САВЛ. Ты ранен?
ДИМОН. Это – кровь римского солдата. Я запачкал ею твою палатку; тебя заподозрят. Порежь себе руку – скажешь, что поранился нечаянно. Вот нож! (Лезет за пазуху).
САВЛ. У меня есть мой рабочий нож. (Берет из кучи у палатки нож и лоскут ткани).
ДИМОН. Дай посмотреть! (Берет у Савла нож и возвращает). Неплохой нож! Сгодится не только для шитья палаток! Сможешь? (Савл надрезает себе ладонь и хочет обернуть ее тканью). Погоди! (Надрезает свою ладонь и сжимает ею ладонь Савла). Теперь мы – кровные братья! Я перевяжу тебе руку. (Перевязывает). Ты отвел от меня опасность и навлек ее на себя. Я не забуду этого. Хочешь уйти со мной?
САВЛ. Куда и зачем? И кто ты?
ДИМОН. Я – Димон Галилеянин, объявленный вне закона. Я – из галилейских зелотов, из кинжальщиков. Мое прозвище – Смерть, по-гречески – Дисмас. Я убил много римлян.
САВЛ. Я слышал о тебе.
ДИМОН. Ты услышишь больше, говорю тебе! Мерзкие язычники скоро пожалеют, что их сандалии топтали священный Сион! Мы заставим их выплакать кровью обиды, что терпит от них народ, избранный Богом! Иерусалим станет ужасом для их правнуков! Я знаю, ты – честный фарисей, ты любишь Бога. Идем с нами сражаться за нашу веру!
САВЛ. Я не умею убивать.
ДИМОН. Никто этого не умеет от рождения! Заставь себя раз, а потом будет легко – как руку порезать. Мой товарищ, Геста, научит тебя. Он режет легионеров, словно ягнят на Пасху. Убийство врага Израиля угодно Богу!
САВЛ. Я подумаю над этим. Тебе нужно уходить.
ДИМОН. Думай, Савл! Думай скорее! Центурион подозревает тебя. Я постараюсь сделать так, чтобы он не успел тебе навредить. Бог да хранит тебя и весь Израиль! (Уходит).
САВЛ. (Один). Прощай.… Сколько боли в этом человеке! Он утоляет ее кровью врага. Он – герой. Я тоже ненавижу этих тупых вояк, что разгуливают по Храмовой Горе, как хозяева. Но я слаб! Кого я могу зарезать?.. О, Иерусалим, ты так прекрасен! Ты пропитан Божьим Присутствием, как твой жертвенник – кровью, что стекает по его желобкам. Этот человек хочет превратить твои улицы в желоба, по которым потекут алые реки. Господи, Тебе угодна такая жертва? Дай мне знак, и я пойду за этим человеком, и не будет Тебе жреца усерднее, кровавее меня! Только дай знак, молю!..
Сцена темнеет. Слышится шум быстрой реки. Видение: Юния.
Но Ты не даешь знака… Ты говоришь со мною совсем об ином! Зачем, Господи, зачем ты посылаешь мне эти видения? Зачем не даешь мне забыть ее?.. Юния, сестра моя возлюбленная! Мы вместе мечтали увидеть эти священные камни – Храм Бога Единого!.. И вот я здесь – один… шью палатки для римских солдат. И их казарма заслоняет от меня север, куда тянутся мои глаза – к тебе, моя Юния.… И за многие мили отсюда я опять вижу это! Опять: ты и река! Все в тот же час ты бродишь по берегу Кидна: в тот самый час, когда я встретил тебя там и полюбил в один миг. И мы пошли с тобой рука в руке, и быстрый Кидн сверкал и нес в море свои холодные воды, а ты читала мне греческие стихи… Римское воспитание не мешало тебе понимать Тору. Ты вечно смеялась над моей фарисейской строгостью, но оттого нравилась мне только сильнее. В твоих устах мне не было досадно даже мое римское имя.
ЮНИЯ. Павел! Мой Павел! Я смотрю на юг, и мне кажется, что ты слышишь меня…
САВЛ. (Поет).
Пленила ты сердце мое, сестра моя невеста;
Пленила ты сердце мое одним взглядом очей твоих,
Одним ожерельем на шее твоей,
Ибо крепка, как смерть, любовь.
ЮНИЯ. Я всегда чувствовала тебя… Я всегда знала, что ты – необычный, мой Павел…
САВЛ. Опять она говорит со мной, будто догадывается, что я слышу ее!
ЮНИЯ. Но теперь я чувствую тебя сильнее. Моя лихорадка будто несет меня к тебе…
САВЛ. Боже милосердный, она больна!
ЮНИЯ. Мне и прежде казалось часто, что твоя душа вдруг входит в мою, хотя тебя нет рядом. А теперь, когда болезнь сжигает меня, я будто слышу твой голос…
САВЛ. Господи, ты и на нее обрушил недуг?! За что?.. Приступ уже одолевает меня. (Дрожит). Всякий раз – эта расплата! Господи, не щади меня, но спаси ее! Я предал ее ради верности Твоему Закону! (Падает в судорогах).
