Бой принял новое ожесточение, ибо турки, поняв, кто этот генерал, столь быстро вернувший своих солдат для боя, отчаянно рвались к нему. Отбиваясь от наседавших на него янычар, командующий продолжал руководить боем:
– Солдаты! Разбирайтесь по ротам! Становитесь в каре! Слышите? Наши уже рядом!
Невидимые ими, им помогали егеря Воронцова и часть отряда, которую успел привести уже Вейсман: ведя плотный ружейный огонь, они раз за разом сметали с флангового фаса ретраншемента всех, кто пытался в противовес им отбить их медленный неуклонный наплыв на укрепление. Наконец, уже никто из турок не рисковал высунуть головы из-за бруствера, а русский отряд тем временем приблизился почти уже вплотную к валу.
Крики турок, переходившие порой в захлебывающийся вой, крики, доносившиеся со стороны схватки с каре Племянникова, лучше всякого сигнала сказали командирам отряда "Пора!", и сначала Воронцов, а за ним и Вейсман повели своих людей на штурм укрепления, доверившись штыку.
Как раз в этот момент первый гренадерский полк под командованием бригадира Озерова, отделавшись от главного фаса, в штыковой атаке опрокинул турецкую пехоту и пробился к Румянцеву. Пять минут гренадеры сдерживали янычар, с визгом и возгласами "Алла!" рвавшихся для последнего удара по разгромленному передовому каре. За эти пять минут, подчиняясь магии слова главнокомандующего, раздробленные, растерзанные полки построились заново и приготовились к контратаке.
Снова раздался голос Румянцева:
– Солдаты! Товарищи! Вы видите, что ядра и пули не решили. Не стреляйте более из ружей, но с храбростию примите неприятеля в штыки!
С этими словами он подобрал с земли одно из многочисленных валявшихся там ружей:
– Вперед!
И стальной еж каре со штуками-иголками быстро покатился на начинающих терять запал янычар. Тяжелая русская конница, на рысях пришедшая к месту сражения, ударила по туркам с тыла. Те побежали. Не отставая, пехота на плечах отступающих ворвалась в укрепление, где его защитников уже добивали солдаты Воронцова и Вейсмана.
По взятии этого укрепления османы почти уже и не сопротивлялись – началось повальное бегство. Турок долго и успешно преследовал кавалерийский отряд генерала Игельстрома.
Уже у Дуная, когда неприятель, переполняя лодки, массами тонул, к реке вышел подоспевший в последнюю минуту корпус Баура, с ходу открывший ружейный и артиллерийский огонь. И все оставшиеся на берегу предпочли смерти плен.
Русские войска овладели колоссальным турецким обозом, заполонившим весь берег, лошадьми, верблюдами, мулами, множеством скота и остатками артиллерии – приблизительно двадцатью шестью медными пушками.
Кагул явился апофеозом не только военной кампании 1770 года, но и всей войны в целом. Войну, которую многие будут звать "румянцевской", поскольку именно благодаря военному гению командующего главной армией грянут победы, еще через несколько лет сказавшиеся на всей истории страны в целом. Поскольку именно по итогам этой войны и родилась Новороссия, окрепшая после победного мира следующей блистательной войны с Портой.
Российское государство, возникшее в конце ХV – начале ХVI века, являлось наследником Древнерусского государства. Древняя Русь имела прочные позиции в Северном Причерноморье. До берегов Черного моря, которое тогда называли Русским, простирались земли, населенные восточнославянскими племенами тиверцев и уличей, входивших в состав государства Русь с начала Х в. Русские поселения существовали в низовьях Днепра и Днестра. Галицкий князь Ярослав Осмомысл, по словам автора "Слова о полку Игореве", "запирал ворота Дунайские". На востоке Крыма и западе Северного Кавказа находилось загадочное русское Тмутараканское княжество. Однако с середины ХII века половцы, а затем в ХIII веке монголы отбросили Русь далеко от побережья Черного моря. Позже, после распада Золотой Орды, Северное Причерноморье оказалось под властью Османской империи и ее вассала – Крымского ханства. И рано или поздно перед Россией, как преемницей Древней Руси, должен был стать вопрос о судьбе этих территорий. И недаром в ХIХ веке бытовало мнение: Новороссия – это земли, отвоеванные Россией у Османской империи и не имевшие до того плотного христианского населения.
Так что решающее значение для судеб Новороссии имели две войны второй половины ХVIII века – 1768–1774 и 1787–1791 годов. Их часто называли в России Первой турецкой войной и Второй турецкой войной, хотя они не были ни первыми, ни вторыми. Однако это были действительно два самых масштабных из военных столкновений двух стран. Были они и самыми результативными для России. Именно в их ходе были решены главные внешнеполитические задачи Российской империи на южном направлении. Именно тогда Россия смогла, наконец, прочно утвердиться на огромных территориях Северного Причерноморья, получивших название Новороссии. Тогда же в составе России появилась Новороссийская губерния. И именно тогда началось интенсивное освоение Новороссии.
