Форестер Сесил Скотт - Лорд Хорнблауэр стр 3.

- Я даю вам карт-бланш - ответил Cент-Винсент. - Полную свободу действий. Приведите "Флейм" обратно целым и невредимым, и мятежников вместе с ним. Каким же способом вы станете добиваться этого, дело ваше.

- Вы даете мне неограниченные полномочия? Скажем, право вести переговоры, милорд?

- Я не это имел в виду, черт побери - ответил Cент-Винсент. - Я подразумевал, что вам предоставят любые силы, какие пожелаете. Я могу высвободить для вас три линейных корабля, если нужно. Несколько фрегатов. Бомбардирские корабли. Есть даже ракетное судно, если вы полагаете, что оно пригодится - этот парень, Конгрив, хочет видеть свои ракеты опять в действии.

- Думаю, это не та ситуация, где большая сила принесет много пользы, милорд. Линейные корабли, представляется, будут излишними.

- Я тоже это понимаю, черт возьми! - Противоречивые мысли, раздиравшие Cент-Винсента, ясно читались на его массивном лице. - Эти наглые мошенники могут в два счета проскользнуть в устье Сены при первом же признаке опасности. Здесь, я полагаю, нужен ум. Именно поэтому я послал за вами, Хорнблауэр.

Лестный комплимент. Хорнблауэр слегка возгордился собой: он говорил практически на равных с одним из самых великих адмиралов, которые когда-либо поднимали свой флаг, и это ощущение было необычайно приятно. И тут растущее внутреннее напряжение, которое испытывал Первый лорд, внезапно подвигло его на еще более удивительное заявление:

- И еще: матросы любят вас, Хорнблауэр - заявил Cент-Винсент. - Черт побери, я не знаю матроса, который не любил бы вас. Они пойдут за вами, и будут слушать вас. Вы - один из тех офицеров, о которых матросы говорят между собой. Они доверяют вам и надеются на вас, так же, как и я, черт побери, это очевидно.

- Но если я стану говорить с матросами, это будет подразумевать, что я веду переговоры с ними, милорд.

- Никаких переговоров с мятежниками! - взревел Cент-Винсент, стуча по столу кулаком, похожим на бараний окорок. - Хватит с нас девяносто седьмого года.

- Тогда карт-бланш, который вы мне даете - не больше, чем обычные полномочия военно-морского офицера, милорд - сказал Хорнблауэр.

Вопрос был принципиальным: его отправляли на чрезвычайно трудное задание, и если он не добьется успеха, то весь позор провала ляжет на него. Он никогда не представлял себе, что может спорить с Первым Лордом, но все же сейчас фактически делал это, побуждаемый явной необходимостью. Он осознал в момент откровения, что спорил, в конце концов, не ради себя, не стремился защищать свои собственные интересы. Он не принимал в расчет личное: офицером, который послан, чтобы возвратить "Флейм", и чье будущее может зависеть от полномочий, данных ему, был не облаченный в малиновый и белый шелк Хорнблауэр, сидящий в этом резном кресле, а некий бедняга, которому он сочувствует и чьи интересы принял близко к сердцу, потому что они отождествляются с национальными интересами. Теперь эти два существа вновь слились вместе, и именно он, муж Барбары, тот человек, что был на званом обеде у лорда Ливерпуля вчера вечером и заполучил в результате легкую боль в середине лба на сегодня, стал тем, кто должен найти выход из этой неприятной ситуации, где в случае выигрыша он получить на полпенни славы, но подвергнет себя самому серьезному риску, поскольку фиаско может сделать его посмешищем на флоте и мишенью для насмешек всей страны.

Он вновь внимательно изучил выражение лица Cент-Винсента - тот вовсе не был дураком: за этими скалистыми бровями скрывался острый ум - и он боролся против его предубеждений, стремясь избавиться от них по мере исполнения своих обязанностей.

- Ладно, Хорнблауэр - протянул Первый Лорд. - В таком случае я даю вам неограниченные полномочия. Я особо оговорю это в ваших приказах. Разумеется, вы будете исполнять свои обязанности в ранге коммодора.

- Спасибо, милорд, - сказал Хорнблауэр.

- Вот судовая роль брига - продолжил Cент-Винсент. - У нас нет ничего против любого из них. Натаниэль Свит, боцманский помощник, вот - его подпись - был одно время первым помощником капитана угольного брига в Ньюкастле - уволен за пьянство. Возможно он - главарь. Но это может быть и любой другой из них.

