Гостинница, въ которой мы остановились, была довольно скромная, безъ всякихъ претензій, но чистенькая и вполнѣ удобная, называлась она "Hôtel de France". Сосѣдній со мною номеръ былъ занятъ какимъ-то семействомъ, члены котораго съ утра до вечера хохотали, кашляли и кричали, словомъ, не давали мнѣ ни минуты покоя; въ постель они ложились двумя часами позже, а утромъ вставали двумя часами раньше меня. Такой образъ жизни весьма обыченъ въ нѣмецкихъ гостинницахъ, гдѣ постояльцы ложатся спать по большей части гораздо позже одиннадцати, а встаютъ много раньше восьми. Перегородки, отдѣляющія одинъ номеръ отъ другого, передаютъ звуки, не хуже микрофона, и это свойство ихъ отлично извѣстно всѣмъ и каждому; и тѣмъ не менѣе нѣмецкая семья, эта олицетворенная вѣжливость и обходительность днемъ, повидимому, не считаетъ нужнымъ воздерживаться ночью отъ шума, который можетъ васъ потревожить. Они поютъ, хохочутъ я разговариваютъ такъ громко, стучатъ мебелью такъ безбожно, что нѣтъ никакихъ силъ вытерпѣть. На вашъ просительный стукъ въ стѣну они поуспокоются на короткое время, начинаютъ говорить потише, но скоро, какъ и мыши, опять начинаютъ шумъ и возню такую же ужасную, какъ и прежде. Да, этотъ шумливый народъ ложится спать слишкомъ поздно, а встаетъ слишкомъ ужь рано.
Само собою разумѣется, что, когда человѣкъ начинаетъ выискивать недостатки въ иностранцахъ, то онъ не далекъ и отъ того, чтобы позлословить и насчеть своихъ соотечественниковъ. Открываю свою записную книжку и какъ разъ попадаю на слѣдующія слова:
"Баденъ-Баденъ (безъ числа). Сегодня утромъ за завтракомъ встрѣтилъ цѣлую кучу какихъ-то крикливыхъ американцевъ. Говорятъ шумно, обращаясь ко всѣмъ и каждому, но воображаютъ при этомъ будто разговариваютъ между собою. Нетрудно догадаться, что путешествіе для нихъ еще новинка. Обычные признаки: свободное, фамильярное отношеніе къ громаднымъ разстояніямъ и постоянное упоминаніе о различныхъ иностранныхъ мѣстностяхъ.
- Ну, до свиданія, старый товарищъ; если мы не встрѣтимся въ Италіи, то до отъѣзда домой еще догоните меня въ Лондонѣ".
Затѣмъ мнѣ попалось на глаза слѣдующее:
"Здѣсь, чтобы уменьшить притокъ эмигрантовъ въ Америку, стараются воспользоваться тѣмъ, что шеститысячная шайка индѣйцевъ грабитъ и рѣжетъ въ настоящее время нашихъ піонеровъ, выдвинувшихся такъ неблагоразумно за пограничную черту, и что для защиты ихъ мы не въ состояніи выставить болѣе тысячи двухсотъ солдатъ. Простой народъ полагаетъ, что индѣйцы хозяйничаютъ въ Нью-Джерси".
Фактъ этотъ можетъ послужить хорошимъ аргументомъ противъ тѣхъ, кто такъ настойчиво не желаетъ увеличить нашу армію, малочисленную въ настоящее время дѣйствительно до смѣшного. И я не погрѣшилъ противъ истины, написавъ, что факты эти, касающіеся индѣйцевъ и нашей арміи, служатъ средствомъ для уменьшенія эмиграціи въ Америку. Что же касается до того, что простой народъ путается въ географіи и не знаетъ, гдѣ живутъ индѣйцы, то это хотя и забавно, но нисколько не удивительно.
Въ Баденъ-Баденѣ существуетъ интересное, древнее кладбище, гдѣ мы провели немало пріятныхъ часовъ, гуляя между старинными памятниками и разбирая на нихъ надписи. Здѣсь, повидимому, придерживаются того мнѣнія, что послѣ того какъ въ одной и той же могилѣ будетъ похоронено нѣсколько человѣкъ, одинъ послѣ другого, то покойнику изъ первыхъ, пролежавшему тамъ лѣтъ сто или двѣсти, памятникъ дѣлается уже излишнимъ. По крайней мѣрѣ, къ такому заключенію я пришелъ вслѣдствіе того обстоятельства, что цѣлыя сотни старинныхъ памятниковъ сняты съ могилъ и поставлены вдоль ограды кладбища съ внутренней его стороны. А что за артисты были въ старину! Всѣ памятники украшены изсѣченными изображеніями ангеловъ и херувимовъ, чертей и скелетовъ, при чемъ зачастую первыхъ нельзя было отличить отъ вторыхъ. Но если работы этихъ старинныхъ мастеровъ ни не всегда отличались качествомъ, но зато онѣ брали количествомъ и отличались богатствомъ фантазіи и смѣлостью замысла. На одномъ изъ памятниковъ сохранилась древняя французская надпись, весьма мнѣ понравившаяся; я увѣренъ, что она сочинена какимъ-нибудь поэтомъ.
