Содержание:
ПРЕДИСЛОВИЕ К РУССКОМУ ПЕРЕВОДУ 1
ПРЕДИСЛОВИЕ 1
ГЛАВА I - Из Антверпена в Боом 2
ГЛАВА II - На Виллебрукском канале 2
ГЛАВА III - Клуб " Royal Sport Nautique" 3
ГЛАВА IV - Мобеж 4
ГЛАВА V - По Самбре, обращенной в канал, - в Карт 5
ГЛАВА VI - Пон на Самбре. Мы торговцы-разносчики 6
ГЛАВА VII - Пон на Самбре. Странствующий купец 7
ГЛАВА VIII - На Самбре. К Ландреси 8
ГЛАВА IX - В Ландреси 9
ГЛАВА X - Канал Самбры и Уазы. Барки 9
ГЛАВА XI - Разлив Уазы 10
ГЛАВА XII - Ориньи-Сент-Бенуат. Следующие день 12
ГЛАВА XIII - Ориньи-Сент-Бенуат. За столом 13
ГЛАВА XIV - Вниз по Уазе - в Муа 14
ГЛАВА XV - Ла-Фер, недоброй памяти 15
ГЛАВА XVI - Вниз по Уазе - через Золотую долину 16
ГЛАВА XVII - Нуайонский собор 16
ГЛАВА XVIII - Вниз по Уазе - в Компьен 17
ГЛАВА XIX - В Компьене 17
ГЛАВА XX - Переменившиеся времена 18
ГЛАВА XXI - Вниз по Уазе. Внутри церквей 19
ГЛАВА XXII - Преси и марионетки 20
ГЛАВА XXIII - Обратно в свет 22
ЭПИЛОГ 22
Примечания 25
Р. Стивенсон
Путешествие внутрь страны
ПРЕДИСЛОВИЕ К РУССКОМУ ПЕРЕВОДУ
Небольшая, полная юмора книга "Путешествие внутрь страны" вышла в свет в 1878 г. Это - впечатления поездки на лодке от Антверпена почти до Парижа, предпринятой Стивенсоном вдвоем со своим соотечественником, сэром Вальтером Симпсоном. Все трагикомические события и непредвиденные случайности этого путешествия описаны начинавшим тогда автором в высшей степени грациозно и жизненно.
Рассказывая о своем прибытии в пограничный французский город Мобеж, Стивенсон подтрунивает над своей внешностью. "Миновать границу, хотя бы и в поезде, - трудная задача для "Аретузы". Так или иначе, он не ускользает от должностного ока… Весь сброд английского туризма, вооружась путеводителями, беспрепятственным потоком разливается по железным дорогам континента, и только тощая фигура Аретузы остается в сетях, между тем как эти более крупные рыбы, торжествуя, продолжают свой путь… Он ласкает себя мыслью о своей нейтральной честности, однако редко его принимают за кого-нибудь почище шпиона".
Мы отсылаем читателей к портрету Стивенсона, чтобы они сами могли судить, насколько справедливы были эти подозрения. Приложенный к настоящему изданию портрет (конца 80-х годов) - один из самых удачных. Люди, встречавшиеся со знаменитым писателем, говорят о необыкновенной подвижности его лица, непередаваемой никакой фотографией или кистью. Стивенсона описывают, как необычайно худощавого и хрупкого человека; в нем было даже что-то женственное. Длинные черные волосы ниспадали почти до плеч - не для придания "артистической" внешности, но для защиты от холода, к которому больной писатель был крайне чувствителен. В минуты покоя его продолговатое лицо казалось усталым и недовольным, но было очень привлекательно, если его озаряла улыбка. Глубокий, огненный взгляд его больших черных глаз навсегда оставался в памяти. Всех с первого раза поражало значительное расстояние между его глазами, особенно заметное благодаря продолговатой форме головы. Благородная рука его отличалась длиной и крайней худобой пальцев.
Его кельтский темперамент проявлялся во время беседы. Он вскакивал, как на пружинах, нервно переходил с места на место и участвовал в разговоре "всем своим телом". Все, близко знавшие его, помнят, какое наслаждение доставляли им его беседы. Как и все его произведения, они были свежи, остроумны, оригинальны. Его фразы не были истасканы и стерты до гладкости; напротив, они изобиловали остротой очертаний. Он видел все под особым углом зрения и излагал свой взгляд не догматически, но образно, живописно, с яркостью и силой, присущими совершенно прямой и искренней натуре.