- Слухи о мятеже стали доступны общественности?

- Нет. И дай Бог, они не узнают об этом до тех пор, пока не будет поднят флаг военного трибунала. У Холдена в Бембридже хватило здравого смысла, чтобы держать рот на замке. Он запер помощника штурмана и матросов в тот же миг, как только услышал их сообщение. "Дарт" отплывает в Калькутту на следующей неделе - я отправлю их на нем. Пройдут месяцы, прежде чем история получит огласку.

Мятеж - та зараза, которая разносятся через разговоры. Чумное пятно должно быть изолировано, до тех пор, пока его не прижгут.

Cент-Винсент притянул к себе стопку бумаги и поднял ручку - красивое перо индейки с одним из новомодных золотых перьев.

- Какие силы вам нужны?

- Что-нибудь маневренное и небольшое - сказал Хорнблауэр.

Он не имел ни малейшего представления, как решить проблему возвращения судна, которому достаточно только отойти на две мили в подветренную сторону, чтобы стать недоступным, но гордость заставила его надеть маску уверенности в себе. Он с удивлением поймал себя на мысли, что, вероятно, все люди когда-либо поступали также, выставляя напоказ свою неустрашимость и бодрость духа, тогда как на самом деле чувствовали себя слабыми и беспомощными - ему вспомнилось замечание Светония о Нероне, который полагал, что все люди в глубине души порочны, хотя и не признают этого открыто.

- Есть "Порта Коэли" - сказал Cент-Винсент, вскинув седые брови. - Бриг с восемнадцатью орудиями, фактически однотипный "Флейму". Он - в Спитхеде, готов к отплытию. Под командой Фримена - он был капитаном на куттере "Клэм" под вашим началом на Балтике. Это он доставил вас домой, не так ли?

- Да, милорд.

- Это подойдет?

- Думаю да, милорд.

- Пеллью командует центральной Ла-Маншской эскадрой. Я пошлю ему указания оказывать вам любую помощь, которую вы затребуете.

- Спасибо, милорд.

Вот так, он принял на себя труднейшую, быть может, невыполнимую задачу, без каких-либо попыток оставить для себя пути к отступлению, пренебрегая возможностью посеять семена оправданий, которые можно было бы обратить в свою пользу в случае неудачи. Это было весьма опрометчиво с его стороны, и как он понимал, лишь безумная гордыня заставляла его решиться на этот шаг. Он не мог себе позволить говорить при обсуждении этой операции "если" или "но" людям, подобным Cент-Винсенту, или кому-либо вообще. Он задавался вопросом, не была ли тому причиной недавняя похвала Первого лорда, всё ещё звучавшая в его голове, или, возможно, случайное замечание, что он может "затребовать" помощи у Пеллью, Главнокомандующего, который был его капитаном двадцать лет назад, когда он был мичманом. Он решил, что ни то ни другое не было причиной. Только его безумная гордыня.

- Ветер северо-западный, устойчивый - сказал Cент-Винсент, бросив взгляд на циферблат, показывающий положение флюгера на крыше Адмиралтейства. - Барометр, тем не менее, падает. Вам лучше поторопиться. Я пришлю приказы вам домой, пока же пользуйтесь шансом сказать попрощаться с супругой. Где находятся ваши вещи?

- В Смоллбридже, милорд. Это по дороге к Портсмуту.

- Хорошо. Сейчас полдень. Допустим, в три вы оправитесь почтовым дилижансом до Портсмута: вам с не руки будет ехать на перекладных с вашим рундуком. Дороги это время года не должно развезти, поэтому вы можете доехать за семь-восемь часов и сняться с якоря в полночь. Я пошлю Фримену его приказы почтой немедленно. Желаю удачи, Хорнблауэр.

- Спасибо, милорд.

Хорнблауэр завернулся в плащ, поправил шпагу и попрощался. Он еще не вышел из кабинета, когда туда вбежал клерк, которого Cент-Винсент вызвал звонком, чтобы проктовать приказы. Снаружи дул свежий северо-западный ветер, о котором говорил Cент-Винсент, и он почувствовал себя замерзшим и жалким в этом пестром темно-красном с белым шелке. Однако экипаж уже ждал его, как и обещала Барбара.