Быстрота, лёгкость, искусство и навык Эола превозмогли бы многочисленную морскую силу Иоанна, не привычную к действию; но внезапное появление вспомогательных военных кораблей с тыла, расстроило Стаю Нереид. Пираты бросились искать спасения в бегстве; спасения не было. Окруженные со всех сторон, они с отчаянием сцепились с кораблями победителя; но упорство было напрасно, и они сдались. Из всех кораблей Эоловых, один только спасся от плена; как громовая стрела опалил он ряды кораблей Иоанна, и пробился сквозь них. На нем был сам Эол.
Предприятие сие уподоблялось подвигу Помпея, когда, предположив истребить одним ударом Пиратов Киликийских, бичей моря, он разослал по Понту Эвксинскому и по Океану корабли свои, запер все сообщения, и таким образом, обложив сетями все приюты морских разбойников, истребил их и дал свободу морям.
Водворив спокойствие и в области морей, Иоанн пожелал видеть царство свое, земли и воды чуждые, чтоб иметь ясное понятие о мире, созданном для человечества, и о человечестве, созданном для причины сокровенной. Он отправился, как уже было выше сказано, путешествовать.
Возвращение его было торжеством для столицы; но Иоанн стал задумчивее; величие души и доброта её, яснее выразились, во, всех чертах его, но взоры стали ко всему равнодушнее. Все желали отгадать причину сей перемены, хотя она имела влияние только на наружность Иоанна.
Полученные, во время гостиного вечера у Блюстителя мира известия из Галлии, также были для всех любопытною тайною. Сношения государственные не скрывались и не могли скрываться от Совета; но последнее, никому не объявленное, должно было касаться, или лично до Иоанна, или заключать в себе новость неприятную, которую он желал таить от всех, чтоб продолжить общее спокойствие.
Молчание Иоанна порождало толки, соображения, выводы, заключения, и было главным основанием разговоров, - ибо, часто, мысль Царя есть участь народа.
- Худой знак, - говорили одни, - верно война с западным соседом.
- Не может быть - возражали все те, которые были с Иоанном, но время путешествия, - Иоанн расстался с Тором, как истинный друг.
- Зачем же оставлен там Ведатель Рован и отряд охранный, сопутствовавший Иоанна?
Заключениям не было конца, а задумчивость Иоанна была еще для всех тайною, как размышления Архимеда, но время падения Сиракуз.
Праздник Охоты в долине гротов, совершенно возмутил весь двор, а наконец и всю Босфоранию.
В день Св. Петра, любители охоты, в легких одеждах, на быстрых конях с запасом стрел, копий, пращей и ручного огнестрельного оружия, с собаками и соколами, собрались в долину гротов, находящуюся в расстоянии двух часов езды от города.
С одной стороны долины, пространный охотничий лес, населенный разными зверями, обведен был тенетами и уставлен капканами.
На лугу равнины, между крутыми скатами гор, устроены были пространные ограды, для травли и борьбы зверей с силачами, которые носили прозвание Леших. Особенные поприща были устроены для скачки и для метания стрел, за выпускаемыми птицами.
На скате левого берет долины были устроены народные увеселения и зрелища. В наметах показывались живые звери всех стран. При каждом был рассказчик, которого называли Эзопом. Обязанность его состояла в том, чтоб показывать любопытным зрителям басни, в лицах и описывать свойства животных, сравнивая их с свойствами людей. Часто, для совершенного подобия, звери и птицы были наряжаемы в различные одежды, сообразно сходству их с людьми; например, медведь, в кафтан грубого и необразованного; лиса, в древний оклад придворного… Только свинья и осел не имели особенной одежды, как космополиты; ибо для них везде хорошо, где только можно найти грязную лужу, нечистоту и сноп гнилой соломы.
Несколько часов уже как охота началась; звуки рогов раздавались и вторились в ущельях гор. Стечение народа в долине гротов волновалось как море; но все еще толпы оного тянулись по дороге Босфоранской.
Перед вечером, на вершине горы, раздался звук вестового орудия; это был знак прибытие Иоанна, принимавшего всегда участие в народных празднествах и увеселениях.
