Владетель Баллантрэ - Роберт Стивенсон

Предлагаемый читателю роман Роберта Льюиса Стивенсона (1850–1894) "Владетель Баллантрэ" считается вершиной творчества писателя. В основу "романа-трагедии" легла история шотландской семьи, где соединились две темы, глубоко занимавшие Стивенсона, - границы добра и зла в человеческой природе.

Содержание:

• ПРЕДИСЛОВИЕ 1

• ГЛАВА ПЕРВАЯ - ОБЗОР СОБЫТИЙ ЗА ВРЕМЯ СТРАНСТВОВАНИИ БАЛЛАНТРЭ 2

• ГЛАВА ВТОРАЯ - ОБЗОР СОБЫТИЙ - (продолжение) 4

• ГЛАВА ТРЕТЬЯ - СКИТАНИЯ БАЛЛАНТРЭ - (Из мемуаров кавалера Бэрка) 8

• ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ - ИСПЫТАНИЯ, ПЕРЕНЕСЕННЫЕ МИСТЕРОМ ГЕНРИ 14

• ГЛАВА ПЯТАЯ - РАССКАЗ О ТОМ, ЧТО ПРОИЗОШЛО В НОЧЬ НА 28 ФЕВРАЛЯ 1757 ГОДА 21

• ГЛАВА ШЕСТАЯ - ОБЗОР СОБЫТИЙ ВО ВРЕМЯ ВТОРОЙ ОТЛУЧКИ БАЛЛАНТРЭ 25

• ГЛАВА СЕДЬМАЯ - ПРИКЛЮЧЕНИЯ КАВАЛЕРА БЭРКА В ИНДИИ - (Выдержки из его записок.) 29

• ГЛАВА ВОСЬМАЯ - ВРАГ В ДОМЕ 30

• ГЛАВА ДЕВЯТАЯ - ПУТЕШЕСТВИЕ МИСТЕРА МАККЕЛЛАРА С ВЛАДЕТЕЛЕМ БАЛЛАНТРЭ 34

• ГЛАВА ДЕСЯТАЯ - СОБЫТИЯ В НЬЮ-ЙОРКЕ 38

• ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ - СКИТАНИЯ ПО ЛЕСАМ 42

• ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ - СКИТАНИЯ ПО ЛЕСАМ (окончание) 47

• Примечания 51

Роберт Стивенсон
ВЛАДЕТЕЛЬ БАЛЛАНТРЭ

ПРЕДИСЛОВИЕ

Будучи давним, закоренелым странником, издатель дальнейших страниц все же кое-когда наезжает в город, уроженцем которого он счастлив себя назвать, и мало у него бывает ощущений более странных, более горестных или же более целительных, чем во время таких вот наездов. В чужих краях он появляется нежданно-негаданно и привлекает к себе внимание, совсем не рассчитывая на это; в своем же городе все выходит наоборот, и ему остается только дивиться, как плохо его здесь помнят. В других местах на него благотворно действует каждое приятное лицо: вот этот человек, может быть, станет ему другом; здесь он с болью в сердце бродит по длинным улицам в поисках лиц и друзей, которых уже не встретит. В других местах его восторгает все новое; здесь терзает исчезновение старого. В других местах ему довольно быть теперешним самим собой; здесь его равно гнетут сожаления о том, каким он был когда-то, и о том, каким надеялся стать.

Вот что он смутно чувствовал по дороге с вокзала в последний свой приезд на родину; чувствовал и в ту минуту, когда вышел из кэба у дома своего друга, присяжного стряпчего мистера Джонстоуна Томсона, у которого должен был погостить это время. Сердечный прием, лицо, не так уж изменившееся, несколько слов, напомнивших былые дни, шутка, вызвавшая смех у обоих, увиденное мельком, на ходу: белоснежная скатерть, отсвечивающие боками графины и офорты Пиранези на стенах столовой - все это препроводило его в отведенную ему спальню в более легком расположении духа, и когда, несколько минут спустя, они с мистером Томсоном сели рядышком за стол и отдали дань былому предварительным бокалом, у него отлегло от сердца, он уже почти отпустил себе две непростительные погрешности: то, что покинул когда-то свой родной город, и то, что вернулся сюда.

- Я приберег кое-что подходящее для вас, - сказал мистер Томсон. - Мне хотелось отпраздновать ваш приезд, дорогой мой друг, потому что вместе с вами меня снова посетила моя молодость, правда, в сильно потрепанном и увядшем обличье, но… ничего иного от нее не осталось.

- И на том спасибо, - сказал издатель. - Но что вы считаете так уж подходящим для меня?

- Сейчас мы к этому приступим, - сказал мистер Томсон. - Судьба дала мне возможность отпраздновать ваш приезд и подать вам на десерт нечто весьма своеобычное. Тайну!

- Тайну? - повторил я.

- Да, - ответил друг издателя. - Тайну. Она может оказаться пустяком, но может дать и, очень многое. Впрочем, пока что перед вами нечто действительно таинственное, ибо вот уже почти сотню лет этого никто не видел; перед вами нечто весьма высокого порядка, ибо дело касается одного титулованного семейства, и, по-видимому, вы столкнетесь с мелодрамой, ибо, судя по сопроводительной записке, речь тут идет о смерти.

