Они поступали не только от иностранцев. Российские промышленные и финансовые тузы, рвущиеся к власти, тоже вносили весомую лепту. Вскоре "Союз освобождения" из-за рубежа переместился в Россию, начал всюду создавать свои ответвления. Теневым эмиссаром, через которого осуществлялось руководство процессами, шли денежные потоки, был Пинхус Моисеевич Рутенберг (впоследствии он станет председателем "Национального комитета" еврейских поселений в Палестине - первого фактического правительства еще не провозглашенного Израиля) [124]. На Кавказе, в Прибалтике, Польше, Финляндии подогревалась межнациональная рознь. Усиливалась волна забастовок, митингов. Причем социалистам подыгрывали и либералы-промышленники, помогая создавать поводы для недовольства. Из вовлеченных в революционные организации люмпенов и шпаны создавались отряды боевиков.
Но все же на первом этапе успехи были мизерными. Либералы захлебывались речами, тонули в спорах из-за программ. Вспышки стачек оставались ограниченными и изолированными. А главной задачей было добиться массовости выступлений, настоящего революционного взрыва. Требовалась очень крупная провокация. Она была подготовлена в Петербурге под руководством Рутенберга. Его агент поп Гапон предложил свои услуги полиции для создания патриотических рабочих организаций, якобы в противовес революционным. В январе 1905 г. по ничтожному поводу - из-за увольнения 4 рабочих, удалось устроить забастовку на Путиловском заводе. Тут же сработала раскинутая сеть революционных ячеек, путиловцев в знак солидарности поддержали другие предприятия. И через Гапона в массы была внедрена идея идти 9 января к царю, изложить ему свои нужды, искать правды и справедливости. Распространялись слухи, будто государь сам хочет встретиться со своим народом, разобраться, как его обманывают чиновники и дворяне. Рабочие вдохновились, принялись вырабатывать петицию со своими просьбами.
Царя в этот момент вообще не было в Петербурге. А правительство в последний момент узнало, что петиция подменена другой, экстремистской - с требованиями изменения государственного строя. Узнали, что к мероприятию активно готовятся террористы. И что в шествиях должно принять участие более 300 тыс. человек - которые двинутся с разных концов города и сойдутся на Дворцовой площади. Такая масса народа на ограниченном пространстве вместиться никак не могла, в проходах на площадь толпы передавили бы друг дружку. Память о трагической давке при коронационных торжествах на Ходынке была еще свежа, и власти забили тревогу. Манифестация была запрещена, центр города оцепили войсками, получившими приказ никого не пропускать, но оружие применять лишь при крайней необходимости. Однако агитация сделала свое дело. Утром 9 января к центру двинулись огромные толпы с иконами, хоругвями. В ряды мирных горожан влились боевые дружины эсеров, социал-демократов, анархистов. Заранее нагнетали настроения - нас, мол, не хотят пускать к царю. Призывали прорываться силой.
Кадры из советских фильмов, как манифестанты и солдаты стояли напротив друг друга на Дворцовой площади, а потом начался расстрел - не более чем ложь. К площади шествия не допустили. Заслоны войск перекрыли движение в четырех местах - на Обводном канале, Васильевском острове, Выборгской стороне и Шлиссельбургском тракте. И везде происходило примерно одно и то же. Люди останавливались, но провокаторы подзуживали прорываться. Толпы напирали, несмотря на выстрелы в воздух. В солдат летели камни. Прячась за спины рабочих, боевики стреляли из револьверов. И солдаты, видя, что вот-вот будут раздавлены и растерзаны лезущей на них возбужденной массой, били уже по людям. Начиналась паника, толпы в ужасе бежали прочь, сминая и топча друг друга. Не столько людей пало от пуль, сколько погибло и перекалечилось в давке.
Всего же в ходе "кровавого воскресенья" было убито и умерло от ран и травм 130 человек, 299 получили ранения. Это число пострадавших включало и солдат, полицейских [124]. Однако западная пресса и революционная агитация взвыли о "тысячах расстрелянных". "Кровавый" царь истребил мирных манифестантов, которые доверчиво шли к нему с нижайшими просьбами! И забурлило по всей стране… Николай II готов был разобраться в недоразумениях. Была создана комиссия под руководством сенатора Шидловского, рабочим различных предприятий предлагалось самим избрать представителей в эту комиссию. Она должна была расследовать обстоятельства трагедии, а также выявить причины недовольства рабочих, выработать меры по их устранению. Но и этим революционеры воспользовались. На легальных выборах проталкивали свои кандидатуры, и комиссия стала фактически костяком будущего Петроградского Совета.