Верхом, на белом арабском жеребце, с своими сановниками, пронёсся он между народом и мимо всех зданий, наметов и охотничьего лагеря. Встречаемый и провожаемый повсюду приветствием радостного народа, он остановился подле мраморного водомета, находившегося на правой стороне долины, в некотором отдалении от поприща охоты и зрелищ, отдал коня и пошел по дерновым ступеням лестницы, которая вилась под тенью густого кустарника в царский грот, вырубленный в возвышенности скалы. Внутренность грота сего была украшена роскошью простой природы, а снаружи висела беседка с золотой решёткой. Отсюда было видно все празднество охоты.
Здесь было место отдыха Царя, и место ожидания охотников, приходивших к нему на поклон с добычею, и приглашавших на охотничий пир, которым обыкновенно и заключался сей день.
Иоанн не любил окружать себя толпою придворных; и потому собственно при нем были всегда только два дневальных воина охранной сотни, и Князь, Любор его любимец. Все прочие, принадлежавшие к двору и пышности царской, составляли в некотором отдалении особый круг.
Но в этот день Иоанн, расположенный к уединению, удалил от себя и любимца.
Вдали раздавался шум игр народных; вблизи нарушал тишину только высокий водомет, падающий в яшмовый бассейн.
Два дневальных воина, находившиеся при Иоанне, стояли при входе в грот, успокаивая двух царских жеребцов, которые рвались друг к другу, и кажется хотели броситься в драку.
- Отойди дальше! они перегрызутся и нас с тобой поколотят! - сказал один из дневальных.
- Как враги смотрят друг на друга! - говорил другой, отдаляясь с заводным вороным конём.
- Дай им волю, оба на месте лягут!.. Какое горло!.. Тс!
- Что можно дать за такого?
- Ничего не дам! Охота навязать на шею хлопоты! Стели постелю, целой день чисти, да еще и узду держи обеими! Нет, друг, тоска возьмёт! Мой конь не плясун, за то рысью на нем двадцать часов в день!.. Ну! Тише, проклятый!.. Что там еще за лошади? Видишь, поднял уши, как рога!..
- Эге! сюда скачут!
Вскоре подъехали трое верховых, в дорожных плащах; они остановились подле грота и сошли с лошадей.
- Властитель здесь? - спросил один из них.
- Здесь! - отвечал дневальный.
- Доложи, что привезены депеши из Западного Царства.
- Западного Царства? Властитель велел об депешах тотчас докладывать… да как доложить?..
- Подержи кто-нибудь из вас коня.
- Нет, любезный, держи сам, а мы и без доклада войдем!
С сими словами приезжие привязали лошадей своих к дереву, и не говоря ни слова вошли в грот…
- Что ж ты пустил без доклада? - сказал с сердцем дневальный, державший белого арабского жеребца.
- А ты за чем впустил?
- На чьи ж руки отдать жеребца?
- А у меня, пусты, что ли?
- У тебя заводной.
- Не тот-же чорт!
- Ну, смотри будет тебе беда, что впустил без доклада.
- А тебе что будет? Так пройдёт?
- Ну, что будет то будет! - сказал первый, но подумав, продолжал:
- Послушай, разве сам Властитель скажет Сотнику, что депеши без доклада вошли, а я уж не скажу никому!
- Это здоровее! Терпеть беду, так уж вместе.
- Эге! Властитель идет, подавай жеребца!
Иоанн с наклоненною на глаза шапкою, спустился с лестницы, подошёл к вороному жеребцу, вырвал узду из рук дневального, сел верхом и поскакал по дороге к городу.
- Ну, друг, Властитель что-то хмурен, быть беде! Смотри, молчи, ни слова! - сказал один воин другому; и они помчались в след за Иоанном.
Вестовая пушка, на горе, возвестила удаление Властителя. Как после сильного удара грома мертвеет вся природа, так шум народный вдруг замолк в долине. Какое-то недоумение выразилось в общем молчании, казалось, что удовольствия повсюду прекратились. Свита царская понеслась в след за Иоанном.
При самом входе в грот стояли двое из приехавших к оному неизвестных в дорожных плащах. Они следили взорами удаление Иоанна.
- Ну, да здравствует новый Царь! - произнёс один из них; смех его отозвался в гроте и между скалами.
- Да здравствует! - повторил другой, - да не отяготит его бремя царствования, и да не забудет он уплатить нам долг свой, а не то….
- Не то… концы еще не в воде, а у нас в руках! - сказал первый.
- Не худо придумано, Эвр! - произнёс другой; и они скрылись по тропинке, идущей от грота в густой томарисковый кустарник.