Это нас задело за живое, и я напомнил отцу Геннадию, что монастырь, в котором мы ищем приюта после долгого и утомительного пути, получает огромные пособия из России, и что, помимо этого, не имея иного пристанища и не рассчитывая на гостеприимство даровое, которым никто из русских в монастыре не пользуется, мы считали себя вправе ожидать более радушного приема от наших единоверцев. Я прибавил к этом у, что не верил рассказам русских поклонников, возвратившихся с Синая и встреченных мною в Каире, о весьма презрительном с ними обращении в монастыре, но теперь собственным опытом убедился, что жалобы поклонников были справедливы; а это побуждает меня заявить о подобной несправедливости в первом русском консульстве и огласить также по возвращении в Россию.
После такого протеста отец Геннадий внезапно переродился, начал суетиться и предлагать с своей стороны все зависящие от него услуги. Когда вещи наши все были подняты, он повел нас в монастырь чрез новые ворота, за которыми строится прекрасное здание гостиницы для европейских иноверцев. Затем мы прошли через калитку, устроенную в заложенных давно старинных, больших воротах, и через лабиринт узких улиц и закоулков – внутрь монастырских построек. Неизвестно, когда были замурованы старые ворота. Из рассказов давних путешественников видно только, что в 1598 и 1647 годах они были открыты: чрез них входили Гаран де Польшиц и Монконис; но в 1722 году глава францисканского ордена поднимался по веревке через окно, о котором выше была речь.
Ставши любезным, отец Геннадий отвел нам одну из лучших комнат, назначенных для приезжих. Пол из каменных плит, кровать с тюфяком, чистым бельем и теплым одеялом, кругом восточные диваны с подушками, покрытые ситцем, и ситцевые занавески у трех окон, из которых одно, рядом со входною дверью, выходит на галерею здания, а два другие в сад, к стороне Эр-Рагах; посредине круглый стол, покрытый белою скатертью, на котором поставлена лампада с деревянным маслом в большой рюмке. Некрашеные двери покрыты множеством надписей, оставленных путешественниками. Между ними красуется и "Росс – Петр Соловьев", а несколько ниже: "Петр Николаевич С-в, воспитанник С.-Петербургской духовной семинарии, пришедший поклониться Неопалимой Купине и отправляющийся через Петру и Хеврон в Иерусалим 1850 года" и "монах Иеффай, Киевопечерской лавры, 1848 года"; потом какие-то: "Анна", далее "Клеопатра Богуславская, 1849", а затем множество английских имен с прибавлениями: "New York", "Boston" и т. д. Есть и интересные отметки, которыми я в своем месте воспользуюсь.
Деревянная галерея гостиницы покрыта сплошь самыми подробными адресами русских поклонников. Крупный и развалистый шрифт этих адресов невольно бросается в глаза, напрашиваясь, так сказать, на прочтение. С галереи видна плоская крыша мечети, а влево возвышается ее минарет, увенчанный полумесяцем; тотчас же за крышей мечети видна верхняя часть главного фасада большой церкви монастыря; позади церкви, несколько вправо и выше ее – монашеские кельи, двери которых выходят на деревянную галерею, подобную галерее гостиницы; правее – архиерейский дом, а затем видны высокие стены, наподобие крепостных, полуразрушенные верхушки башен, кипарис с накренившимся на верхушке его деревянным крестом и, наконец, просто "крыши, насаженные одна на другую", как на миргородском доме Ивана Ивановича. Помимо главных зданий, общая картина крыш, стен, полуразвалившихся галерей, идущих навстречу одна другой, соприкасающихся под всеми возможными углами и видимо избегающих параллельных линий и перпендикуляра, представляет действительно такие сочетания, какие трудно скоро сообразить и нелегко уловить даже опытному рисовальщику. Поэтому-то, вероятно, и архимандрит Порфирий, в числе рисунков к своему "Путешествию на Синай" поместивший и вид монастыря с галереи гостиницы, привел множество подробностей к одному знаменателю, заменивши их попросту одной какой-нибудь фантастической крышей или стеною, что принужден был сделать и я при моей попытке набросать в альбоме вид монастыря.
По обе стороны монастыря как колоссальные кулисы встают гранитные отвесные скалы: влево – горы Св. Епистимии, вправо – Синая и Хорива; прямо на юг картина замыкается полукруглым холмом, составляющим продолжение подножия Синая. "Постройка монастыря относится к 527 году по Рождестве Христове и приписывается императору Юстиниану. Главная церковь его построена, по всей вероятности, позже. Она весьма замечательна по своему стилю, представляющему смесь византийского и романского" (Taylor, 366). Она воздвигнута во имя св. Екатерины великомученицы, мощи которой покоятся в алтаре. Самое замечательное украшение в церкви представляет древняя мозаика, покрывающая полусвод горнего места. В верхней части рисунка виден Моисей, коленопреклоненный перед горящею купиною; правее – он же, принимающий десять заповедей от Бога; в глубине свода Преображение Спасителя: посреди Христос, по правую руку Илия, по левую – Моисей. Внизу картины – апостолы Иоанн, Петр и Иаков, пораженные зрелищем Божества; кроме того, в самом верху свода два медальона изображают основателей обители – императора Юстиниана и его супругу Феодору. Пояс свода и нижнюю часть мозаики составляют изображения многих святых.
Замечательно, что как на этой мозаике, так и на всех старинных мозаиках и миниатюрах восточного происхождения Моисей постоянно изображается молодым человеком, без бороды, в синей тунике и белом хитоне. Мозаичные изображения на своде горнего места наводят на предположение, что церковь первоначально была посвящена Преображению Господню.
В алтаре, как выше упомянуто, находятся мощи св. Екатерины; они покоятся в саркофаге из белого алебастра; крышка его не поднимается, но выдвигается, когда мощи показываются поклонникам, и обыкновенно заперта на большой висячий железный замок. Возле этого саркофага стоит великолепная серебряная рака с живописным изображением св. Екатерины на крышке, пожертвованная, кажется, графиней Орловой-Чесменской; она по сие время остается пустой. Вместе с мощами св. Екатерины сохраняются и частицы мощей учителей церкви: Василия Великого, Григория Богослова и Иоанна Златоустого.
Позади алтаря находится придел Неопалимой Купины, стены которого выложены расписными изразцами, а пол покрыт персидскими коврами. Место, где, по предположению, Бог явился Моисею в виде Неопалимой Купины, выложено серебром. Всякий входящий в этот придел обязан снимать обувь.
В церкви находится довольно свежего произведения икона Божией Матери, приписываемая монахами кисти св. евангелиста Луки. Церковные двери замечательны древней резной работой и металлическими инкрустациями. Кроме главной церкви, в монастыре находится двадцать четыре разные церкви и часовни, из которых многие принадлежали в древние времена католикам, арабам и коптам. Мечеть, о которой упомянуто выше, выстроена для торских арабов, занятых работами в монастыре.
В стенах монастыря находится также источник, у которого, как думают, Моисей встретил дочерей Иофора. Возле него растет весьма древний кипарис. Путешественник Мандевиль, посетивший монастырь в 1322 году, оставил следующий наивный о нем рассказ: