Варварство - Ринат Валиуллин

Бездарность – это я, знакомьтесь.
Рукой упавший на бумагу
рассудка и инстинкта помесь,
присяду рядом или лягу.

Терпимость – это я, грубите,
убейте словом предложение
в слезах, уставившийся зритель,
я предварительно их вытер.

Преступность – это я, судите,
двенадцать месяцев присяжных,
жизнь временная – я любитель,
любовником быть так напряжно.

Тщеславие, оно в словах:
здесь счастье, слава, честь, и тщетно
скорбела гордость на бобах.
Я не тщеславен стопроцентно,
но предсказуем,
как любой мужского пола,
от первого до поцелуя,
от выстрела до холостого.

Я люблю твою осень и зиму

Я люблю твою осень и зиму,
наступающие вечерами,
меланхолии с верхом корзину,
огородами и садами.
Выносить и проветривать долго
молодой ослепительный мозг,
на вопросы о времени – сколько?
Отвечая количеством роз.
Я люблю белоснежные зубы,
что кусают мысли на фразы,
рассудительны и не глупы,
заразительный смех, заразный.
Обожаю твоё послушание,
за характер приму строптивость,
что любви пока не мешают
оставаться такой красивой.

Мужчина женщине

Жестикулируя,
всё в этом космосе крутится вокруг вас,
принимая очертания быта.
На поле любовных ран и язв
дирижёром намашу сюиту,
посвященную красоте пережитков.
Часть от прошлого всегда с нами,
без неё проза жидкая,
даже если стихами.
Не вдумываясь, жалоба это или слоган,
обращенный задницей или лицом.
Я хочу мораль вашу потрогать,
на аморальное оперевшись локтем.
Я хочу ощутить вашу прелесть,
не посягая наличное без надругательства,
по словам в душу залезть,
напечататься в вашем издательстве,
забыв, как относитесь к репортёрам,
искателям связей временных,
в агонии познакомиться буду кричать хором:
сегодня вы офигенны.

Я не люблю дома

Утро и вечер – серость,
но согревает тепло,
то, что имела смелость
лето любить одно.

Губ розовый куст,
небритой щеки горизонт,
вряд ли когда вернусь
в объятий уютный дом.

Вряд ли ещё смогу
встретить чище слова
иду… Под ногами рагу
зимней простуды, слюна
смешана с серым дождём,
с тем, что рыдал вчера.
Я не вернусь в твой дом.
Я не люблю дома.

Стоит ли звонить бывшим?

Нет ничего хуже маринованных поцелуев.
Они у меня в холодильнике.
Открыл их как-то в ночи, тоскуя,
на вкус такие противненькие.
Может, у них истёк срок годности,
и они давно паразитируют
в силу своей губастой подлости,
чувственность имитируя?
Может, я уже не достоин
той любви законсервированной?
Хочу крикнуть: если кого обидел – сорри!
Я не прошёл тестирование,
а посему возьму в руки грудь
первого размера мыши,
придавлю ладонью чуть,
и вы прочтёте то, что я слышу.

Четвёртая комната

В моей трёхкомнатной квартире
ты была четвёртой
комнатой, где даже в настроении противном,
днём перечёркнутым,
уютно теплилась заря в глазах,
благоухала дрожь,
являлись чувства на рогах
прикосновением кож.
Не нужен был стук языка о зубы,
инструментом совершенным, чем слова,
ты топливо по кровеносным трубам
моим гнала.

Сорвать одним движением ткань,
как раздвигают одежду окон,
чтоб разум в отключку – с интима пьяный,
готовый рассмеяться в глаза порокам,
давился мякотью
и соком.

Четвёртая комната любимая,
откуда не хотел уходить… И утро
находило меня здесь ленивым,
вдохновлённым, беспутным.

Цитата

Я не могу её воспринимать цитатой -
жизнь короче.
Рассвет мне кажется помятым,
если облака.
Но подсознание в ночи пророчит,
утром упадёт вода.
Полураспад осеннего дождя,
в разводе
молекулы, расклеилась слезливая земля,
захлюпала
коричневым бесплодием
от пошлых предложений октября.

Ночью ты ничей

Я мало спал,
покоем этой ночью был разбужен,
и месяц утончённый в сталь
и темь уже не нужны.
Окно завешано сукном
от посторонних,
таких же выспавшихся днём
и полуголых.
Замялся город, зашептал,
и тоньше звуки.
Они хранили мой портал
тепла и скуки.
Мужчина, женщины здесь нет
и быть не может,
Душа её среди планет
летит кукожась.
Она спит крепко,
будто бы в последний раз,
покоя зеркало
сквозь веки на меня смотрящих глаз.
Мне времени
дневного не хватило,
чтоб мысли
интеллектом изнасиловать.
Она спала – я думал
о величии вещей,
и каждый в сумме
был по-своему ничей.

Соблазн

Тебя не раздеть словами,
но нежностью в перепонку,
в сумерках полигамии
опять барабаню звонко.
Продли
перегретый вечер,
где ночь обещала быть,
зачем нам её увечить,
когда суждено любить.
Калечь
моё честолюбие,
бессовестности
холодок,
раз губы
на то, чтоб пригубить,
и сочность,
чтоб выпить сок.
Ворвись под рубашку
руками,
я мягче не слышал рук.
У тела так много
граней,
мы грань переступим
ту.

Утренник

Приветствовал окрестности затылок солнца,
его будильник тих и суховат,
снял одеяла с лиц, надел эмоции,
на лифте поднимаясь в облака.

Необъективное светило выпуклым зрачком
на объективное бросало ватты,
как бабочку ушастую сачком
тепло ловили люди в прищуре виноватом.

И этот день им отдан в растерзание
в нём краткость счастья долгота занудства
числом осознавая ценность задним
оправдывают здесь своё присутствие.

Среди домов уютных – хранилищ неолита
цивилизация гуськом тянулась к жизни,
искусствами на ценности разбитая
она сама себе казалась лишней.

Но люди в силу занятости этого не знали
и наслаждались суматошным ритмом,
авто… матически в железо одеваясь,
железным сердцем силились влюбиться.

Диалог с мозгом

Ты общество моё на этот вечер,
забывчивый и преданный старик
безречный.

Я выслушал советы, крики,
как лицемерен, с остальными
многоликий.

В согласии с тобой до гроба трудно,
женой не стал мне, уединился
другом.

Не спорь и не сходи с себя, когда уже микстура
нерв разрыдавшийся укачивает.
Сдуру

был так резок в разговоре, пылок,
ляг, успокойся, на плечо, как часть
носилок.

Я продолжаю врать, как ты не смеешь,
хотя меня учил, так жни, раз
сеешь.

На коленях

Потребность витала к тебе, на колени,
к напильнику щетины
небрежно рукою застеленной,
как та постель из объятий мясных,
вспорхнуть, убить поцелуями бледность
губ и того, что кругом.
Из зол отношений самое вредное:
зависимость – быть, наркотик – вдвоём.
Подсела безбожно, да что там колени,
я вывернута, и колотит дрожь,
небрежно рукою застеленная,
когда ожиданием жмёшь.

О чём ты задумалась

– О чём ты задумалась, дорогая?
– Вот уже несколько лет подряд
мысли то перистые
то кучевые,
как те облака,
что даль замыкали,
не позволяют
сбежать.

Я думала
денно и нощно,
то лёжа, то
длиной проспекта,
о нашем союзе,
казалось бы, прочном,
в логику плюсов
одетом.