Штосс - Лермонтов Михаил Юрьевич

В книгу вошла незавершенная фантастическая повесть М. Ю. Лермонтова "Штосс" и ее окончание, написанное в 1932 г. И. С. Лукашем - писателем, высоко ценимым в эмиграции и недооцененным на родине. Лаконичная "романтическая повесть" Лукаша одновременно анализирует лермонтовский сюжет и разрабатывает один из основных мотивов русского романтизма в целом - образ "падшей" и плененной Софии.

Содержание:

• М. Лермонтов - ШТОСС 1

• И. Лукаш - ШТОСС - Романтическая повесть 4

• Примечания 9

• Примечания 9

М. Ю. Лермонтов, И. С. Лукаш
ШТОСС
Повесть с продолжением

М. Лермонтов
ШТОСС

У граф. В... был музыкальный вечер. Первые артисты столицы платили своим искусством за честь аристократического приема; в числе гостей мелькало несколько литераторов и ученых; две или три модные красавицы; несколько барышень и старушек и один гвардейский офицер. Около десятка доморощенных львов красовалось в дверях второй гостиной и у камина; все шло своим чередом; было ни скучно, ни весело.

- В ту самую минуту как новоприезжая певица подходила к роялю и развертывала ноты, одна молодая женщина зевнула, встала и вышла в соседнюю комнату, на это время опустевшую. На ней было черное платье, кажется по случаю придворного траура. На плече, пришпиленный к голубому банту, сверкал бриллиантовый вензель; она была среднего роста, стройна, медленна и ленива в своих движениях; черные, длинные, чудесные волосы оттеняли ее еще молодое правильное, но бледное лицо, и на этом лице сияла печать мысли.

- Здравствуйте, мсье Лугин, - сказала Минская кому-то; я устала…….скажите что-нибудь! - и она опустилась в широкое пате возле камина: тот, к кому она обращалась, сел против нее и ничего но отвечал. В комнате их было только двое, и холодное молчание Лугина показывало ясно, что он не принадлежал лежал к числу ее обожателей.

- Скучно, - сказала Минская и снова зевнула; - вы видите, я с вами не церемонюсь! - прибавила она.

- И у меня сплин! - …отвечал Лугин.

- Вам опять хочется в Италию? - сказала она после некоторого молчания. - Не правда ли?

Лугин в свою очередь но слыхал вопроса; он продолжал, положив ногу на ногу и устава глаза безотчетливо на беломраморные плечи своей собеседницы: - Вообразите, какое со мной несчастие: что может быть хуже для человека, который, как я, посвятил себя живописи! - вот уж две недели, как все люди мне кажутся желтыми, - и одни только люди! добро бы все предметы; тогда была бы гармония в общем колорите; я бы думал, что гуляю в галерее испанской школы. - Так нет! Все остальное как и прежде; одни лица изменились; мне иногда кажется, что у людей вместо голов лимоны.

Минская улыбнулась. - Призовите доктора, - сказала она.

- Доктора не помогут - это сплин!

- Влюбитесь! - (Во взгляде, который сопровождал это слово, выражалось что-то похожее на следующее: "мне бы хотелось его немножко помучить!")

- В кого?

- Хоть в меня!

- Нет! вам даже кокетничать со мною было бы скучно - и потом, скажу вам откровенно, ни одна женщина не может меня любить.

- А эта, как бишь ее, итальянская графиня, которая последовала за вами из Неаполя в Милан?..

- Вот видите, - отвечал задумчиво Лугин, - я сужу других по себе и в этом отношении, уверен, не ошибаюсь. Мне точно случалось возбуждать в иных женщинах все признаки страсти - но так как я очень знаю, что в этом обязан только искусству и привычке кстати трогать некоторые струны человеческого сердца, то и не радуюсь своему счастию; - я себя спрашивал, могу ли я влюбиться в дурную? - вышло нет; - я дурен - и следственно женщина меня любить не может, это ясно; артистическое чувство развито в женщинах сильнее, чем в нас, они чаще и долее нас покорны первому впечатлению; если я умел подогреть в некоторых то, что называют капризом, то это стоило мне неимоверных трудов и жертв - но так как я знал поддельность чувства, внушенного мною, и благодарил за него только себя, то и сам не мог забыться до полной, безотчетной любви; к моей страсти примешивалось всегда немного злости; - все это грустно - а правда!..

- Какой вздор! - сказала Минская, - но, окинув его быстрым взглядом, она невольно с ним согласилась.

Наружность Лугина была в самой деле ничуть не привлекательна. Несмотря на то, что в странном выражении глаз его было много огня и остроумия, вы бы во всем его существе не встретили ни одного из тех условий, которые делают человека приятным в обществе; он был неловко и грубо сложен; говорил резко и отрывисто; больные и редкие волосы на висках, неровный цвет лица, признаки постоянного и тайного недуга, делали его на вид старее, чем он был в самом деле; он три года лечился в Италии от ипохондрии, - и хотя не вылечился, но по крайней мере нашел средство развлекаться с пользой; он пристрастился к живописи; природный талант, сжатый обязанностями службы, развился в нем широко и свободно под животворным небом юга, при чудных памятниках древних учителей. Он вернулся истинным художником, хотя одни только друзья имели право наслаждаться его прекрасным талантом. - В его картинах дышало всегда какое-то неясное, но тяжелое чувство: на них была печать той горькой поэзии, которую наш бедный век выжимал иногда из сердца ее первых проповедников.

Лугин уже два месяца как вернулся в Петербург. Он имел независимое состояние, мало родных и несколько старинных знакомств в высшем кругу столицы, где и хотел провести зиму. - Он бывал часто у Минской: ее красота, редкий ум, оригинальный взгляд на вещи должны были произвести впечатление на человека с умом и воображением. Но о любви между ними не было и в помине.

Разговор их на время прекратился, и они оба, казалось, заслушались музыки. Заезжая певица пела балладу Шуберта на слова Гете: Лесной царь. Когда она кончила, Лугин встал.

- Куда вы? - спросила Минская.

- Прощайте.

- Еще рано.

Он опять сел.

- Знаете ли, - сказал он с какою-то важностию, - что я начинаю сходить с ума?

- Право?

- Кроме шуток. - Вам это можно сказать, вы надо мною не будете смеяться. Вот уже несколько дней, как я слышу голос. Кто-то мне твердит на ухо с утра до вечера - и как вы думаете что? - адрес: - вот и теперь слышу: в Столярном переулке, у Кокушкина моста, дом титюлярного советника Штосса, квартира номер 27. - И так шибко, шибко, - точно торопится…..Несносно!..

Он побледнел. Но Минская этого не заметила.

- Вы, однако, не видите того, кто говорит? - спросила она рассеянно.

- Нет. Но голос звонкий, резкий дишкант.

- Когда же это началось?

- Признаться ли? я не могу сказать наверное… не знаю… ведь это право презабавно! - сказал он, принужденно улыбаясь.

- У вас кровь приливает к голове, и в ушах звенит.

- Нет, нет. - Научите, как мне избавиться?

- Самое лучшее средство, - сказала Минская, подумав с минуту, - идти к Кокушкину мосту, отыскать этот номер, и так как, верно, в нем живет какой-нибудь сапожник или часовой мастер, - то для приличия закажите ему работу, и, возвратясь домой, ложитесь спать, потому что… вы в самом деле нездоровы!.. - прибавила она, взглянув на его встревоженное лицо с участием.

- Вы правы, - отвечал угрюмо Лугин, - я непременно пойду.

Он встал, взял шляпу и вышел.

Она посмотрела ему вослед с удивлением.