- А кто сообщил о его исчезновении?
- С работы позвонили, из больничной кассы. Сказали, что он не появляется, хотя раньше такого за ним не наблюдалось, и телефон его не отвечает. Хоть и не выключен, но не отвечает. Вероятно, лежит дома за запертой дверью.
- Что же тогда делать будем? - Я встаю из-за стола и прикуриваю сигарету.
- Ты что делаешь?! - подскакивает, как ужаленный, Лёха. - У нас в отделе Винтерман категорически запретил курить! Унюхает запах - шуму будет!
- А ты-то сам давно бросил? - Делаю глубокую затяжку и с сожалением поглядываю на Лёху.
- Я не бросил, но, как юный пионер, бегаю тайком курить на улицу и в туалет.
Так и быть, не станем испытывать фортуну, покурим в распахнутое окно.
- Слушай, - доносится до меня Лёхин голос, - давай отправимся в ещё один адрес вместе. Ну, туда, где разговаривают только на иврите. За компанию с тобой развеюсь. А то уже надоело с шефом безвылазно сидеть и выслушивать его нравоучения.
- Вы каждый день так плодотворно работаете?
- Почему каждый день? Бывает, по нескольку дней здесь не появляемся. Тогда для меня кайф. Но когда нет ничего срочного, Винтерман требует, чтобы я никуда не отлучался. Оттого и футбол у нас в отделе допускается. Чтобы, так сказать, суровые будни подсластить…
- Счастливые вы, ребята! - печально замечаю я. - У вас времени и на сладости хватает… Короче, выбирай, к кому пойдём, и собирайся. Я тебя принимаю назад под своё крыло.
Пока я изучаю листок с данными нашего очередного клиента, Лёха звонит Винтерману и докладывает, что мы отбываем в неизвестном направлении и сегодня вряд ли вернёмся.
- Ещё же двенадцати нет! - удивляюсь я. - Мы до вечера можем спокойно успеть посетить пару человек. Это как минимум. А если поднатужиться…
- А зачем? Кто нас гонит? Трупов нет, общественность не негодует, начальство на пятки не наступает. Да и Винтерман ничего против иметь не будет. Он и сам посидит часов до четырёх-пяти и с чистой совестью домой отчалит…
Я только качаю головой, потому что мне нечего сказать о нравах в их полицейском управлении. Да и не моё это дело - разовому презервативу менять устоявшийся распорядок в их тихом болотце. С другой стороны, это же мечта любого государства, чтобы его полиция маялась от безделья. На прежней моей родине у ментов работы было навалом. К громадному сожалению…
Мы поехали на машине Штруделя, и я, чтобы не терять время, я изучаю листки дальше.
- Итак, второго нашего клиента зовут… - Сперва читаю про себя, а потом повторяю вслух. - Иехизкиель Хадад. Ну, и имечко! Это ж как родителям надо было не любить своего сына, чтобы так назвать!
- Это твоему российскому уху непривычно, - хохочет Лёха, не отрывая взгляда от дороги, - а у ребят из восточных общин, да ещё религиозных, такие имена в порядке вещей.
- Пока мы не приехали, выдай про них какую-нибудь информацию. Чтобы лицом в грязь не ударить.
Леха некоторое время помалкивает, вслушиваясь в разухабистую ивритскую песню по приёмнику, потом отвечает:
- Что сказать об этой публике? Сам на месте прикинешь, что и как. Первый год в стране, что ли?
- Твоё мнение хочу услышать.
- Скажу одно: живут ребята по Торе. Или им кажется, что живут…
- Понял. - Мне-то казалось, что у полицейских всегда больше информации о всяких закрытых группах населения, чем у нас, простых обывателей, изначально настроенных против любого, кто живёт иной жизнью, чем ты, но выходило, что это не всегда так. - Придётся ориентироваться по ходу дела…
- Узнаю своего бывшего ментовского начальника! - хихикает Штрудель. - А то я уж думал, что укатали Сивку израильские горки!
Назвать виллой жилище Хададов трудно, хоть это и отдельно стоящий дом, окружённый сетчатой оградой с натянутой поверх сетки пыльной синей плёнкой. Вокруг дома повсюду наставлены какие-то сарайчики и закутки, к которым ведут протоптанные неряшливые тропинки, выложенные битой уличной плиткой.
На приступке у калитки нас встречает пожилой дядька в белой мятой рубахе навыпуск и легкомысленных расписных пляжных шортах. Он издалека разглядывает нашу машину, но не делает ни шага навстречу, лишь следит за ней долгим безразличным взглядом.
- Здравствуйте, это мы вам звонили, - энергично приветствует его Штрудель.
- Заходите. - Мужчина неохотно распахивает скрипучую калитку и указывает жестом на полуоткрытую дверь в дом. - Хотите холодной воды или сока?
