- Входи, подруга, - впустил сержант в камеру новую арестантку. Слегка помятая, с большим багровым синяком в полщеки разбитная деваха. Огненно - рыжая, в короткой, с вызывающе - откровенным разрезом, юбке и полупрозрачной кофте, она явно не готовилась к посадке.
- Вот, суки, опять закрыли, - беззлобно чертыхнулась вновь прибывшая и глянула на соседку.
- Первоходом? Что предъявили? - вместо приветствия произнесла бойкая девица, сверкнув нагловатыми глазами.
- По недоразумению, - отозвалась Ольга, - Ничего конкретноне говорят, а так, пугают.
- Правильно, мы тут все по недоразумению. - Рыжая плюхнулась на нары и протянула ладошку с ободранным маникюром: - Марго. А тебя?
- Оля, - осторожно пожала руку сокамерницы и вежливо поинтересовалась: - А тебя за что?
- А, ерунда. Хахаль чего–то накосорезил. Шмотки у меня в хате нашли. Вот соучастие и крутят. Да ну его. Успеем наговориться. Если не выпустят, или в СИЗо не загонят. В обезьяннике могут до трех суток держать. Так, что… У тебя курево есть?
Оля отрицательно мотнула головой.
Марго заметила мелькнувшую по коридору тень и подвинулась к решетке.
- Сережа, угости сигареткой, - вкрадчиво попросила девица у сторожа. Сержант недовольно скривился, но полез в карман и вытянул мятую сигарету.
- Все, Маргоша. Больше не клянчи, - видно было, что постоялица здесь свой человек.
- Спасибо, Сереженька, ни боже мой. Разве что еще разок? А кто тебя меняет?
Сержант хмыкнул: - С него ты точно ничего не поимеешь. "Бубен" заступает, - он прошел к выходу и клацнул дверью.
- От, блин, - ругнулась продувная соседка. Ловко прикурила сигарету, выдула дым между решеток. - Ну не везет, так не везет. Этот козел все душу вымотает. Да еще трахнет на халяву, - с огорчением произнесла она.
- Как это? - Оля непонимающе уставилась на рыжеволосую сокамерницу.
- Как? Обыкновенно. Пристегнет к решке и обработает. А чего ему? Ночь длинная. Да и кому жаловаться? А будешь возникать, дубинкой так ухайдакает, неделю кровью будешь харкать. Лучше уж… - она покосилась на миниатюрную фигурку. - Он блондиночек уважает. Так что, похоже, туго тебе придется, - как о чем–то малозначащем сказала она и протянула недокуренную сигарету: - На, покури.
Оля, не слыша предложения, опустилась на твердое дерево лежака. В голове тупо кольнула далекая еще игла. Но сердце неровно стукнуло.
- Ты что? - заметила перемену в соседке Марго. - Не успела еще? Ну, ты даешь? - изумилась сокамерница и поскучнела. - Совсем нехорошо, - она, превратно истолковав состояние Оли. Затушила окурок и полезла на полог.
- Может звякнуть кому хочешь? - небрежно обронила она после недолгой паузы. - Пока Серега не сменился можно договориться. Потом поздно будет.
- Некому. - растеряно отозвалась Оля, чувствуя, как поднимается откуда–то из солнечного сплетения мутное облако страха.
- Ну нет, так нет. - Сокамерница повертелась на жестких досках, устраиваясь поудобне. - Посплю пока, - оповестила она и вскоре тихонько засопела.
Страшная новость, с которой невозможно было смириться, стучала в голове. Потихоньку нахлынули страшные воспоминания.
И хотя помнила она из той ночи немногое: Только страшную рожу, да бритую голову насильника, но вот остальное, что было после, врезалось навечно. Страшная маска вместо лица. Игла, прожигающая мозг. Холодный ветер на нескончаемо длинном мосту…
- Этого больше не будет, - сказала вдруг Оля. - Пусть… но сразу. Только не это.
И будто волна теплого покрывала накрыла ее, легла на плечо невесомая ладонь.
"Он слышит меня! - подумала Оля. - Я сильная. Он меня научил. А если суждено, пусть так и будет".
Странное, невероятное спокойствие и уверенность наполнил. Тело начало покалывать невидимыми иголками, наполняя необъяснимой силой.
Тихонько опустилась на доски и задремала.
Голос. Наглый, уверенный, грубый, донесся сквозь сон. Открыла глаза и различила сквозь решетку силуэты милиционеров.
Один из них - дежурный, а второй - мордатый, с толстой, распирающей ворот форменной рубахи, рябой шеей и пятнистым, плоским, как блин, лицом.
"Наверное тот самый "Бубен", - мелькнуло понимание.
- Две, - пересчитал их по головам сменщик. Пометил в тетради. - А эта ничего… - толстомордый засмотрелся на Олю.
- Марго. Опять? Я тебе говорил, что если снова попадешь, на толчок не поведу? Ну, вот и сиди теперь сутки… Будешь знать, как выеживаться, - бросил он, отходя к следующей камере.
- Вот, сука, - прошептала рыжеволосая Марго. - Прошлый раз у меня месячные были. Вот и злобится. Козел, - добавила она. - А теперь, точно, не пустит. Придется отрабатывать.