Юния исчезает во тьме. Сцена светлеет. Входят Барбула и Плацид.
БАРБУЛА. Э, да у него – падучая! Беги-ка за врачом!
САВЛ. (Приходя в себя). Не нужно врача. Мне уже лучше.
БАРБУЛА. Тебе не стоит жить здесь одному, студент Савл, если у тебя такая болезнь.
САВЛ. Это – ничего, это быстро проходит.
БАРБУЛА. Смотри, чтоб не узнала храмовая стража… (Плациду). Ты свободен, Плацид.
Плацид уходит.
(Савлу). Скажи-ка мне, что это за пятно на твоей палатке? Похоже на кровь!
САВЛ. Я поранился, когда резал веревку. Вот этим ножом. (Берет нож).
БАРБУЛА. Пусть так. Но мы не нашли того, кого искали. Его не было на рынке, Савл! А деться ему было некуда… Мне придется доложить о тебе! (Уходит).
Входит Иосиф, неся клетки с голубями и мешок. Его догоняет Плацид. Савл с ножом прячется за колонну.
ПЛАЦИД. Постой, иудей! Что в твоем мешке?
ИОСИФ. (Останавливаясь). Я – бедный человек.
Что ты хочешь от бедного человека, римлянин? Что говорят тебе глаза твои? Ты видишь, я продаю птиц. Этого здесь никто еще не запретил. Бедным людям нужны маленькие птички, чтобы их заколоть и отдать священнику для жертвы! Что говорят тебе глаза твои?
ПЛАЦИД. Мои глаза говорят мне, что у тебя в руке мешок, но не говорят, что в нем. Что-то другое говорит мне, что там – не птицы. Очень тихо в твоем мешке. Развяжи его.
ИОСИФ. (Нехотя развязывает мешок). Птицы в мешке не поют!
ПЛАЦИД. (Достает из мешка рыбу). Особенно такие. (Бросает рыбу обратно).
ИОСИФ. (Заискивающе). Ну да, рыбка… Вы, римляне, любите рыбку! Кто-то же должен для вас ее доставить, вот, пожалуйста! Купи у меня рыбу, добрый солдат, я не возьму дорого с такого молодца…
Проходит и уходит Стражник, возглашая: "Канун Субботы!". Савл прячет нож за пазуху.
Ой! Храмовая стража! (С испугом захлопывает мешок). Не выдавай меня, солдатик! Я угощу тебя отличной рыбой и не возьму денег, пусть только уйдет стражник…
ПЛАЦИД. А рыба твоя – не тухлая?
ИОСИФ. Тише, умоляю! Рыба – свежайшая: всего час, как я выловил ее в пруду у Лазаря!
ПЛАЦИД. И кто этот Лазарь, у которого ты воруешь рыбу?
ИОСИФ. Что ты такое говоришь?! Да я бы отсек себе обе руки, если бы хоть одна из них посягнула на добро нашего Лазаря! Это же – такой достойный человек, богатый, но благочестивый! Он жалеет таких бедняков, как я. Его дом – самый большой у нас в Вифании. Это – там (указывает на гору), на Масличной Горе, только немножко с той стороны. Так моя лачуга – совсем близко от дома Лазаря, и этот достойнейший человек позволяет мне накануне Субботы половить в его пруду немножко рыбы…
ПЛАЦИД. Ладно, давай сюда твою рыбу.
ИОСИФ. (Доставая рыбину из мешка). Вот, ешь на здоровье, добрый человек!
ПЛАЦИД. Это – мало. (Тот достает вторую рыбину). Мало. Давай всё. (Берется за мешок). Ты стар, тебе тяжело это таскать, хватит с тебя и птиц.
ИОСИФ. (Удерживая мешок). Но я – бедный человек, не отнимай у меня последнее!
ПЛАЦИД. Ты – жадный человек. А я – нет: мне не жалко отдать твой мешок вашим храмовым стражникам, которых ты боишься больше, чем римских солдат. По-моему, тебе лучше отдать рыбу мне. (Отнимает мешок и хочет уйти).
Входит Луций.
ЛУЦИЙ. Стоять, солдат!
ПЛАЦИД. Трибун! (Вытягивается, отдает честь).
ЛУЦИЙ. А, это ты, Плацид.… Верни-ка этому иудею его мешок, и будь поблизости.
Плацид повинуется и уходит.
(Иосифу). Иди, старик, продай свою рыбу в другом месте. Ты знаешь не хуже моего: здесь продают только то, что годится для жертвы. Порядок есть порядок.
Иосиф уходит.
(Савлу). Так. Ну, а ты – кто? Почему прячешься?
САВЛ. Я – Савл. Я – студент, я изучаю Тору. Мой учитель – Гамлиэль.
ЛУЦИЙ. Гамлиэль мне известен. Значит, ты посещаешь его академию… забыл, где она?
САВЛ. Здесь, сразу за мостом, по левую руку.
ЛУЦИЙ. Верно. Ты – иерусалимлянин?
САВЛ. Нет, я – родом из Тарса киликийского.