Разница между первым и вторым случаем в том, что Шекспир, в отличие от Жанны, не был неграмотным. Он ходил в школу и знал латинский и греческий равно в той же мере, в какой помнит их большинство студентов, кончающих университет без отличия, то есть по существу совсем не знал. Жанна, та была абсолютно неграмотна. "Я не отличу А от Б", - говорила она. Но то же могли бы сказать многие принцессы того времени, да и гораздо позже. Например, Мария Антуанетта в возрасте Жанны не умела правильно написать свое имя. Но это не значит, что Жанна была невежественна или что она страдала от неуверенности и ощущения социального неравенства, испытываемого в наше время людьми, которые не умеют ни читать, ни писать. Если она и не могла писать писем, то могла их диктовать, и так она и поступала, придавая им важное, более того, чрезмерное значение. Когда ее в лицо называли пастушкой, она искренне сердилась и предлагала любой женщине потягаться с ней в домашних работах и рукоделиях, которыми должна была владеть хозяйка зажиточного дома. Она разбиралась в политической и военной обстановке во Франции значительно лучше, чем большинство наших современных женщин с университетским образованием, вспоенных и вскормленных на наших газетах, разбираются в соответствующей обстановке в собственной стране. Первым, кого она обратила и заставила поверить в себя, был комендант крепости Вокулер; обратила она его рассказом о поражении войск дофина в "битве селедок" - рассказом, настолько опередившим официальное известие, что он усмотрел тут Божественное откровение. Однако нет ничего удивительного в том, что в охваченной войной стране крестьяне были знакомы с положением дел и интересовались ими. В их жизнь так часто вторгались политики с мечом в руках, что игнорировать их было невозможно. Семейство Жанны не могло позволить себе остаться в стороне от того, что творилось в феодальном мире. Они не были богаты, и Жанна трудилась, как и отец, помогала ему по хозяйству, выгоняла на пастбище овец и так далее. Но нигде вы не найдете ни указания, ни намека на убогую нищету, нет никаких поводов думать, будто Жанне приходилось наниматься к чужим людям или вообще работать в то время, как ей хотелось пойти к исповеди или побродить в ожидании видений, послушать колокольный звон и услыхать в нем голоса. Короче говоря, она гораздо больше походила на барышню или даже на образованную девицу, чем многие наши современные мещаночки.
Голоса и видения Жанны
Голоса и видения сыграли с Жанной много шуток и сильно повлияли на ее репутацию. Их считали доказательством того, что она была сумасшедшей, лгуньей и обманщицей, колдуньей (за что и была сожжена) и, наконец, святой. Однако доказывают они вовсе ни то, ни другое и ни третье: разнообразие выводов свидетельствует лишь о том, как мало наши сухие и прозаичные историки понимают в человеческой психологии, даже включая свою собственную. Есть на свете люди, обладающие таким ярким воображением, что, когда им в голову приходит идея, они слышат ее так, словно кто-то высказал ее вслух, а порой и видят говорящего. Психиатрические больницы для преступников преимущественно населены убийцами, которые следовали указаниям голосов. Какая-нибудь женщина слышит голоса, велящие ей перерезать горло спящему мужу и задушить ребенка в кроватке. И она чувствует, что обязана повиноваться. У нас в суде существует некий медико-правовой предрассудок: считается, будто преступники, которым искушения предстают именно в виде таких галлюцинаций, не ответственны за свои поступки и должны рассматриваться как душевнобольные.
Однако те, кого посещают видения, кому бывают откровения, не всегда преступники. Вдохновение и интуиция, а также неосознанные умозаключения гения порой тоже принимают иллюзорные формы. Сократу, Лютеру, Сведенборгу, Блейку бывали видения и слышались голоса точно так же, как и святому Франциску, и святой Иоанне. Обладай Ньютон их пылким театрализованным воображением, ему; вероятно, привиделся бы призрак Пифагора, входящего в сад и объясняющего ему, почему падают яблоки. И подобный обман чувств не поставил бы под сомнение ни закон тяготения, ни нормальность психики Ньютона. Более того, метод открытий с помощью галлюцинаций ничуть не более сверхъестествен, чем обыкновенный метод. Показателем психического здоровья является не нормальность метода, а разумность открытия. Вот если бы Ньютон узнал от Пифагора, что луна сделана из зеленого сыра, тогда Ньютона следовало бы засадить в сумасшедший дом. Поскольку же гипотеза тяготения была вполне обоснована и прекрасно укладывалась в учение Коперника о наблюдаемых физических проявлениях Вселенной, то она создала Ньютону репутацию выдающегося ума, и этому бы не помешала никакая фантастичность пути, которым он пришел бы к своей теории. Между тем закон тяготения далеко не такой впечатляющий подвиг мысли, как его поразительная "Хронология". Именно она сделала его королем фокусников мысли, но только королем в мире безумцев, чьего авторитета никто теперь не признает. В связи с одиннадцатым рогом зверя, виденного пророком Даниилом, Ньютон проявил себя еще большим фантазером, чем Жанна, поскольку воображение его было не театрализованным, а сугубо математическим, тяготевшим к числовой символике. Действительно, если бы все его труды, кроме "Хронологии", оказались утеряны, мы бы сказали, что он был явно не в своем уме. А так, кто посмеет назвать Ньютона сумасшедшим?
