- Никакого грѣха тутъ съ моей стороны не будетъ, - объяснила она себѣ самой. - То же самое дѣлали вѣдь и бѣлые. Да, слава Богу, тутъ нѣтъ грѣха даже ни на чуточку! Они тоже это дѣлали, и притомъ самые что ни на есть знатные, которыхъ называютъ королями.
Роксана опять углубилась въ думы, стараясь извлечь какъ-нибудь изъ нѣдръ своей памяти туманныя подробности разсказа, который когда-то слышала. Подъ конецъ она проговорила:
- Ну да! Такъ и есть! Теперь я вспомнила! Это разсказывалъ намъ старый негръ-проповѣдникъ, пріѣзжавшій сюда изъ Иллинойса проповѣдывать въ негритянской церкви. Онъ говорилъ намъ еще, что никто не можетъ спасти себя самого ни вѣрою, ни добрыми дѣлами. Хоть лѣзь изъ кожи вонъ, а всетаки не спасешься самъ! Спасти можетъ одна только Благодать, которая исходитъ исключительно лишь отъ Самого Бога, Который можетъ ее ниспослать, кому вздумаетъ: святому или грѣшнику. Онъ поступаетъ всегда по собственной своей волѣ, какъ это и подобаетъ Вседержителю. Выберетъ себѣ кого вздумается и наградитъ его вѣчнымъ блаженствомъ, а другого бѣднягу отстранитъ отъ себя и отправитъ его къ сатанѣ въ огнь вѣчный. Проповѣдникъ разсказывалъ, что какъ разъ именно такую штуку они сдѣлали давнымъ давно какъ-то въ Англіи. Королева какъ-то оставила своего ребенка въ люлькѣ одного, а сама ушла въ гости. Какая-то изъ ея невольницъ-негритянокъ, съ виду такая же бѣлая, какъ, напримѣръ, хоть бы я, шныряла въ отсутствіи господъ по комнатамъ, и вдругъ увидѣла, что ребенокъ лежитъ одинъ. Сейчасъ же она надѣваетъ платье своего малыша на королевскаго младенца, а платье королевскаго младенца на своего ребенка, кладетъ этого ребенка въ кроватку королевича, а самого королевича уноситъ къ себѣ въ негритянскій кварталъ. Никому такъ-таки не удалось объ этомъ догадаться, такъ что ея сынъ сталъ со временемъ королемъ, и продалъ потомъ, при раздѣлѣ наслѣдства, настоящаго королевича куда-то на плантацію въ низовья Миссисипи. Проповѣдникъ говорилъ намъ всегда, что бѣлые постоянно правы. Въ томъ, что они дѣлаютъ, никакого грѣха быть не можетъ. Вотъ хотя бы и тутъ. Они сдѣлали то же самое, что и я, и притомъ еще не простые бѣлые, а самые знатные, какіе только есть на всемъ свѣтѣ! Какъ я рада, что мнѣ удалось вспомнить все это!
На сердцѣ у Роксаны стало совершенно легко. Чувствуя себя совсѣмъ счастливой, она подошла къ колыбелькамъ и провела остатокъ ночи въ повтореніи уроковъ, выпавшихъ ей на долю. Легонько похлопывая собственнаго своего ребенка, Рокси смиренно говорила:
- Потрудитесь лежать смирно, молодой баринъ Томъ! - Затѣмъ она угощала настоящаго Тома уже болѣе крѣпкимъ шлепкомъ и замѣчала ему строгимъ тономъ: - Лежи смирно, Чемберсъ, а не то я тебѣ задамъ взбучку!
Продолжая практиковаться, Роксана съ изумленіемъ замѣчала, съ какой неуклонной увѣренностью смиренное и благоговѣйное уваженіе, проявлявшееся въ ея словахъ и поступкахъ по отношенію въ молодому баричу, перешло теперь къ незаконному похитителю его правъ. Не менѣе удивляла ее легкость, съ какою материнская грубость рѣчи и безцеремонность обращенія перешли на злополучнаго наслѣдника древней аристократической фамиліи Дрисколлей.
