Где искать пропавшего репатрианта из России, было неясно, поэтому полицейское начальство приняло соломоново решение: если дело не связано с криминалом, - а такого вроде не просматривается, - и человек где-то наверняка прячется, то и искать его нет причины. Бессмертный ментовский принцип "нет тела - нет дела", как ни странно, прекрасно прижился и в израильской полиции. Дело передали Винтерману, который слыл в управлении специалистом по правильному оформлению документов, чтобы к нему потом никакой комар носа не подточил, и Виктор аккуратно приплюсовал его к другим висякам - скучным и бесперспективным, лежащим стопкой на его рабочем столе и потихоньку перекочёвывающим в архив.
Но раз в году у Виктора случаются обострения бдительности, и он, лениво копаясь в бумагах, вдруг обнаружил ещё пять дел с исчезновением людей за последнее время.
- Стоп, - прерываю я многословные объяснения Штруделя, - я понимаю, что твой бравый лейтенант решил объединить все эти исчезновения в серию. Но причины-то исчезновений людей могут быть самые различные. Что заставило Вайса исчезнуть? Что заставило исчезнуть всех остальных пропавших?
- В том-то и дело, что никаких видимых причин не наблюдается! - охотно поясняет Лёха.
Я встаю и начинаю расхаживать между столами, но мыслей никаких, словно они уже давным-давно выпарились на жарком израильском солнышке:
- В общем, так. Сделай мне, пожалуйста, справку с именами пропавших людей, их происхождением, возрастом, работой, семейным положением и датой исчезновения. Короче, всё, что на них есть. А пока ты будешь делать, я наведаюсь к Вайсам. Надеюсь, у Винтермана спрашивать на это разрешения не надо?
- Вообще-то, надо. - Лёха чешет нос, а потом машет рукой. - Хотя ты человек вольный, думаю, можешь и без разрешения обойтись.
2
Чета Вайсов жила в стандартной пятиэтажке на столбах в старом районе, заселённом, в основном, репатриантами восьмидесятых-девяностых годов. Дом был в меру обшарпан, исписан по стенам всевозможными гадостями, комментирующими пририсованные тут же картинки эротического содержания, с подъездами, заваленными необходимым в хозяйстве, но уже вышедшим в тираж хламом, и небольшими островками свободного пространства у дверей в квартиры.
Зина, так звали супругу исчезнувшего Юрия, оказалась весьма неприветливой дамой с сиплым прокуренным голосом и тёмным неухоженным лицом.
- Тут уже ваши приходили и расспрашивали, - недовольно говорит она, - я три раза всем обо всём рассказала. Что тут неясного? Пришёл с работы, поел, свой сериал посмотрел и пошёл спать. А потом исчез. Если интересно как, то через дверь в квартиру. Никакой Карлсон за ним в окно не прилетал. Вот и всё…
- Вы ничего необычного в тот день не заметили? Может, он был взволнован, когда пришёл с работы, напуган или возбуждён? Он что-нибудь рассказывал?
- Ничего особенного. Юра человек не сильно общительный, а на работе так устаёт, что ему не до разговоров.
- А кем он работает?
- Автослесарем в гараже. Как курсы два года назад закончил и устроился на работу, так с тех пор ишачит на одном месте.
- А кем он был до приезда сюда?
- Учителем. Историю детям в школе преподавал. Но нисколько не жалеет, что поменял специальность. Не раз говорил, что ему нравится возиться с машинами, а в школе всегда головная боль. Так что он вполне доволен своей работой, если вас это интересует.
- А друзья у него были?
- Какие друзья? Тут времени свободного на свою семью не остаётся, не то что на друзей. Вся жизнь у него - из дома на работу и с работы домой. Раз в месяц мы, конечно, выбираемся куда-нибудь в лес или на море, и то не всегда. Последний раз ездили почти два месяца назад. Юрий говорит, что так устаёт на работе, что сил остаётся только до кровати доползти. Куда уж за руль садиться…
Прицепиться было совершенно не к чему, поэтому я прошу:
- Можно вашу спальню осмотреть? Ну, то место, где он находился перед исчезновением…
- Что там смотреть? - фыркает Зина. - У меня там не прибрано. Кровать не застелена.
- Ничего страшного, - успокаиваю её, - для меня это неважно. Хочется просто составить полную картину.
В спальне и в самом деле полный бардак. Чувствовалось, что шкаф, стоящий в углу набит тряпьём до отказа, а то, что не влезло, живописными мятыми кучами набросано на двух стульях и маленьком столике вперемешку с какими-то кремами и одеколонами. Рядом с одной из подушек на кровати лежит кверху обложкой распахнутая книга.
Что-то искать здесь и в самом деле полное безумие, поэтому я машинально беру книгу и верчу её в руках. Невольно отмечаю про себя, что это бунинские "Окаянные дни". Да уж, неплохую литературу почитывает израильский автослесарь после тяжёлого рабочего дня. Хотя… сам-то я сегодня кто? Даже, пожалуй, до слесаря не дотягиваю, весь день парюсь с совком и метлой на открытом солнце. И не до книжек мне…
Взгляд невольно притягивает выделенный красным фломастером фрагмент на раскрытой книжной странице:
"…2 мая 1919.