Равным образом и Жанну надо расценивать как нормальную, здравомыслящую женщину, невзирая на ее голоса, ибо они ни разу не подали ей совета, который не мог бы быть подсказан ей природным здравым смыслом, - точно так, как идея тяготения была подсказана Ньютону. Все мы теперь уже понимаем, особенно после того как недавняя война затянула стольких женщин в свой водоворот, что в походной жизни, какую вела Жанна, невозможно было оставаться в юбке. И не только потому, что Жанна делала мужское дело, но потому, что из соображений морали следовало исключить секс из отношений между Жанной и ее товарищами по оружию. Она и сама именно так объяснила свой выбор одежды, когда ее потребовали к ответу. И то, что необходимость этой абсолютно разумной меры пришла ей в голову прежде всего в виде веления Господа Бога, переданного через святую Екатерину, вовсе не говорит о ее безумии. Разумность веления лишь доказывает ее необычайное здравомыслие, форма же говорит о том, что ее театрализованное воображение играло шутки с ее органами чувств. Политика ее была тоже вполне здравой: никто не будет оспаривать, что освобождение Орлеана и последующая коронация дофина в Реймсе могут считаться мастерским военным и политическим ходом, который спас Францию, ибо стал сильным контрударом по ходившим тогда слухам о незаконнорожденности Карла и сомнениям в его праве на титул. Такой ход мог родиться в голове Наполеона или любого другого гения, заведомо гарантированного от галлюцинаций. Жанне он пришел в голову в виде веления Наставников (так она называла святых из своих видений). Но каким бы путем ни приходили ей в голову идеи, она все равно была талантливым вождем.
Жажда прогресса
Каков же современный взгляд на голоса и видения Жанны и веления Бога? Девятнадцатый век решил, что это галлюцинации, но поскольку она была девушка миленькая, а обошлись с ней безобразно, поскольку в конце концов ее предала смерти свора средневековых суеверных попов, которых натравливал продажный политикан епископ, то ее следует признать невинной жертвой своих галлюцинаций. Двадцатому веку такое толкование кажется слишком расплывчато-банальным, ему требуется что-то более мистическое. По-моему, двадцатый век прав, и объяснение, сводящееся к тому, что Жанна была умственно недоразвита (тогда как на самом деле она была умственно переразвита), не проходит. Я не могу поверить (а если бы, как Жанна, и поверил, не могу ожидать того же от всех моих читателей), будто бы три доступных зрению, добротно одетых персоны по имени святая Екатерина, святая Маргарита и святой Михаил спустились с небес и по поручению Господа Бога дали Жанне некие указания. Не то чтобы такое верование более неправдоподобно или фантастично, чем иные новейшие верования, с которыми мы все легко миримся, но только на веру существуют моды и семейные традиций, а коль скоро мода, которой я следую, викторианская, а семейная традиция - протестантская, я никоим образом не могу всерьез относиться к тем формам, которые приняли видения Жанны.
Но все же действуют некие силы, которые направляют нас к целям более высоким, чем просто сохранение здоровья, преуспеяния, респектабельности, покоя и благополучия, присущих среднему жизненному положению и составляющих благоразумный идеал добропорядочного буржуа; доказательством действия таких сил может служить то, что люди в своем стремлении к познанию и социальным преобразованиям (в результате которых лучше им ни на йоту не станет и, наоборот, часто бывает во сто крат хуже) готовы терпеть нищету, позор, изгнание, заточение, неслыханные лишения и смерть. Даже эгоистическое стремление к личной власти не может подвигнуть людей на усилия и жертвы, на какие охотно идут иные ради того, чтобы увеличить людскую власть над Природой, хотя это, быть может, никак не затронет жизни самого искателя знания. Эта жажда знания и власти ничуть не более загадочна, чем потребность в пище: и то, и другое лишь реально существенный факт, не более. Разница только в том, что пища - жизненная необходимость, и потому потребность в ней носит личный характер, тогда как жажда знания означает жажду прогресса и поэтому носит внеличный характер.