Локальные военные конфликты, как показывает изучение, характеризуются более сложным переплетением социальных и социально-психологических явлений. Они чаще всего возникают между сторонами, находящимися в неравном экономическом и военном отношении. Одна из них, как правило, значительно сильней другой, что позволяет ей надеяться на возможность достижения политических целей без вступления в полномасштабную войну (без перестройки экономики, режима социального функционирования и др.). Локальный военный конфликт не затрагивает большей части общества и не требует привлечения значительных сил и ресурсов. Если войны порождаются глубинными экономическими причинами или неразрешимыми политическими противоречиями, то в этиологии локальных военных конфликтов на первый план выступают частные факторы, связанные с территорииальными, этническими, религиозными и иными противоречиями. Как показал опыт локальных конфликтов в Афганистане и Чечне, сторона, которая считает себя подвергшейся вооруженному посягательству, априори обладает рядом преимуществ в мотивационных составляющих противоборства. Эта мысль отчетливо звучит в Полевом уставе сухопутных войск США РМ 33-1 "Психологические операции". В нем подчеркивается, что причиной поражения американцев во Вьетнаме является недооценка "внутреннего фактора", пренебрежение кропотливой и настойчивой работой среди соотечественников. В результате мощной антивоенной компании, развернутой в стране оппозиционными силами, сама цель войны, а вместе с ней и американская армия были полностью дискредитированы. Происходящие в обществе социально-психологические процессы, оказывают сильное влияние на психологию непосредственных участников локального военного конфликта. На наличие такой связи указывали военные психологи и практики еще на заре создания военно-психологической науки. В 1892 г. русский исследователь М.В. Зенченко, исследуя "нравственные силы" бойца, сделал три вывода: 1) личность воина производна от общественных условий; 2) армия есть верная копия государства, миниатюра, зеркало его со всеми достоинствами и недостатками; 3) для мощи войск необходимы симпатии всего населения; 4) никакой энтузиазм в армии невозможен, когда не будет его в Отечестве. Таким образом, почти столетие назад, в военно-психологической науке сформулирован своеобразный социально-психологический закон, отражающий взаимосвязь между состоянием психологии общества и его армии. Он гласит, что основной источник морально-психологического состояния воюющей армии находится не внутри ее, а в обществе, интересы которого она защищает. Сказанное реализует действие еще одной закономерности войны. Она, как показывает изучение, состоит в следующем: "От того, какой образ потенциального или реального конфликта сложился в общественном сознании и какое место в нем отведено армии, в значительной степени зависит возможность привлечения широких социальных мотивов для побуждения военнослужащих к активным боевым действиям". Очевидно, что при отсутствии общественной поддержки военной акции, проявлении антивоенных настроений и попыток возложить вину за возникновение, течение и результаты военного конфликта на армию, возможности возбуждения у личного состава таких мотивов, как патриотизм, конституционный долг, национальные интересы, ненависть к врагу становится весьма проблематичным, а порой и невозможным. Локальные военные конфликты, как правило, не сопровождаются изменением режима жизнедеятельности общества и введением военного положения. В результате не всегда принимаются необходимые дополнительные меры по усилению безопасности населения. Это дает возможность противной стороне для проведения эффективных психологических акций. Так, например, чеченскими специалистами психологических операций были спланированы и проведены акции, оказавшие заметное влияние на ход боевых действий федеральных войск. Среди них можно назвать такие, как: побуждение солдатских матерей к массовому походу в регион ведения боевых действий; распространение слухов о визитах боевиков в семьи военнослужащих; муссирование информации о широком участии в боевых действиях против федеральных войск профессионалов из многих стран мира, профессиональных спортсменов-снайперов; диверсионно-психологические акции в гг. Буденовке и Кизляре. В купе с диверсиями, осуществленными боевиками на железных дорогах, в транспорте и в метро, перечисленные действия во многом способствовали усилению антивоенных и антиармейских настроений среди населения.
Таким образом, в социально-психологической сфере локального военного конфликта устойчиво проявляется ряд проблем, которые требуют обязательного учета при организации психологического обеспечения боевых действий. Основными из них являются: 1) расслоение общества на сторонников, противников военного решения назревших проблем и тех, кто проявляет безразличие к происходящим событиям; 2) это расслоение не позволяет активно задействовать в интересах боевой мотивации военнослужащих такой мощный фактор, как социально-психологическое единство общества; 3) следствием расслоения является то, что некоторые политические силы осуществляют интенсивное информационно-психологическое давление на руководство страны, вооруженных сил и на военнослужащих, участвующих в конфликте; 4) "сильная" сторона в военном конфликте, чаще всего, делает упор на силовое разрешение военного конфликта, оказывающееся малоэффективным, упускает рычаги идеологического и психологического влияния на противника и население; 5) "слабая" сторона, впитывая амбиции элитных групп, окрашенные этническими, религиозными и другими легко усваиваемыми идеями, оказывается психологически более подготовленной к решительным действиям, сплоченной и целеустремленной; 6) применение военной силы в конфликте оправдано и эффективно лишь в контексте политических, идеологических, экономических и иных мер. То есть "сильной" стороне выгоднее вести военный конфликт как войну, а "слабой" – как затяжной локальный конфликт.
История войн и военного искусства, опыт боевых действий наших войск свидетельствуют о том, что неправильная тактическая и психологическая оценка противной стороны влекут искажения во всех других психологических составляющих боевой деятельности в локальном военном конфликте (цель, мотивы, средства, способы, состояния). Свидетельством этому может быть сравнение целей и стратегий сторон в локальном венном конфликте в Чечне.
"Слабая сторона" преследует, прежде всего, психологические цели, ведущие к ослаблению противостоящих сил. Преимущества ее в том, что она ставит войска противника в непривычные для них условия, принуждает к выполнению несвойственных им функций, применению неосвоенных способов боевых действий. Противники российских войск в Афганистане и Чечне часто использовали тактику действий боевых и диверсионных групп, отличающуюся выраженной деятельностной и психологической спецификой. Например, в Чечне такие группы, как правило, состояли из лиц, связанных тесными родственными и земляческими узами, знающих друг друга с детства, подобранных с учетом боевого и жизненного опыта, действовавших на протяжении всей военной кампании рука об руку. Ведущими мотивами рядовых участников таких групп были: убежденность в правоте своей борьбы, врожденное стремление к свободе, гнев и месть за убитых родственников. Все это обусловливало высокую сплоченность и боевую слаженность боевых формирований.
Среди способов действий противника преобладали засады, налеты, диверсии, поиск, рейд, то есть методы, характерные для войск специального назначения. По оценкам специалистов такие способы вооруженной борьбы в локальном военном конфликте имеют целый ряд существенных преимуществ по сравнению с традиционными. Достаточно сказать хотя бы о том, что эффективность поражения огнем стрелкового оружия в налетах и засадах повышается в 4–7 раз, гранатометов и огнеметов в 16–30 раз, мин и минно-взрывных заграждений в 60–75 раз. Борьба с диверсионными подразделениями требует значительно больше сил и средств, чем ведение боевых действий с равными по численности общевойсковыми подразделениями. Это объясняется тем, что действия таких групп не связаны с удержанием каких-либо объектов, рубежей, районов.