Оля поднялась и взглянула в спину конвойного. Впрочем, не столько на него, сколько определяясь в пространстве.
- А что, эта тетка, которая вещи принимает, и ночью сидит? - мимоходом поинтересовалась у соседки, когда надзиратели скрылись в дежурке.
- Теть Люба? А как–же, конечно. У них дежурства. И вертухай. Хотя здесь двое должны дежурить, но одного к мужикам забрали. Там народу много. - пояснила бывалая Маргарита.
Она всмотрелась в лицо Ольги: - Ты будто другой стала. И глаза… Я такие раз только видела. На Ростовской пересылке. С пожизненным приговором одну на Особую зону отправляли. Но у той–то за душой восемь "жмуров" было. Ты чего, подруга?
- Все нормально, - Оля опустилась на край настила. - Давай помолчим. Мне подумать нужно.
Однако спокойно посидеть не удалось. Принесли жидкий обед. Потрепанный мужичок в несвежем, когда–то белом халате раздал миски с похлебкой. - Чего там? - поинтересовалась Марго.
Баландер молча протянул ей клочок бумажки и проследовал дальше. Арестантка пробежала написанное карандашом и выругалась. Витиевато и с чувством: - Вот тварь. Ну какой козел.
Она хлопнула ладошкой по стене и зашипела от боли: - Сдал меня мой миленький, да еще просит на себя чужое примерить. А вот хрен ему. Так и скажи ему, светло - пегому, - в голос рявкнула она.
- Эй, тихо там, - раздался из - за решетки сонный голос вертухая. - А то… - он не закончил.
- Нет, ну это как называется? - никак не могла успокоиться рыжая фурия. - Это что, "пятерик" как с куста? - она шумно вздохнула и полезла на лежак.
И тут по решетке вновь стукнули.
- Степанова, на выход, - распорядился сержант.
А в кабинете для допросов Олю ждал сюрприз.
За кривоватым столом сидел сам губернатор, а следователь, вмиг растерявший всю сонливость, стоял столбом возле стены преданно поедая глазами сановного посетителя.
Когда конвоир вышел, Антон Кузьмич суетливо выпрямился и бочком протиснулся к выходу. - Я тут побуду… - он кивнул на дверь и выскочил наружу.
- Садись, Оля. - Виктор Петрович кивнул на привинченный к полу табурет.
- Здесь принято говорить присаживайся, и здравствуйте. - Озвучила Оля вычитанную в каком–то детективе подробность.
- Да, да, здравствуй, извини, совсем замотался. Такое горе. Михаил Степанович ведь был моим хорошим товарищем. И теперь еще и с тобой такое приключилось. - Глава региона кивнул на забранное решеткой окно, добавил косясь в угол. - Я разговаривал со следователем. Он уверяет, что не все так уж плохо. Но пока тебе придется какое–то время побыть здесь. Закон, ты ведь понимаешь?
- Я понимаю, закон есть закон. - Невесело улыбнулась Оля.
- У тебя все нормально? - поинтересовался губернатор, которому ее улыбке не понравилась.
- Если не считать того, что сижу в камере, то все нормально, - Оля едва не поймала себя на желании попросить высокого начальника разобраться, но сдержалась, понимая, что никакой помощи она от этого борова не получит. Наоборот. Для того ее и закрыли, что бы сломать. Убедить в безысходности ситуации, заставить выложить все, что она знает про деда".
- Нормально, - она выпрямилась и повторила: - Могло быть и хуже.
- Крепись. Положение и впрямь, не безнадежное. - Пробормотал губернатор. - Завтра же созвонюсь с прокурором…
Но Следственный комитет мне не подчиняется. Попробуй им помочь. Мне тяжело говорить, но у нас еще одна проблема.
Ты конечно знаешь, что Михаил Степанович купил акции завода. А сегодня, когда руководство завода попыталось оформить документы… Извини, я не о том говорю… Человек умер… Но им ведь нужно работать. Люди должны получать заработную плату, производить продукцию… А вот когда был созван совет управляющих, выяснилось, что собственниками акций является не покойный, а ты. Михаил Степанович оформил их на твое имя. Ты об это знала?
Оля лишь дернула плечами, выражая свое отношение к глупому, по ее мнению, вопросу.
Так или иначе, теперь, после трагических событий, так уж вышло, что без собственника завод, заводское руководство не в силах решать некоторые, жизненно важные вопросы. Возникла целая куча проблем. Может, напишешь доверенность? А еще лучше, передашь права на управление. На время следствия. Ну например, директору. Я лично прослежу, чтобы все было по закону. И как только тебя освободят, а это дело нескольких дней, ты сможешь распоряжаться всем сама.
"Дядя Петя, ты дурак? - мысленно рассмеялась Оля. - Да стоит мне только подписать бумажку, как все тут–же и закончится. Этой же ночью. Нет, это они, как видно, меня держат за маленькую, наивную дурочку".
- Дядя Витя, там страшно, я не хочу в тюрьму. Сделайте, что–нибудь. - Оля захлопала ресницами. Сыграть нервный срыв для актрисы оказалось парой пустяков. Подбородок задрожал, и она разрыдалась. -