(На четвёртый день) что-то произошло с глазами. Мы сидели в ресторане "Риалто", и я ощутил потрясающее чувство зрительной перспективы, как в вогнутом зеркале. Вещи, которые двигались по направлению ко мне, как будто входили в меня, а вещи, отдалявшиеся от меня, казалось, появлялись изнутри меня. Для меня это было такой загадкой - мои глаза как гигантская камера, которая меняет фокус без моего вмешательства. Теперь-то я привык к этой загадке. Я теперь так и вижу. Когда ты меня возишь в своей "мини", я как кинооператор, перемещающий свою тележку, и машины, едущие по встречной полосе, движутся внутрь меня, а те, что нас обгоняют, выезжают из меня, а когда мои глаза на чём-то фиксируются, они фиксируются с абсолютным вниманием, как камера. И ещё о моих глазах: когда мы вернулись из ресторана, я пришёл домой и посмотрел в зеркало, чтобы разглядеть, что такое с моими глазами, как они "зафиксированы". Я долго смотрел в зеркало и обнаружил, что у меня не моргают веки. Полчаса или три четверти часа я смотрел в зеркало - и так и не моргнул. Инстинктивное моргание прекратилось - и так обстоит дело и до сих пор.
(На пятый день) я заметил изменения слуха. Когда я слышал лай собаки, он зарождался внутри меня. То же самое было с мычанием коровы, гудком поезда - внезапно все звуки стали возникать как будто внутри меня - они появлялись изнутри, а не снаружи - и так до сих пор.
Пять чувств изменились за пять дней, а (на шестой день) я лежал на диване - Валентина была в кухне - и вдруг моё тело исчезло. Тела не было. Я посмотрел на свою руку. (Это сумасшедшая штука - вы бы меня отправили в психушку.) Я смотрел на неё: "Это моя рука?" Там не было вопроса, но вся ситуация была такова - это всё, что я описываю. И вот я потрогал тело - ничего - я не ощутил, что было что-то кроме прикосновения, понимаешь, кроме точки контакта. Тогда я позвал Валентину: "Ты видишь моё тело на диване? Ничто внутри меня не говорит, что это моё тело". Она прикоснулась к нему: "Это твоё тело". И всё-таки её уверение не принесло мне удовлетворения или успокоения: "Что за фигня? Моё тело отсутствует". Моё тело исчезло, и оно так и не вернулось. Точки контакта - вот всё, что осталось этому телу - для меня там больше ничего нет - потому что зрение не зависит от чувства осязания здесь. Так что у меня даже нет никакой возможности создать полный образ моего тела, потому что там, где нет осязания, отсутствуют точки здесь, в сознании.
(На седьмой день) я снова лежал на том же самом диване, расслабляясь и наслаждаясь "расцепленным состоянием". Когда входила Валентина, я распознавал её как Валентину, когда она выходила из комнаты - всё, пусто, никакой Валентины - "Что это? Я даже не могу представить, как выглядит Валентина". Я слушал звуки, исходящие из меня. Я не мог соотнести их. Я обнаружил, что все мои чувства не координировались внутри: координатор отсутствовал.
Я почувствовал, как во мне что-то происходит: жизненная энергия собиралась в фокус из разных частей моего тела. Я сказал себе: "Твоей жизни пришёл конец. Ты умираешь". Тогда я позвал Валентину и сказал: "Я умираю, Валентина, и тебе придётся что-то сделать с этим телом. Отдай его докторам - может быть, они им воспользуются. Я не верю в сжигание или захоронение и тому подобное. В твоих собственных интересах поскорее избавиться от этого тела - оно будет вонять через день - так почему же не отдать его?" Она сказала: "Ты иностранец. Швейцарское правительство не примет твоё тело. Забудь об этом" - и ушла. И вот всё это пугающее движение жизненной силы, как будто собирающейся в одну точку. Я лежал на диване. Её кровать была пустой, и я передвинулся на эту кровать и вытянулся, готовясь. Она проигнорировала меня и ушла. Она сказала: "Сегодня ты говоришь, что изменилось то-то, завтра изменилось то-то, а послезавтра ещё что-то изменилось. Что это такое?" Её не интересовало всё это - никогда её не трогали все эти религиозные вопросы - она никогда ни о чём таком не слышала. "Ты говоришь, что умираешь. Ты не умираешь. Ты в порядке, крепкий и здоровый". Она ушла. Тогда я вытянулся, а это всё продолжалось и продолжалось. Вся жизненная энергия собиралась в фокус - где была эта точка, я не знаю. Потом появилась точка, где всё выглядело так, как будто окошко видеокамеры само пытается закрыться. (Это единственное сравнение, которое приходит мне в голову. То, как я это описываю, весьма отличается от того, как всё это происходило тогда, потому что там не было никого, кто думал бы в таких понятиях. Всё это было частью моего опыта, иначе я не мог бы говорить об этом.) Итак, окошко пыталось закрыться, но было что-то, пытавшееся удержать его открытым. Затем, спустя какое-то время, не осталось воли что-то делать, даже препятствовать закрытию окошка. И вдруг оно закрылось. Я не знаю, что произошло после этого.
Этот процесс длился сорок девять минут - процесс умирания. Это было как физическая смерть. Даже теперь это случается со мною: руки и ноги холодеют, тело немеет, дыхание замедляется, а потом ты задыхаешься. До какого-то момента ты здесь, ты делаешь как будто свой последний вдох, а потом всё кончается. Что происходит после этого, неизвестно.
Когда я очнулся от этого, кто-то сказал, что мне звонят. Я вышел и спустился вниз, чтобы ответить на звонок. Я был в оцепенении. Я не знал, что произошло. Это была физическая смерть. Я не знаю, что вернуло меня к жизни. Я не знаю, как долго это продолжалось. Я ничего не могу сказать об этом, потому что с пережившим это было покончено: не было никого, кто мог пережить эту смерть… Это был конец. Я восстал.
Я не ощущал себя новорождённым ребёнком - ни о каком просветлении не могло быть и речи, - но вещи, которые поразили меня на той неделе, изменения во вкусе, зрении и так далее, закрепились как постоянные качества. Я называю все эти события "катастрофой". Я называю это "катастрофой", потому что, с точки зрения того, кто считает это чем-то волшебным, блаженным, полным благости, любви и экстаза, это физическая пытка - с такой точки зрения это катастрофа. Катастрофа не для меня, но для тех, кто представляет, будто должно случиться нечто чудесное. Это что-то типа того, как если бы ты представлял себе Нью-Йорк, мечтал о нём, хотел очутиться там. Когда ты на самом деле уже там, ты не обнаруживаешь ничего подобного; это место, забытое Богом и, возможно, забытое даже чертями. Это совсем не то место, о котором ты мечтал и к которому стремился, а нечто совершенно другое. Что там, ты на самом деле не знаешь - у тебя нет никакого способа знать что-то об этом - здесь нет образа. В этом смысле я никогда не могу сказать себе или кому-то: "Я - просветлённый, освобождённый, свободный человек; я освобожу человечество". От чего свободный? Как я могу освободить кого-то? Не может быть и речи об освобождении кого-то. Для этого у меня должен быть образ себя как свободного человека, понимаешь?
Потом (на восьмой день) я сидел на диване и вдруг произошёл потрясающий взрыв энергии - сильнейшей энергии, потрясшей всё тело, диван, дом и как будто всю Вселенную - всё тряслось, вибрировало. Это движение невозможно создать. Оно было внезапным. Я не знаю, исходило ли оно снаружи или изнутри, сверху или снизу - я не мог определить место; оно было повсюду. Это продолжалось часами. Это было невыносимо, но я ничего не мог сделать, чтобы остановить это; я был абсолютно беспомощен. Так всё и продолжалось, день за днём, день за днём. Стоило мне только сесть, это начиналось - эта вибрация, как эпилептический припадок или типа того. Даже не эпилептический припадок; это продолжалось день за днём.
(В течение трёх дней Юджи лежал на кровати, с телом, скрученным болью - по его словам, боль была как будто в каждой клетке тела. Похожие взрывы энергии время от времени случались с ним в течение следующих шести месяцев, стоило ему только лечь или расслабиться.)
Тело было неспособно… Тело ощущает боль. Это очень болезненный процесс. Очень болезненный. Это физическая боль, потому что у тела есть ограничения - у него есть форма, свои собственные очертания, и когда происходит взрыв энергии, которая не является ни твоей, ни моей энергией, ни энергией Бога (или назовите это как хотите), это похоже на реку во время половодья. Энергия, которая действует при этом, не ощущает границ тела; ей нет до этого никакого дела; у неё своя собственная движущая сила. Это очень больно. Это совсем не экстаз, не благостное блаженство или тому подобная чушь - какой вздор! - это действительно очень больно. О, я страдал не один месяц после этого; и до этого тоже. Все страдают. Даже Рамана Махарши страдал после этого.
Огромный каскад - не один, но тысячи каскадов - это всё продолжалось и продолжалось, месяц за месяцем. Это очень болезненный опыт - болезненный в том смысле, что у энергии своё собственное, особое действие. Хм, знаете, у вас в аэропорту есть реклама сигарет "Уиллс". Есть атом: вот так проходят линии. (Юджи демонстрирует) По часовой стрелке, против часовой стрелки, а потом так, и после вот так. Она движется внутри, как атом - не в одной части тела, во всём теле. Как будто из мокрого полотенца выжимают воду - и так во всём твоём теле - это очень больно. Это происходит даже сейчас. Ты не можешь привлечь это; ты не можешь призвать это; ты ничего не можешь сделать. Такое ощущение, как будто это окутывает тебя, нисходит на тебя. Откуда нисходит? Откуда оно приходит? Как оно приходит? Каждый раз это происходит по-новому - очень странно - каждый раз это приходит по-другому, так что ты не знаешь, что происходит. Ты ложишься на кровать, и вдруг это начинается - оно начинает двигаться медленно, как муравьи. Я даже думал иногда, что у меня в постели клопы, вскакиваю, смотрю - (смеётся) никаких клопов, тогда я снова ложусь - и тогда опять… Волосы электризуются, и так оно медленно движется.