел вдоль строя:
– Этот.
– Выходи!.. Откуда знаешь немецкий?
Назвался студентом из Ленинграда, Никитиным – по фамилии жены старшего брата.
– Будешь переводчиком, Никитин, – последовал приказ.
Как переводчик Лев жил теперь не в общем бараке, а отдельно, вместе с Гудковым и еще двумя пленными, имевшими технические специальности. Старший лейтенант обрадовался такому повороту дела: выбраться ночью из барака Льву было бы непросто – там все на виду.
Группа стала готовиться. Николай прихватил на работе и незаметно принес с собой кусачки. Другой пленный, работавший в строительной бригаде, обнаружил в здании бывшей школы географические карты, наклеенные на белую ткань. Под предлогом утепления обуви вынес пачку карт. Их потом намочили в воде, отделили ткань – получились белые накидки вроде маскхалатов. Каждан, получавший как переводчик две пайки хлеба, одну откладывал – копил запас. Бежать решили в новогоднюю ночь: не может быть, чтобы охрана обошлась без шнапса! К четверке Гудкова примкнули еще двое…