Еврейский погром на Большом Фонтане, учиненный одесскими красноармейцами.
Были Овсянико-Куликовский и писатель Кипен. Рассказывали подробности. На Б. Фонтане убито 14 комиссаров и человек 30 простых евреев. Разгромлено много лавочек. Врывались ночью, стаскивали с кроватей и убивали кого попало. Люди бежали в степь, бросались в море, а за ними гонялись и стреляли, - шла настоящая охота. Кипен спасся случайно - ночевал, по счастью, не дома, а в санатории "Белый цветок". На рассвете туда нагрянул отряд красноармейцев.
- "Есть тут жиды?" - спрашивают у сторожа. - "Нет, нету". - "Побожись!"
Сторож побожился, и красноармейцы поехали дальше.
Убит Моисей Гутман, биндюжник, прошлой осенью перевозивший нас с дачи, очень милый человек…"
Зачем исчезнувший Вайс выделил именно этот абзац? Привычка отставного учителя истории помечать для себя какие-то ключевые фразы? А может, тут говорится о каких-то его дальних родственниках, сведения о которых он собирал?.. В любом случае, это к нашему делу об исчезновении вряд ли относится.
На всякий случай, оглядываюсь по сторонам и под кучей только что выстиранных, но ещё не глаженых маек замечаю ещё одну книгу. Других книг вроде больше нет.
- Я посмотрю? - спрашиваю Зину, и та молча кивает.
Второй книгой оказалась "Конармия" Бабеля. Да уж, специфический интерес у человека к Гражданской войне в России. Сегодня народ в большинстве своём читает высосанные из пальца детективы целой кучи авторов, не имеющих к детективным расследованиям никакого отношения, а так же наиглупейшую фантастику - плод больного воображения, опять же не имеющую к настоящей фантастике никакого отношения. А тут Бунин, Бабель… Честное слово, на душе потеплело, хоть это вовсе не входит в круг моих сегодняшних интересов.
Оглядев для порядка углы, заваленные хламом, и зачем-то заглянув под кровать, я вздыхаю и бормочу Зине:
- Спасибо. Пойду, пожалуй. Если что-то вспомните или появится что-то интересное для нас, то сообщите.
Уже у дверей Зина неожиданно интересуется:
- А скажите, у нас часто люди пропадают? У вас же в полиции есть какая-то статистика?
- Думаю, что не часто. - Может, я и сказал бы что-то иное, если бы знал точно.
- Думаете? Так вы, значит, не знаете?.. Вы, вообще, из полиции? Вон, формы на вас нет, и в одиночку вы пришли. Можно ваши документы посмотреть?
- Какое это отношение имеет к пропаже вашего мужа? - невесело усмехаюсь я. - Если бы я был самозванцем, какой мне был бы интерес копаться в вашем белье в спальне?
- И в самом деле. - Зина отворачивается и уже не смотрит на меня. - Идите, до свидания.
- Да, - на всякий случай интересуюсь я, - что думают в гараже, где Юрий работает, обо всём этом?
- Звонили и сказали, что если он в течение дня-двух не появится на рабочем месте, то может уже не приходить даже за расчётом.
- Знакомая ситуация…
По дороге в полицию звоню Штруделю:
- Ну как, справка готова?
- Давно тебя дожидается. А у тебя что нового? Ещё не отыскал Вайса? Тут тебя Виктор с нетерпением ждёт.
- Что ему от меня надо?
- Решил, что ты в одночасье горы перевернёшь и закроешь все наши нераскрытые дела.
- Твоя, что ли, работа? Ты про меня ему дифирамбов напел?
Штрудель самодовольно ухмыляется:
- Думаешь, иначе тобой кто-нибудь заинтересовался бы? Не без того. С тебя поляна.
- Придётся рыть землю под ногами, - невольно усмехаюсь я, - а то тебя ещё попрут с работы, если не оправдаю доверия.
- Уж, сделай милость, барин, не подведи! - ёрничает Лёха, но дальше его слушать неинтересно, и я выключаю телефон.
За время моего отсутствия в отделе ничего не изменилось. Винтермана на месте опять нет, и Лёха, пользуясь отсутствием начальства, смотрит по компьютеру какую-то футбольную трансляцию. В ответ на моё недовольное ворчанье он выдаёт домашнюю заготовку:
- Ты теперь не мой начальник! Виктор же против футбола ничего не имеет…
- …Когда все дела закончены! - договариваю за него. - Где моя справка?
- Вот, пожалуйста.
Я мрачно сажусь за свой стол и углубляюсь в аккуратно распечатанную на компьютере тонкую стопку листов.
- Кто-нибудь из этих людей, - через некоторое интересуюсь я - ещё говорит по-русски?
Не отрываясь от футбола, Лёха сообщает:
- Под номером пятым доктор Давид Лифшиц.
Переворачиваю пару листков и нахожу указанную фамилию:
- Пойду, к нему наведаюсь.
- Гиблое дело, - не отрываясь от футбола, сообщает Штрудель, - доктор живёт один, и никто тебе дверь в его квартиру не откроет. Нужен ордер, так что жди Винтермана.