БРАДАТЫЙ. Об этом помнит он. Тем боле был приятно изумлен сим обращеньем, увидя в нем чего давно желал. А он того желал, чтоб новгородцы, все русские по крови и по вере, разумием смирив свою гордыню, к Москве одном доверием проникшись, как равные влились в его державы, которой имя Русь. И та держава, всеобщим единением сильна, несокрушима станет для врагов, откуда б ни явились в земли наши!
УПАДЫШ (в толпе). Да славится премудрый Иоанн, великий государь всея Руси!
Толпа безмолвствует.
УПАДЫШ. Да славится… (Осекшись.) Всея Руси, я только то изрек. А боле ничего!.. (Затеривается в толпе.)
МАРФА (Холмскому). А ты что скажешь, князь?
ХОЛМСКИЙ. Все так. Враги утихли, но еще сильны. И до тех пор, пока в одной руке Русь не сплотит все силы воедино, нам мира не добыть.
МАРФА. И как же мыслит Иоанн то единенье?
БРАДАТЫЙ. Господь един и государь един. Для всей Руси едины все порядки. Что в Шуе, что в Москве, что в Новограде вашем. Закон един, и все пред ним равны.
МАРФА. А как же вече?
БРАДАТЫЙ. Вечу не бывать.
МАРФА. Как! Вечу не бывать?
БРАДАТЫЙ. Отселе и навек.
Докатившись до толпы, слова Брадатого вызывают взрыв возмущенных голосов.
МАРФА (жестом призывая толпу к спокойствию). Что ж Иоанн нам предлагает взамен на нашу доверенность ему?
БРАДАТЫЙ. Свою защиту и благоволенье. И славу общую Руси, добытую бестрепетным мечом.
На площади появляется Юродивый. Он в рубище, босой, левая культя замотана тряпицей, правой рукой держит подростка-оборвыша с замотанной культей правой руки. И если бы не плотницкое строгало, вясящее на веревке на шее юродивого, в нем вряд ли можно было бы узнать некогда степенного мастера-гробовщика.
ЮРОДИВЫЙ (Марфе). Боярыня, беда! Гроба иссякли, некому строгать! И мертвецы бытуют среди живых!
НАЗАРИЙ (Брадатому и Холмскому). Был мастер-гробовщик. Молчун и книгочей. Вдруг умопомрачился, имение раздал и длань себе отсек. И вот…
ЮРОДИВЫЙ (Захарию). Возьми строгало, сделай гроб себе!
ЗАХАРИЙ. Убрать юрода, тут ему не место!
МАРФА (слуге). Отвесть ко мне.
Юродивого и Оборвыша уводят.
МАРФА (Брадатому). Ушам своим не верю. Защиту, славу и благоволенье! И это все, что Иоанн сулит за наше обращение в рабов? Сколько изобилен дар сей! Да верно ли вы поняли его?
ХОЛМСКИЙ. Он ничего б вам не сулил, когда б посольство ваше первым не призвало его в государи.
МАРФА. Что за посольство? Снаряжено когда и кем? Бояре! Посадники! Вы знаете о том?.. Не ведают. Уж не пригрезилось ли дивное посольство государю московскому во снах?
ХОЛМСКИЙ. Посольство вот. Дьяк вечевой Захарий. Назарий с ним, подвойский новгородский.
МАРФА. Вы? Кто ж вас снаряжал?
ЗАХАРИЙ. Нам чаянья честн ы х новугородцев служили отправленьем! Люд честной! Ужель мы не устали от разброда? От злоупотреблений силою и властью? Мздоимства пышен цвет! Торгую всем: влиянием, чинами, а коли так и далее пойдет, так самый крест Святой Софии за гривну пропадут! Иль уворуют!
НАЗАРИЙ. Дож и ли!
ЗАХАРИЙ. И пуще доживем, коль не внедрит порядок государя московского рука!
НАЗАРИЙ. Не правы ль мы? Ты, ты скажи нам, Марфа!
МАРФА. Торгуют властью в Новограде лихо. Да власть-то чья? Твоя, Захарий, и твоя, Назарий. И верных вам. Не именем народным она дана вам – с мечей и копий Иоанна получена!
ЗАХАРИЙ. Не слушайте ее, она издревле противница Москвы! Пусть скажет человек простой! (Указывая на Упадыша.) Хоть ты! Скажи, мы правы или нет?
УПАДЫШ. Вы правы! (Почувствовав угрожающее движение толпы.) Или нет. Не ведаю. Я человек простой. По прозвищу Упадыш. За то там прозван: посидев в брашн о й и выйдя из нее, все упадаю, дружину веселя… (Пытается затереться в толпу.)
ХОЛМСКИЙ. Постой-постой! Не тот ли ты Упадыш…
УПАДЫШ. Другого в нашем Новограде нет.
ХОЛМСКИЙ. …что пушке заклепил шесть лет назад, когда осаду мой отряд готовил? То верно знаю я.
Ахнув, толпа схватывает Упадыша.
УПАДЫШ. Не виноват! Не волею своею! (Показывает на Захария и Назария.) Они, они заставили! Они!
ЗАХАРИЙ. Врешь, рвань!
УПАДЫШ. Клянусь Святой Софией! По их веленью доносил на всех! Они ж в Москву давали знать немедля!
Толпа увлекает Упадыша к Волхову.
УПАДЫШ. Почто слугу государя сгубили?!
Толпа спускает Упадыша в прорубь.
ХОЛМСКИЙ. Слуга государя – высокий чин. Такие слуги честь верных слуг порочат и честь государя.
Расправившись с Упадышем, толпа рвется к Захарию и Назарию: "И этих!.. Смерть предателям!.. Туда же!.. Хватай, не мешкай! Смерть собакам! Смерть!.."
ЗАХАРИЙ (Холмскому). Князь, защити!
ХОЛМСКИЙ. Моей здесь власти нет.
НАЗАРИЙ (Брадатому). Оборони, боярин! Тебе ж мы верой-правдою служили! По твоему намеку с посольством сим отправились! Спаси!
БРАДАТЫЙ. Что есть намек? Указ, приказ – то знаю.
ЗАХАРИЙ. Помилуй, Марфа! Прости злодейства наши, что неволей тебе учинены!
НАЗАРИЙ. Радетельница милая, прости!
МАРФА. Прощаю вас. И да простит вас Бог! Но не сужу я вас – вас вече судит. И суд его да будет совершен!
Отступает в сторону. Толпа вздымает бояр и, с криками спустив в прорубь, добивает дубовым дрекольем. Вновь крики: "И этим смерть! Московским псам" Туда ж их!.." Толпа подступается к Холмскому и Брадатому.
МАРФА (Брадатому). Ты дал намек посольство снарядить?
БРАДАТЫЙ. Что есть намек?
МАРФА. Не думаю, боярин, что время словеса тебе плести. Дал иль не дал?
БРАДАТЫЙ. Я верный слуга государю…
МАРФА. Дал иль не дал?
БРАДАТЫЙ (отступая от толпы). Дал. Но не волею своею, но волю Иоанна угадав.
МАРФА. Зачем ему? Предлог?
БРАДАТЫЙ. Суди сама.
МАРФА. Нашел предлог! Но не поможем мы в том ему. Народ новугородский! Страсть уймите, не кончены еще переговоры!
Толпа неохотно отступает.
МАРФА. Рискнешь ли, князь, здесь огласить условья рабства, которыми, не ведаю сомненья, снабдил вас Иоанн?
ХОЛМСКИЙ. Указ государя превыше риска. (Брадатому.) Реки!
Брадатый достает свиток и разворачивает, готовясь читать.
МАРФА. Дай грамоту сюда! Ее изучим. И грамотою тож дадим ответ. (Берет свиток.) Теперь же удалитесь на постой!
Толпа криками выражает недовольство.
МАРФА. Опомнитесь! Убив послов сих, тем самым вы дадите Иоанну повод начать войну! И этот повод всем миром будет признан справедливым! Другой найдет он, но пущай поищет! (Послам.) Ступайте с миром!
Хомский и Брадатый в сопровождении малочисленной московской стражи уходят сквозь расступившуюся толпу.
МАРФА. Посадники! Бояре! Вече! Пр о бил час грозного для нас решенья: рабами стать смиренно…
Толпа взрывается возмущенным гулом.
МАРФА. …иль дать последний бой. У нас немного надежды на успех. Но если Бог сподобит распалить в сердцах у нас затухший огнь свободы, свершится чудо, как не раз бывало у наших предков, и своей отвагой, немногою, но яростную силой мы сокрушим врага и отобьем надолго охоту лезть в пределы наши! А коли суждено погибнуть нам, то никогда на свете, на этом ли, на том, не углядим в глазах детей и внуков, и правн у ков укора, что поддались, как овцы, и что безвольно, без попытки боя, просрали мы свою и их свободу! Клянемся ж кровно в верности свободе! И крестным целованием скрепим святую нашу клятву!..
ОТРОК. "И целоваше крест святый на верность другу от друга и господину своему Великому Новуграду, и восклицаше: "Умре, да не в рабах!.."
Картина девятая
Едва посланники Иоанновы князь Холмский и боярин Брадатый воротились в Москву, великий князь, нетерпеливо ждавший вестей из Новгорода, тотчас принял их в своих непарадных покоях.
ИОАНН. Вы живы? Так. С чем притекли?
БРАДАТЫЙ. Великий государь!..
ИОАНН. Ответ?
ХОЛМСКИЙ. В сей грамоте.
ИОАНН. Реки!
БРАДАТЫЙ (берет у Холмского свиток, читает). "Кланяемся тебе, господину нашему, великому князю, а государем не зовем. С тем есмя послов к тебе не посылывали, то ложь. Земель наших, кои желаешь у нас, тебе не будет. Дворища Ярославова не даем. Хотим житии по договору, клятвенно утвержденному на Коростыне тобою и нами. Кто ж предлагал тебе и буде предложит бытии государем новугородским, тех сам знаешь и казни за обман; мы здесь казнили сих и впредь тако, ибо лжецы…"
ИОАНН. Казнили?
БРАДАТЫЙ. До смерти. Иных поутапливали, иных в топоры иссече.
ИОАНН. Бессудно! Верных мне!
ХОЛМСКИЙ. Судило вече.
ИОАНН. А вас что ж не казнили?
БРАДАТЫЙ. Виновны, государь.
ХОЛМСКИЙ. Чтоб повода не дать тебе идти войной.
ИОАНН (выхватывая грамоту). А се – не повод?.. Сколь дерзостно! Да слыхано ли дело?.. Сперва прислать послов с благоволеньм просить в государи меня, потом в том отпереться! И тем лжецом меня явить пред всею Русью! Пред миром всем! Да как стерпеть такое поношенье? Стерпел бы князь литовский Казимеж?
БРАДАТЫЙ. Нет, не стерпел бы.
ИОАНН. Правитель свейский Стен Стур?
БРАДАТЫЙ. Нет, государь.
ИОАНН. Да сам Ахмет татарский!
БРАДАТЫЙ. Немыслимо и то.
ИОАНН. А нам стерпеть? Бесчестием покрыться? Тому не быть! К походу все готово?
ХОЛМСКИЙ. Все, государь.