- Я, кажется, никогда не слышал более туманного или более многообещающего вступления, - проговорил его собеседник. - Но что же это такое?

- Вы помните контору моего предшественника, старого Питера Мак-Брайера?

- Прекрасно помню. При встречах со мной он всегда бросал на меня горько-укоризненные взгляды и скрыть чувство горечи ему не удавалось. Я питал к этому человеку интерес как к личности исторической, но взаимностью у него не пользовался.

- Нет, нет, мы на нем не задержимся, - сказал мистер Томсон. - Смею думать, что старик Питер знал обо всем этом не больше, чем знаю я. Дело обстоит следующим образом: после него осталась целая кипа старинных документов и железные шкатулки с бумагами. Часть их была из архива самого Питера, часть перешла к нему от его отца, Джона, - основателя их юридической династии, человека в свое время примечательного. И среди прочих бумаг в этом архиве хранятся документы семейства Дэррисдиров.

- Дэррисдиры! - воскликнул я. - Друг мой, это же крайне интересно! Один из них уезжал на север в 45-м году, у другого были какие-то странные дела с дьяволом - об это м, кажется, есть в "Хрониках" Лоу, - а затем в их семье произошла загадочная трагедия. Что там случилось, не знаю, но было это много позднее, лет сто назад.

- Больше, чем сто, - сказал мистер Томсон. - В 1783 году.

- Откуда вы это знаете? Я говорю о чьей-то смерти.

- Да, о прискорбной кончине милорда Дэррисдира и его брата, владетеля Баллантрэ, постигшей их обоих в жестоком междоусобии, - сказал мистер Томсон таким тоном, будто цитируя по памяти. - Не так ли?

- Я, признаться, встречал всего лишь невнятные ссылки на это в разных хрониках, - сказал я, - и слышал еще более невнятные предания от своего дядюшки (вы его, кажется, знали). Мой дядюшка жил в детстве неподалеку от Сент-Брайда; в его рассказах было и про тамошнюю аллею, перегороженную и всю заросшую травой, и про большие ворота, всегда на запоре, и про последнего хозяина поместья, который жил в задних покоях замка со своей старенькой незамужней сестрой. Люди они были тишайшие, бедные, но вместе с тем чувствовалось в этой скромной, ничем не примечательной чете что-то возвышенное: ведь все же они были последними потомками людей отважных, неуемных. А местные сельские жители даже питали страх перед ними, издавна наслушавшись разных кривотолков про этот род.

- Да, - сказал мистер Томсон. - Последний хозяин поместья, Генри Грэем Дьюри, умер в 1820 году. Его сестра, достопочтенная мисс Кэтрин Дьюри, - в 1827-м. Это я давно знаю, а просмотренное мною за последние несколько дней подтверждает, что были они, как вы говорите, люди порядочные, тихие и небогатые. Сказать правду, на поиски пакета, который мы с вами сегодня вскроем, меня навело письмо милорда. У него затерялись какие-то документы, и он написал Джеку Мак-Брайеру, спрашивая, не обнаружатся ли они среди тех, что опечатал некий мистер Маккеллар. Мак-Брайер ответил, что все опечатанное Маккелларом написано его собственной рукой и носит, насколько ему известно, чисто повествовательный характер, а дальше следовало: "Я не вправе вскрывать пакет до 1889 года". Можете себе представить, как эти слова взбудоражили меня. Я занялся разбором всего архива Мак-Брайера и наконец наткнулся на этот пакет, который (если вы не хотите больше вина) я не замедлю вам показать.

В курительной, куда мой хозяин привел меня, лежал пакет, скрепленный печатями и обернутый листом толстой бумаги со следующей надписью:

"Документы касательно жизни и прискорбной кончины ныне покойных лорда Дэррисдира и его старшего брата, Джемса, именуемого владетелем Баллантрэ, постигшей их обоих в жестоком междоусобии. Документы сии переданы в руки присяжного стряпчего Джона Мак-Брайера по улице Лонмаркет в городе Эдинбурге сентября 20 в лето от Рождества Христова 1789, с тем чтобы он держал их в тайне впредь до истечения ста лет, а именно до сентября 20 1889 года.

Составил и записал

я, Эфраим Маккеллар ,

без малого сорок лет бывший управителем

поместья Его Светлости".

Так как мистер Томсон человек женатый, я не стану говорить, сколько пробило на часах, когда мы с ним перевернули последнюю из следующих далее страниц. Добавлю лишь, какими словами мы обменялись.

- Вот вам готовый роман, - сказал мистер Томсон. - Все, что от вас тут потребуется, - это добавить пейзаж, развить характеры и подправить слог.

- Любезный друг мой, - сказал я. - Вашим трем советам я как раз и не последую даже под страхом смерти. Это надо выпустить в свет так, как оно есть.

- Да эти записки голые, будто лысина! - воскликнул мистер Томсон.

- По-моему, нет ничего интереснее, чем такой вот голый слог, - отвечал я. - Что же касается лысин, то, по мне, пусть вся литература облысеет (если вам угодно) да, пожалуй, и все авторы, кроме одного.

- Ну что ж, - сказал мистер Томсон. - Поживем, почитаем.