Глава 3
Сказав о наготе прародителей, которая при небесной одежде была благообразна и не служила поводом к стыду, Моисей обращается к повествованию о хитрости змия и говорит: Змей был хитрее всех зверей полевых, которых создал Господь Бог (Быт. 3, 1). Змий был хитрее бессловесных животных, которыми управлял человек, но если и превосходил хитростью ту степень, на какой поставлены звери, то не следует отсюда, что он возвышался до степени человека. Змия Бог сотворил хитрее бессловесных скотов и лукавее неразумных животных, но поскольку не было у него разума, то ясно, что он не имел и мудрости человеческой. Адам превосходил змия и по самому образу сотворения, и по душе, и по уму, и по славе, которой он был облечен, и по месту жительства своего, а потому видно, что он безмерно выше змия и по хитрости. Адам превосходил мудростью всех зверей, потому что Бог поставил его владыкой и правителем их; он был хитрее всех, потому что всем нарек имена. Как израильтяне не могли без покрывала смотреть на лицо Моисеево, так животные не могли взирать на светлый облик Адама. Потупившись, проходили они перед ним, когда он нарекал им имена, потому что глаза их не могли смотреть на его славу. Итак, хотя змий был хитрее всех зверей, однако он был как неразумный перед Адамом и Евой, владыками зверей.
Сказав о хитрости змия, Моисей обращается к повествованию о злокозненном приближении его к Еве и говорит: И сказал змей жене: подлинно ли сказал Бог: не ешьте ни от какого дерева в раю? (Быт. 3, 1). Змий говорил, и то было или свойственное змию шипение, которое понимал Адам, или в змие говорил сатана, или змий по собственному побуждению испросил себе дар слова, или сатана испросил Бога дать этот дар слова змию на время. Но искусительное слово не ввело бы в грех искушаемых, если бы руководством искусителю не служило собственное их желание. Даже если бы не пришел искуситель, то само древо красотой своей ввело бы их в борьбу. Хотя прародители искали себе извинения в совете змия, но больше совета змия повредило им их собственное желание, ибо сказано: И увидела жена, что дерево хорошо для пищи, и что оно приятно для глаз и вожделенно… и взяла плодов его и ела (Быт. 3, 6). А если жена побеждена красотой дерева и приятностью плодов его, значит, не советом, вошедшим в слух ее, она побеждена, но введена в преступление пожеланием, обнаружившимся в ней самой. Но поскольку заповедь была дана для испытания, то появился удобный случай прийти искусителю.
Что сотворено в раю и вне рая, все это Бог дал человеку по благости и ничего не требовал от него за то, что сотворил, но украсил и облек его славой. Что только ни было в раю, на земле, в воздухе и водах – все это дано человеку по благости, но одно только дерево отнято у него по правде.
Когда Бог творил человека, Он не сделал его смертным, но не создал и бессмертным, чтобы сам Адам соблюдением или преступлением заповеди от одного из двух деревьев приобрел себе то, чего захотел бы. И хотя Бог сотворил древо жизни, но скрыл его от Адама, во-первых, для того, чтобы красотой своей оно не вводило прародителей в борение и не усугубило борьбы, а во-вторых, не должно им было находить себе причину для сохранения заповеди Незримого в той награде, которая была у них перед глазами. Хотя по благости Бог все дал прародителям, но бессмертную жизнь, которая приобреталась вкушением плодов древа жизни, восхотел даровать им по правде. Потому дал им лишь заповедь, и она не была так велика, не могла равняться преизбыточествующей награде, приготовленной им. А запретив вкушать плоды одного дерева, чтобы они находились под заповедью, Бог отдал им весь рай, чтобы они не были принуждены к преступлению закона недостатком в пище.