Мы проходим сразу в салон, потому что прихожей тут нет, и мужчина вежливо представляется:
- Меня зовут Авраамом, я - отец Иехизкиеля. Он был хорошим мальчиком…
- Почему был? - шепчу я Лёхе. - Они его уже похоронили, что ли?
- Почему "был"? - повторяет Штрудель и вопросительно сверлит Авраама взглядом.
Папаша Иехизкиеля печально разводит руками и неуверенно бормочет:
- Он никогда из дома не исчезал надолго. В иешиву, а потом сразу домой. Он был очень хорошим учеником, наш рав всегда его хвалил и постоянно повторял, что если он будет так учиться и дальше, то его ждёт большое будущее… Впрочем, сейчас я позову жену, пускай она поговорит с вами.
Кое-что я всё-таки понимаю, поэтому останавливаю Лёху, готового переводить всё дословно, и спрашиваю на своём кособоком иврите:
- Подождите, пожалуйста. Перед тем, как поговорить с вашей женой, нам хотелось бы, чтобы вы показали комнату, в которой живёт ваш сын.
- У него нет своей комнаты, - разводит руками Авраам, - он живёт вместе с остальными нашими сыновьями.
- А сколько их у вас?
- Трое сыновей и две дочери. Иехизкиель - старший…
В салоне ничего интересного для нас нет - низкий столик с подсвечником для свечей, продавленный диван у стены, пара стульев и от пола до потолка полки с рядами одинаковых, с богатым золотым тиснением книжных корешков.
Ничего интересного нет и в комнате сыновей Авраама - три кровати с одинаковыми солдатскими тумбочками около каждой и ещё одна полка с книгами на стене.
- А где ваши сыновья сейчас?
- Как где? - искренне удивляется Авраам. - На учёбе в иешиве. Они там весь день и вернутся только после вечерней молитвы.
- Они у нас мальчики хорошие, - раздаётся голос из-за спины, и мы оборачиваемся.
Это, по всей вероятности, мать многочисленного семейства - полная женщина в длинном безразмерном балахоне без пояса, а из-за её спины выглядывают две девчушки - лет восьми и пяти.
- Как вас зовут? - вежливо интересуется Лёха.
- Рахель, - женщина делает маленькую паузу и вдруг принимается тараторить, - а вот наш Иехизкиель, как оказывается, не совсем хороший…
- Почему? - сразу настораживаюсь я.
- Вот, посмотрите. - Она протягивает нам пухлый томик и указывает пальцем в раскрытую страницу. Часть текста обведена красным фломастером, и это сразу бросается в глаза.
- Ну, и что он такого нехорошего сделал?
- Разве можно в таких книгах что-то писать или хотя бы просто обводить?! - Рахель непонимающе таращит на нас глаза, полные ужаса. - Это же священная книга! К ней надо относиться с трепетом и благоговением!
- Ну, что ты заладила одно и то же?! - недовольно бурчит Авраам. - Ну, испачкал книгу мальчик случайно, с каждым может такое случиться… Зачем ты жалуешься посторонним людям?
- Мы не посторонние, - веско замечает Штрудель, - мы пришли к вам выяснять, как и куда исчез ваш сын!
- Вот и выясняйте! А я сказала всё, что думаю! - надувается Рахель. - Может, это вам поможет.
Я на всякий случай вытягиваю из кармана телефон и фотографирую обведённый фломастером текст.
Больше в комнате Иехизкиеля искать нечего, поэтому мы идём к выходу. На прощание у дверей Авраам, вцепившись в рукав Лёхи, говорит:
- Вы на мою жену не обращайте внимания. Что вы хотите от женщины?.. А мой сын - самый лучший мальчик на свете. Наш рав всё время повторяет, что из него вырастет большой знаток Торы… Впрочем, я об этом уже говорил… А то, что он испачкал страницу, так я и сам не понимаю, как это случилось. На него это совсем не похоже. Что-то нашло на мальчика, наверное… Но вы уж разыщите его, очень вас прошу. Не разбивайте моего отцовского сердца…
Некоторое время мы едем в машине молча, потом Штрудель меня спрашивает:
- Ну, и что ты обо всём этом думаешь? Куда этот хороший парнишка мог деться? С цепи сорвался и загулял на стороне? Допекли родители своей неусыпной заботой, а вокруг столько соблазнов…
- Не уверен. - Я кручу в руках телефон, потом сую его Лёхе. - Я щёлкнул выделенный фломастером фрагмент, так ты мне помоги его перевести. Может, в нём какой-то намёк на исчезновение. Мало ли…
- Нет проблем… шеф. - Лёха с уважением глядит на меня и всё равно невесело вздыхает. - Что-то мне подсказывает, что не там мы копаем. А где копать - не знаю…