По временамъ она отрывалась отъ своихъ практическихъ занятій и углублялась въ исчисленіе вѣроятностей.
- Сегодня продадутъ за кражу денегъ всѣхъ троихъ нашихъ негровъ, а вмѣсто нихъ купятъ другихъ, которые въ жизнь свою не видали нашихъ малютокъ. Все, значитъ, устраивается къ лучшему. Когда я вынесу утромъ дѣтей гулять, такъ сейчасъ же, зайдя за уголъ, вымажу имъ ротики вареньемъ. Тогда ужь никому въ свѣтѣ не распознать, что ихъ подмѣнили. Я буду поступать такъ ежедневно, - если понадобится, хоть цѣлый годъ, - пока опасность совсѣмъ не минуетъ. Если я кого-нибудь и боюсь, то развѣ только Мякинно-головаго Вильсона. Его прозвали Мякинной Головой и говорятъ, будто онъ набитый дуракъ. Клянусь Богомъ, однако, что онъ ни чуточки не глупѣе меня. Онъ самый умный мужчина во всемъ городѣ, за исключеніемъ развѣ судьи Дрисколля и, можетъ быть, Пема Говарда. Чтобъ ему провалиться въ тартарары, этому Вильсону! Меня, признаться, не на шутку пугаютъ проклятыя его стеклышки. Онъ оченно ужь смахиваетъ съ ними на колдуна. Впрочемъ, гдѣ наше не пропадало! На-дняхъ онъ навѣрное захочетъ опять снять оттиски съ пальчиковъ у моихъ ребятишекъ. Если онъ при этомъ не замѣтитъ, что я подмѣнила малютокъ, тогда уже навѣрное никто другой этого не узнаетъ и я буду чувствовать себя въ совершенной безопасности. На всякій случай, однако, я буду всегда носить теперь при себѣ лошадиную подкову, для защиты отъ колдовства.
Само собою разумѣется, что у Роксаны не было ни малѣйшаго основанія опасаться новопріобрѣтенныхъ негровъ. Хозяина ей тоже не зачѣмъ было бояться. Одна изъ его спекуляцій угрожала закончиться крахомъ и онъ былъ до такой степени ею занятъ, что наврядъ ли видѣлъ дѣтей, даже когда и глядѣлъ на нихъ. При томъ же, когда барину случалось входить въ дѣтскую, Роксанѣ стоило только заставить обоихъ малютокъ расхохотаться. Личики ихъ становились тогда какими-то ямочками, изъ которыхъ виднѣлись беззубыя десны. Баринъ уходилъ изъ дѣтской прежде, чѣмъ малютки успѣвали принять снова человѣческій видъ.
Нѣсколько дней спустя, упомянутая уже спекуляція приняла до такой степени сомнительный характеръ, что Перси Дрисколль уѣхалъ со своимъ братомъ-судьею, дабы попытаться какъ-нибудь покончить ее на мѣстѣ. Это была спекуляція съ земельными участками, неожиданно усложнившаяся процессомъ. Братья вернулись домой лишь по прошествіи семи недѣль. Въ этотъ промежутокъ времени Роксана успѣла уже побывать у Вильсона и осталась совершенно довольна своимъ посѣщеніемъ. Вильсонъ снялъ оттиски съ оконечностей пальчиковѣ у малютокъ, подписалъ подъ ними имена дѣтей, помѣтилъ пластинки "1 октября 1830 г.", бережно спряталъ ихъ въ свой архивъ и продолжалъ какъ ни въ чемъ ни бывало бесѣдовать съ Рокси, которой, повидимому, очень хотѣлось, чтобы онъ убѣдился, до какой степени выросли и похорошѣли дѣти за мѣсяцъ, истекшій съ того времени, какъ онъ снималъ въ предшествующій разъ оттиски съ ихъ пальцевъ. Онъ безпрекословно призналъ эти фактическія улучшенія и наговорилъ дѣтямъ цѣлую кучу комплиментовъ, вполнѣ удовлетворившихъ Роксану. Личики у малютокъ были на этотъ разъ совсѣмъ чистенькія, не вымазанныя ни вареньемъ, ни какимъ либо инымъ подобнымъ же гримомъ, а потому Роксана все время дрожала и страшно боялась, что онъ вдругъ…
Этого, однако, не случилось. Вильсонъ ничего не замѣтилъ. Рокси, внѣ себя отъ радости, вернулась домой и разъ навсегда покончила со всѣми прежними своими опасеніями касательно возможности того, что ее какъ-нибудь уличатъ въ подлогѣ.