Глава I. Молодо-зелено
– Извольте познакомиться, Петр. Это ваш батюшка, – дама величественного вида подтолкнула явно робеющего рослого мальчика к человеку в щедро расшитом золотым позументом камзоле, взглянувшему на сына холодно-веселыми глазами…
Этот взгляд смутил Петю еще больше. Он попытался было спрятаться в материнских юбках, но роскошный вельможа ловко поймал его:
– Ну, здравствуй, сын!
– Здравствуйте, – мальчик запнулся и с трудом, шепотом, – батюшка!
– Молодец! Смотри какой большой. Никак генералом будешь. Хочешь быть генералом?
– Хочу, – прошептал Петя испуганно. Он был готов согласиться со всем, только бы его отпустили в его привычный мир детской.
Отец его понял, но продолжал:
– Быть по сему, как говаривал незабвенный Петр Алексеевич. – Жесткое лицо вельможи внезапно сломала мимолетная судорога, в глазах блеснуло. – Будешь ты генералом. Но начнешь с рядовых. Запишу-ка я тебя в Преображенский полк…
Так в 1740 году прошла первая встреча Петра Румянцева с его отцом – чрезвычайным и полномочным послом России в Турции кавалером Александром Ивановичем Румянцевым.
Александр Румянцев был истинным "птенцом гнезда Петрова", одним из ближайших сподвижников царя-преобразователя. Единственное отличие: большей частью царевы птенцы были людьми худородными. Александр же принадлежал к "благородному" сословию. Он – из обедневших нижегородских бояр. Солдат гвардии, денщик царя – таковы первые этапы его служебной биографии. Вскоре он становится гвардейским офицером. 9 мая 1712 года подпоручик гвардии Александр Румянцев доставил Петру I известие о подтверждении мира с турками, который Россия была вынуждена заключить после крайне неудачного Прутского похода. Итогом этого похода стало для России потеря всего того, что большой кровью приобреталось в предшествующие годы. Своевременный же гонец был награжден – Петр пожаловал ему чин поручика Преображенского полка.
С этого момента он – в фаворе. Письма и указы ему Петром пишутся большей частью собственноручно. Почерк энергичен – видно, что царю недосуг ждать писца, и он сам пишет свои приказания. Петр посылает Румянцева с самыми разнообразными поручениями – для вербовки матросов и плотников, для сбора налогов и провианта, для разведки дорог и многого другого. Во время второго этапа затянувшейся Северной войны со Швецией, а именно в 1714–1715 годах Петр в переписке дает своему корреспонденту конкретные дипломатические поручения: ехать на Аландские острова для переговоров с англичанами, а также разузнать, какие слухи распространяются шведами среди населения Ревеля и Дерпта.
1717 год. Румянцев вызван к Петру. Царь был мрачен. Лицо нервически подергивалось. Ссутулившись, он ходил из угла в угол по малым своим апартаментам и беспрерывно дымил.
– Слыхал, Сашка, что сынок мой натворил? – не отвечая на приветствия Румянцева, сразу спросил Петр о том, что его сейчас больше всего мучило.
Румянцев молча кивнул. Все окружающие царя знали, что его старший сын Алексей, сын от давно уже опальной Евдокии Лопухиной, неоднократно выступавший против бескомпромиссного реформаторства отца, подталкиваемый на это ревнителями незыблемой московской патриархальности, бежал за границу.
– Бежал, сопленыш, и попросил защиты у тамошних цесарей! Защиты! От отца родного! Ну, да бог с ним, – как-то сразу потухнув, продолжал Петр. – Это бы простил я ему. Но то, что теперь смуте быть в стране, коли он по заграницам сидеть будет, а тут дружки его воду начнут мутить, то что он дело всей моей жизни упразднить хочет – этого я простить не могу.
И сорвавшись на крик:
– Найти его! Вернуть! Понял, зачем вызвал тебя? Всю Европу обшарь, а доставь! Поедешь с Толстым Петром. Ты за ним пригляд имей. Преданный-то он сейчас преданный, да помню я, как в стрелецкие-то дни он чернь московскую призывал меня извести. Такое не забудешь. Так что забот у тебя много будет. Да я тебе верю – все исполнишь как должно. А теперь ступай.
Петр снова заходил по комнате, уже не видя Румянцева, отступавшего, кланяясь, к дверям…
И Петр Толстой, и Александр Румянцев не подвели государя, оправдали доверие – Алексей был схвачен, возвращен в Россию и после пыток убит, его сторонники подверглись опалам и казням.