"Путешествие внутрь страны", в сущности, - одна из таких бесед. Это его воспоминания, в которых он рассказывает о себе самом.
ПРЕДИСЛОВИЕ
Я боюсь, что, снабжая такое маленькое сочинение предисловием, грешу против закона соразмерности. Но автор не в силах воспротивиться желанию написать предисловие, которое составляет награду за его труды. Когда кладется первый камень фундамента, архитектор является с планом в руке и несколько времени красуется перед публикой. То же делает и писатель в своем предисловии: может быть, ему ровно нечего сказать читателям, но он показывается им на минуту во входной арке со шляпой в руке и с самым приветливым видом.
По правде говоря, едва я прочел корректуру моего сочинения, меня охватили страшные опасения. Мне представилось, что я не только буду первым, кто прочитает эти страницы, но также и последним; что, быть может, я напрасно осматривал веселые селения, и ни одна душа не последует за мной. Чем больше я думал, тем больше пугала меня эта мысль; наконец, она превратилась в панический ужас, и я взялся за предисловие, чтобы предупредить читателей.
Что скажу я в пользу моей книги? Халев и Иисус Навин принесли из Палестины значительный груз винограда; увы, моя книга не даст ничего столь питательного, да и мы живем в ту эпоху, когда люди предпочитают точное определение любому запасу плодов.
Не знаю, можно ли найти привлекательность в отрицательности? Спрашиваю это, так как, если взглянуть на мою книгу со стороны отрицательной, мне кажется, она типична. Хотя в моем сочинении заключается около ста шестидесяти страниц, в нем нет нападков на нелепость Божьего мира, нет и намека, что я мог бы создать лучшую вселенную… Право, уж не знаю, о чем я думал! Я точно забыл, что именно составляет славу человека. Это упущение делает мое сочинение вполне ничтожным в философском смысле, но я надеюсь, что в легкомысленных кружках такая эксцентричность понравится.
Друга, сопровождавшего меня, я должен очень благодарить, и был бы рад, если бы не задолжал ему ни в каком другом отношении. В эту минуту я чувствую к нему преувеличенную нежность. Он-то, конечно, сделается моим читателем, хотя бы ради того, чтобы проследить за своими собственными скитаниями.
Вальтеру Гриндлею Симпсону, баронету.
- Мой дорогой Сигаретка!
Достаточно уже и того, что ты вместе со мной мок под дождем и перетаскивал свою байдарку во время наших скитаний, что ты усиленно греб, чтобы спасти брошенную "Аретузу" среди разлива Уазы, что ты доставил жалкий обломок человеческого рода в Орильи Сент-Бенуат, где мы нашли ужин, о котором так мечтали. Быть может, было более чем достаточно, как ты и сказал, что я предоставлял тебе все решительные объяснения, а сам довольствовался размышлениями. Я по совести не мог заставить тебя делить со мной несчастья другого, более публичного крушения. Но теперь, когда наше путешествие выходит в свет дешевым изданием, эта опасность минует, и я могу упомянуть твое имя.
Но я не могу замолчать, пока не выражу сожалений о судьбе наших двух кораблей. В несчастный день, сэр, задумали мы приобрести баржу, в несчастный день сказали мы о нашей грезе самым горячим мечтателям. Правда, некоторое время мир нам улыбался. Мы купили баржу и окрестили ее; в качестве "Одиннадцати тысяч кельнских дев" она несколько месяцев стояла в спокойной реке, под стенами старого города, и ею восхищались ее поклонники. Господин Матра, превосходнейший судостроитель из Море, превратил ее в центр своих забот, и ты не забыл количества сладкого шампанского, выпитого в гостинице для придания жара работникам и быстроты работе. Я не хочу долго останавливаться на финансовой стороне вопроса. Баржа "Одиннадцать тысяч кельнских дев" сгнила в реке, на которой ею восхищались. Она не испытала силы ветра, ее не тащила терпеливая бичевая лошадь. Когда же, наконец, возмущенный кораблестроитель продал ее, с нею продали также "Аретузу" и "Сигаретку", причем было сказано, что он из кедра, когда мы на собственных плечах во время волоков убедились, что материалом для них служил крепкий английский дуб! Теперь эти исторические суда плавают под трехцветными флагами и носят новые чужеземные имена.