ГЛАВА IV
Адамъ и Ева обладали многими преимуществами передъ современными намъ людьми. Главное преимущество нашихъ прародителей заключалось, однако, въ томъ, что имъ не приходилось страдать отъ прорѣзыванія зубовъ.
Изъ календаря Мякинно-головаго Вильсона.
Когда что-либо происходитъ при непосредственномъ вмѣшательствѣ Провидѣнія, у человѣка зачастую является сомнѣніе касательно того, въ чью именно пользу послѣдовало означенное вмѣшательство? Такъ, напримѣръ, въ инцидентѣ съ дѣтьми-медвѣдями и пророкомъ болѣе всего фактическаго удовольствія выпало не на долю пророка, а на долю медвѣдей, утолившихъ свой голодъ дѣтьми.
Изъ того же календаря.
Повѣсть наша должна сообразоваться съ обмѣномъ, произведеннымъ Роксаной. Мы будемъ поэтому называть настоящаго наслѣдника аристократической фамиліи Чемберсомъ, а малютку-раба, завладѣвшаго его титуломъ Томасомъ Бекетомъ, сокращая послѣднее имя въ Тома, для повседневнаго употребленія, какъ дѣлали вообще всѣ окружающіе.
Съ самаго начала своей самозванной карьеры, Томъ оказался гадкимъ мальчикомъ. Онъ то и дѣло принимался кричать и плакать безъ всякаго на то основанія. Внезапно поднимая цѣлую бурю самаго сатанинскаго характера, онъ ревѣлъ, вылъ и визжалъ, словно его собирались рѣзать, а въ довершеніе всего, задерживалъ свое дыханіе. Этотъ грозный маневръ является, повидимому, спеціальностью младенцевъ, у которыхъ прорѣзываются зубы. Малютки, изнемогая въ страшныхъ мученіяхъ, кричатъ до того, что выпускаютъ изъ легкихъ почти весь воздухъ, а затѣмъ начинаютъ судорожно и безмолвно корежиться и брыкаться въ попыткахъ вдохнуть его въ себя опять. Губы у ребенка синѣютъ, а широко раскрытый ротъ кажется уже окоченѣвшимъ, обнажая крохотный кончивъ зуба, едва виднѣющійся изъ нижней окраины раскраснѣвшихся и распухшихъ десенъ. Ужасающее молчаніе длится до тѣхъ поръ, что постороннему зрителю кажется, будто малюткѣ такъ уже и суждено задохнуться. Нянька поспѣшно подбѣгаетъ къ колыбелькѣ съ кружкой воды, которую и выплескиваетъ ребенку въ лицо. Тогда, словно по мановенію волшебнаго жезла, дыханіе у ребенка возстанавливается. Легкіе его наполняются воздухомъ и онъ немедленно же испускаетъ ревъ, вопль или вой, раздирающій уши слушателя и невольно побуждающій ихъ владѣльца къ произнесенію словъ, которыя плохо согласовались бы съ сіяніемъ святости, еслибъ онъ былъ окруженъ таковымъ. Младенецъ Томъ нещадно царапалъ ногтями всѣхъ, кого могъ ими достать, и колотилъ своей погремушкой каждаго, до кого она досягала. Онъ съ визгомъ требовалъ, чтобъ ему принесли воды напиться, а затѣмъ швырялъ чашку съ водою на полъ и кричалъ, чтобъ ему принесли еще воды. Всѣ капризы и прихоти ребенка безпрекословно выполнялись, какъ бы они ни были неудобны и мучительны для окружающихъ. Ему дозволялось ѣсть все, что угодно, преимущественно же то, что могло причинить желудочное разстройство.