Но хотя, как сказал я, испытание и было необходимо, тем не менее Бог не позволил сатане послать для этого к Адаму какого-либо ангела, или серафима, или херувима. Не позволил Он также сатане и самому прийти к Адаму в Эдемский сад в образе человеческом или божественном, как приступал он к Господу нашему на горе. Не пришли также к Адаму какие-либо большие или лучшие звери, бегемот и левиафан, не пришли и другие звери или животные чистые, чтобы не послужило это ни малейшим извинением для преступивших заповедь. Но позволено было прийти к ним змию, который хотя и хитер, но безмерно презрен и гнусен. Змий, приступив к людям, не сделал никакого действительного чуда, не принял даже на себя ложного вида, но предстал в том виде, какой имел: предстал пресмыкающимся, с поникшими долу глазами, потому что не мог взирать на сияние лица той, которую хотел искусить. Не пришел он, от страха, к Адаму, но пришел к Еве, чтобы скорее склонить ее к вкушению плодов того дерева, с которого запрещено было вкушать, пока она еще не вкусила дозволенных ей плодов с тысяч и десятков тысяч других деревьев. Не вкусила же она не потому, что постилась, но потому что ею еще не овладел голод, потому что она была только сотворена. Конечно, змию не запрещалось идти с такой поспешностью к Еве, ибо эта-то поспешность змия не служила в его пользу. Он пришел в то время, когда едва сотворенная Ева не знала еще, что такое голод, и красота дерева не возбуждала в ней борьбы пожеланий. Итак, поскольку Ева не чувствовала голода и дерево не вводило ее в борьбу, то змию не запрещалось стать ее искусителем, потому что если бы Ева победила в кратковременной брани и в недолгой борьбе и змий и кто был в змие подверглись бы тому наказанию, какое и понесли, то Ева и ее муж вкусили бы плодов жизни и приобрели жизнь вечную, приняв по правде то бытие, какое было им обещано, – они по правде стали бы обладать всем тем, что прежде им даровалось по благости.
Потому искуситель поспешил прийти и не был удержан. Уже одно то, что искуситель приходит вместе с заповедью, могло бы вразумить искушаемых, что он – искуситель, и предостеречь их от козней его. Искуситель приходит и обещает им нечто великое, да он и не мог хвалиться чем-либо малым. И тот, кто в змие, так сказал через него жене: Подлинно ли сказал Бог: не ешьте ни от какого дерева в раю? (Быт. 3, 1). Здесь необходимо заметить, что велика была бы заповедь, если бы запрещалось вкушать плоды всех деревьев, как сказал змий, а поскольку заповедовалось противоположное, то заповедь почти и не считалась заповедью, ибо была очень легка и дана только на время, пока не отступит от них искуситель.
Ева отвечала змию и сказала: Плоды с дерев мы можем есть, только плодов дерева, которое среди рая, сказал Бог, не ешьте их и не прикасайтесь к ним, чтобы вам не умереть (Быт. 3, 2–3). Змий и бывший в змие, слыша, что плоды всех райских деревьев отданы им в пищу, а запрещено вкушать плоды только одного дерева, думали уже, что со стыдом им должно удалиться, потому что увидели, что обещать им нечего. Поэтому искуситель обращает внимание на самую заповедь Давшего ее, которой запрещалось не только вкушать плоды дерева, но даже приближаться к нему, и он понял, что Бог предостерегал их от воззрения на дерево, чтобы они не пленились красотой его, а потому склоняет Еву обратить на него взор и говорит: Нет, не умрете, но знает Бог, что в день, в который вы вкусите их, откроются глаза ваши, и вы будете, как боги, знающие добро и зло (Быт. 3, 4–5). Ева не вникла в слова змия, не рассудила, что он как искуситель говорит противоположное тому, что сказал Бог, не возразила змию его же словами и не сказала: "Как откроются глаза мои, когда не закрыты? И как, вкусив плодов дерева, я узнаю добро и зло, когда и до вкушения имею знание об этом?" Она упустила из вида, что нужно было ей сказать в ответ змию, и по желанию его отвратила очи свои от змия, который был перед ней, устремив взор на дерево, к которому запрещено было приближаться.
Змий умолк, потому что примечал давно уже ее виновность. Не столько услышанное Евой обещание убеждало ее вкусить плода этого дерева, сколько устремленный на дерево взор обольщал сорвать плод его и вкусить. Ева могла сказать змию: "Если я лишена зрения, то как вижу все видимое? Если я не умею различать добра и зла, то почему понимаю, хорошо ли или плохо твое обещание? Почему знаю, что хорошо быть богом, прекрасно иметь открытые глаза? Откуда мне известно, что смерть – это зло, если я лишена этого? Для чего ты пришел ко мне? Приход твой к нам свидетельствует, что мы имеем все это, потому что твое обещание я проверяю тем зрением, которое уже имею, и той способностью различать добро и зло, которая уже есть у меня. Если же имею у себя то, что ты обещаешь мне, то где вся твоя хитрость, если от меня не укрылось твое коварство?" Но Ева не сказала этого змию, потому что, сказав так, победила бы его. Вместо этого она устремила взор свой к дереву, чтобы скорее быть побежденной.