Лакеи под руководством своего несравненного управляющего Лагийона бесшумно меняли блюда при мягком свете свечей, и казалось, что обед превратился в некий таинственный ритуал.
Наконец все кончилось, мадам покинула их, и дон Пабло смог сесть посвободнее, чтобы выразить свое восхищение.
- Вы достойны зависти. Вы могли бы многому научить даже Лукулла. Такой благородный стол, и такая красивая и благородная леди украшала его, - воодушевление заставило его перейти на испанский язык: - Dios mio! Разве вы не избалованный сын госпожи Фортуны?
- Иногда я ее игрушка, - сказал мистер Лоу и вновь заговорил о Франции, что вызвало новый взрыв негодования у испанца.
- Я уже говорил, что я думаю об этой обанкротившейся стране, где один из десяти умирает от обжорства, а остальные девять - от голода. Говорить, что там можно разбогатеть, просто глупо. Можно ли извлечь что-нибудь из пустоты?
- Из иллюзии пустоты, я думаю, с некоторым умением можно выжать немало.
- О, согласен, там, где имеются иллюзии. Но здесь их нет. Здесь реальность, голая реальность; голая - очень точное слово. Улыбаетесь? Вы мне не верите! В таком случае почему бы вам не попытать счастье там самому?
- Вы забываете, что Франция закрыта для меня.
- Возможно, так и было. Но вряд ли она будет закрыта и теперь. Ею управляет распутник, который обладает всеми пороками и носит их с гордостью. Вы думаете, он будет вспоминать, как полиция выдворяла вас, когда вы предложили свои услуги королю Людовику?
- Нет, вы не правы, я был выдворен за то, что я слишком много выиграл в карты. Правда, перед этим случилось так, что король отверг мои предложения, в то время как герцог Орлеанский принял их к сведению. Лицемерный святоша, постоянно грешивший, он отверг меня за то, что я не католик.
- Матерь Божья! И вы не могли сходить к мессе, как это сделал Генрих Четвертый. Вы, случайно, не религиозны?
- Я даже не суеверен.
- Только не преувеличивайте. Несуеверных игроков не бывает. Все вы молитесь госпоже Фортуне, от которой зависите.
- Для меня можете сделать исключение. Я завишу только от своего метода. А он - от законов случайности.
- Вы просто хвастаетесь. Но сами себе противоречите. У случайности не бывает законов. Случайность как раз и является отрицанием закона. Это же очевидно.
- Возможно, логически вы и правы. Фактически - нет.
- О, человече! Но если что-то следует из логики, разве не должно это случаться фактически?
- И вы так серьезно считаете? Неужели вы никогда не рассуждали о вероятностях?
- Но вероятности можно оценить, аккуратно взвесив все факты.
- Точно так же можно поступить и в случае карт или костей. Если бы это было не так, то вы вряд ли имели бы такой хороший обед сегодня. Больше десяти лет я жил и жил по-королевски только благодаря картам и костям. Может быть, Фортуна и слепа, но ведь можно взять ее за руку и повести. Искусство выигрыша лежит в исследовании тех причин, по которым люди проигрывают. Возможно, - его тон стал задумчивым, - в этом и есть искусство жизни. Не знаю.
Его удлиненное лицо потемнело. Он поднял графин.
- Позвольте наполнить ваш бокал, дон Пабло. Это токайское из подвалов императора.
- И оно достойно их. Или я ничего не понимаю в винах.
Испанец сжал бокал в своей заросшей волосами руке и с нежностью наблюдал, как вино переливалось топазовым цветом в пламени свечей.
- Однако удача снизошла к вам, дон Хуан, и я пью за то, чтобы она оставалась с вами.
Мистер Лоу тоже поднял бокал.
- Я пью за то, чтобы вы нашли в Англии все, что ищете там.
Уильям Лоу, наблюдавший за ним, заметил, как тень пробежала по его лицу, и добавил это наблюдение к другим замеченным мелочам. Однако только когда дон Пабло распрощался с ними, и братья остались вдвоем, он смог высказать свою озабоченность.
Мистер Лоу перевел разговор на Францию и заговорил о том, что он сегодня узнал о происшедших там событиях.
- Эти новости могут оказаться кстати. Филипп Орлеанский, возможно, до сих пор сохранил интерес к моей системе. И потом он не просто развлекающийся герцог, каким его представляет дон Пабло. Конечно, он сластолюбив, но в то же время он крайне проницателен и имеет много иных достоинств. Я думаю, я смог бы извлечь большую прибыль из несчастья Франции. Когда перед тобой нет других целей, об этом стоит подумать. Возможно, это даже позволит мне оправдаться перед тобой за то, что я по ошибке вызвал тебя в Турин.
- Об этом не стоит беспокоиться. Я и так устал от Амстердама. И кроме того, я готов попытать счастья с тобой в Париже.
- Возможно, было бы лучше, если бы сперва я разведал почву там один. Тут есть о чем подумать. Катрин, к примеру. Она устроит мне сцену, несомненно. Но это она сделает в любом случае, куда бы я ни поехал. Для нее, кажется, имеет значение только ореол мученицы и возможность упрекать меня.
Он невесело рассмеялся.
Светлые, проницательные глаза его брата посуровели.
- Неужели… неужели все время одно и то же?
- А как может быть иначе? Люди меняются только к худшему.
Уильям Лоу медленно подошел и остановился возле сидевшего брата. У него была такая же смуглая кожа, как и у лаэрда Лауристонского, и те же орлиные черты лица. Из них двоих он был более мягким и добрым, а следовательно, и менее решительным.
Он заговорил неожиданно. Его рука сжала плечо брата.
- Прости меня, Джон. Я хотел бы видеть тебя счастливым.
- Счастливым? Но что такое счастье? Я часто думал об этом. Однажды мне показалось, что я схватил его, но оно, как вода, утекло через мои пальцы.
- И это означает, что ты все еще ценишь тень выше сущности.
Нахмурившись, мистер Лоу посмотрел в глаза своему брату.
- Сущность? - спросил он.
- Катрин, - ответил Уилл и нетерпеливо добавил: - А разве она не настоящая сущность? Женщина, пришедшая утешить тебя в твой самый горький час, когда ты был выброшен из жизни, тайком бежал из страны; женщина, которая бросила все ради любви к тебе, в то время как ты бросил все ради страсти к никчемной тени. И ты по-прежнему страдаешь из-за той тени, которая стоит между вами и омрачает твою жизнь с Катрин? Неужели ты…
Мистер Лоу повелительно поднял свою руку - длинную и красивую руку в пене кружев. Тон его оставался по-прежнему бесстрастным.
- Нет, нет, Уилл. С этим покончено. Я покончил с этим, когда Маргарет Огилви пошла по стопам графини Оркни и стала любовницей короля Вильгельма, когда я понял, насколько я был глуп, убив Красавца Уилсона и засунув свою шею в петлю. Да и могло ли быть иначе? - он засмеялся с некоторой горечью. - Мог ли я иначе жениться на Катрин.
- Ты обманываешь себя. Будь снисходителен ко мне, Джон, даже если мои слова причиняют тебе боль. Но меня злит, что ты расходуешь свои душевные силы на никчемные переживания.
- Переживания? Наверное, я наказан за свои грехи, - мистер Лоу был ироничен.
- Тем не менее. Ты взял Катрин в жены в горький час своего разочарования, взял ее, и эта любовь принесла противоядие твоей отравленной душе.
- Я не знал ее тогда.
- Мне думается, ты не знал себя. Ты должен быть благодарен ей за ее любовь к тебе. Она согрела тебя ею, отбросив все, и ты должен помнить это. Но не благодарности ждет от тебя Катрин.
Мистер Лоу заговорил со вздохом, тихо, легонько запинаясь.
- Возможно, это все я и должен был ей дать. И - Бог свидетель - я пытался дать ей все это, но…
- Но?
- Но Катрин сама отвергла это, она проявила себя все взвешивающей, выгадывающей, сварливой - да ты и сам все это видел. Она стала - а может, она и родилась такой - недоверчивой и подозрительной. Эти качества усиливаются сами по себе в человеке. К сожалению, чтобы ни происходило, для нее это только пища для новых огорчений.
- Ты считаешь, что у нее нет для них оснований? - перебил его Уилл. - Тебе кажется, что у нее нет интуиции, нет ощущения того привидения, которое преследует тебя, памяти о той женщине, которая была женой Красавца Уилсона, пока ты не сделал ее его вдовой, а король Вильгельм не превратил ее в графиню Харпингтон?
Мистер Лоу посмотрел на брата. Улыбка его была печальной и задумчивой.
- Ты всегда имел слабость к Катрин, Уилл. В тебе она имеет сильного защитника.
- Я думаю, что он нужен ей, также как и тебе. Он нужен вам обоим, если вы не собираетесь увековечить это состояние несчастья. Знаешь, Джон, эта женщина любит тебя. Ее разъедает чувство поражения и разочарования, а ты его постоянно подпитываешь, возмущаясь тем состоянием дел, которое ты же сам и создал. Ты, конечно, скажешь, что это не мое дело…
- Я не говорил этого.
- Ты знаешь, что я говорю так из любви к тебе, Джон. Я не могу остаться равнодушным к твоим страданиям.
- Я знаю. Поэтому я и разрешаю тебе так говорить со мной. Возможно, ты скажешь, что я получаю то, что заслужил, и не имею права жаловаться. Не знаю. Но страдание - слишком сильное слово. Только слабый влачит существование в несчастье. В жизни для мужчины есть много интересов и помимо любви.