А Гапон, сыграв свою незавидную роль, бежал в Швейцарию. И пользовался бешеной популярностью. Лондонская "Таймс" платила ему огромные гонорары за каждую строчку воспоминаний. Кстати, оказалось, что российские социалистические партии еще ничего толком не сделали для нарастания революции. Делал "кто-то" другой - за них. Поэтому и эсеры, и социал-демократы принялись тянуть Гапона к себе, желали представить его "своим" человеком. Тогда получилось бы, что и массовое рабочее движение в Питере - их заслуга [86]. Гапона обхаживали и Ленин, и другие лидеры. Он зазнался, попытался играть самостоятельную роль. Но через некоторое время на него был состряпан компромат и подброшен эсеровским боевикам, которые и прикончили его. Он слишком много знал.
5. Революционеры "плаща и кинжала"
Помните фильм "Бриллиантовая рука"? Впрочем, кто ж его не помнит. "А это вам!" - "Какая прелесть!.." - "Вот здесь надо нажать!" - и из коробки выскакивает на пружине черт с длинным языком. В 1905 г. примерно таким же образом выскочил вдруг на историческую арену еще один важный персонаж, о котором перед этим мало кто знал. Лев Давидович Троцкий.
Начало его революционного пути было ничем не примечательным - можно даже сказать, типичным для многих тогдашних молодых людей. Лейба Бронштейн родился в 1879 г. в семье очень богатого херсонского зерноторговца и землевладельца. В хозяйстве отца трудились сотни батраков, мать была из семьи крупных предпринимателей Животовских. С 7 лет мальчик обучался в хедере при синагоге. А когда подрос, его устроили в Одесское реальное училище. В этот период он жил в семье двоюродного дяди Шпенцера, издателя и газетчика, и тети - директрисы гимназии для еврейских девочек. Седьмой класс училища заканчивал в Николаеве. Потом поступил в Одесский университет на математический факультет. Но еще в старших классах училища Лейба увлекся политикой, университет забросил, ударившись в деятельность "Южнорусского рабочего союза" (в котором рабочих почти не было - большинство "рабочих" были того же поля ягодой, что юный Бронштейн). Писал прокламации, участвовал в сходках. В 1898 г. был арестован.
Очень навредил себе собственными амбициями - пытался пускать туман, выставляя себя более важной птицей, чем был на самом деле, менял показания. Поэтому следствие затянулось, и Бронштейн провел в тюрьмах довольно долго - из Николаева был переведен в Херсон, еще полтора года просидел в Одесской тюрьме. Приговор получил -4 года ссылки. Первой любовью Лейбы стала Александра Соколовская, соратница по нелегальному кружку, на 7 лет старше его. Она была также арестована, Бронштейн переписывался с ней из камеры, а в Москве, в Бутырской пересыльной тюрьме, они вступили в брак по иудейскому обряду в присутствии раввина. В Сибирь поехали мужем и женой.
Жили в городишке Усть-Кут, потом в Верхоленске. У них родились две дочери. Бронштейн подрабатывал приказчиком у местного купца. Начал пробовать себя и в литературе. Первой его книгой стал трактат по истории масонства, написанный в тюрьме. Еще с детства Лейба страдал какой-то болезнью наподобие эпилептических приступов, которые проявлялись во время сильного волнения. И тема масонства настолько возбуждала его, что доводила до таких припадков, писал он Соколовской, что во время работы над книгой он испытывает "непонятное физическое состояние". В ссылке Бронштейн подрабатывал журналистикой, ряд его статей опубликовала иркутская газета "Восточное обозрение". И какие-то из его работ "заметили". Причем "заметили" на очень высоком уровне… В 1902 г. для него, еще никому не известного журналиста-любителя, был организован побег.
Кстати, много лет спустя, уже потерпев политический крах, Лев Давидович напишет книгу воспоминаний "Моя жизнь. Опыт автобиографии". Хотелось бы предостеречь тех, кто изучал ее и захочет использовать автобиографические данные. Источник это крайне ненадежный. Лжет автор сверх меры. О многих важных моментах вообще умалчивает, "забывает" о них. В других местах придумывает несуществующие красочные детали и события, что делает его книгу близкой к художественной. Но она и создавалась с единственной целью приукрасить себя, дополнительно прославить и подогреть к себе интерес, когда реальная популярность стала тускнеть. В частности о побеге он сочинил остросюжетную историю. Дескать, жена сделала из соломы чучело, положила на сеновале и показывала полицейским - это муж спит. Они и верили два дня, удалось выиграть время.