Вотъ эта надпись:
Здѣсь
въ Бозѣ почиваетъ
Каролина де-Клери,
Монахиня изъ Сенъ Дени,
83 лѣтъ отъ роду и слѣпая.
Свѣть возвращенъ ей
въ Баденѣ 5-го января
1839.
Мы сдѣлали не мало экскурсій пѣшкомъ по сосѣднимъ деревушкамъ; мѣстность очень красива и изобилуетъ прекрасными лѣсными пейзажами. Дорога и лѣса похожи на тѣ, которые мы видѣли около Гейдельберга, но имъ не хватаетъ той очаровательности. Да я думаю, что другихъ такихъ лѣсовъ и окрестностей, какъ подъ Гейдельбергомъ, нѣтъ во всемъ мірѣ.
Однажды мы дошли до самаго дворца La Favorita, лежащаго въ нѣсколькихъ миляхъ отъ Баденъ-Бадена. Дворецъ очень интересенъ, а мѣстность около него чрезвычайно красива. Дворецъ построенъ маркграфинею въ 1725 г. и остается въ томъ самомъ видѣ, въ какомъ онъ былъ въ то время, когда смерть застигла его владѣтельницу. Мы обошли множество комнатъ и всѣ онѣ поражаютъ зрителя своими странными украшеніями. Такъ, стѣны одной изъ комнатъ почти скрываются подъ множествомъ небольшихъ портретовъ маркграфини, на которыхъ она представлена во всевозможныхъ фантастическихъ костюмахъ и, между прочимъ, въ мужскихъ.
Стѣны другой комнаты оклеены причудливаго рисунка обоями ручной работы. Въ нѣкоторыхъ комнатахъ стоятъ покрытыя плѣсенью старинныя кровати, стеганныя одѣяла, балдахины и занавѣсы которыхъ украшены подобнымъ же образомъ, а стѣны и потолки комнатъ ярко расписаны al fresco и покрыты картинами историческаго или миѳологическаго содержанія. На каждомъ шагу попадалась масса всякаго заржавленнаго и покрытаго пылью хлама, который у любителя старины способенъ вызвать зависть. Живопись въ обѣденномъ залѣ имѣла довольно нескромный характеръ, но какъ мы узнали и сама владѣтельница дворца не отличалась особенной скромностью.
Какъ бы тамъ ни было, но дворецъ этотъ со своими дикими и своеобразными украшеніями чрезвычайно интересенъ, какъ образчикъ, дающій представленіе о характерѣ и грубости вкусовъ его современниковъ.
По сосѣдству съ дворцомъ находится часовыя маркграфини, грубое деревянное строеніе безъ всякихъ украшеній и сохранившее, также какъ и дворецъ, тотъ самый видъ, который оно имѣло еще при жизни владѣтельницы.
Разсказываютъ, что маркграфиня отъ страшной распущенности переходила къ самому строгому посту и воздержанію, продолжавшемуся подъ-рядъ по нѣскольку мѣсяцевъ, и что для этого она уединялась въ эту тѣсную деревянную келью и мѣсяцами предавалась раскаянію и молитвамъ впредь до новаго случая. Она была весьма набожною католичкою и, быть можетъ, истинною христіанкою, какъ это понималось въ то время людьми высшаго круга.
Преданіе гласитъ, что послѣдніе два года жизни она цѣликомъ провела въ своемъ странномъ затворничествѣ, устроивъ предварительно прощальную оргію, которая далеко оставила за собой всѣ прежнія. Она затворилась въ часовнѣ и жила тамъ одна, безъ прислуги, отрекшись отъ міра. Она сама варила себѣ пищу, носила на голомъ тѣлѣ власяницу и бичевала себя кнутомъ - орудія эти показываются посѣтителямъ и по настоящее время. Молилась она и перебирала свои четки, въ другой маленькой комнаткѣ передъ восковой статуей Дѣвы, стоящей въ небольшой нишѣ, сдѣланной въ стѣнѣ; спала она словно какая-нибудь невольница.
Въ слѣдующей маленькой комнатѣ стоитъ деревянный некрашенный столъ, за которымъ сидятъ восковыя фигуры въ половину человѣческаго роста, изображающія членовъ Святого Семейства; фигуры сдѣланы, быть можетъ, самымъ плохимъ артистомъ въ свѣтѣ, но одѣты въ пышныя легкія одежды . Маркграфиня имѣла обыкновеніе приносить свою пищу за этотъ столъ и о_б_ѣ_д_а_т_ь с_о С_в_я_т_ы_м_ъ С_е_м_е_й_с_т_в_о_м_ъ. Что за странная идея! И подумать только, какое непріятное зрѣлище! По одну сторону стола сидятъ неподвижныя фигуры съ мертвеннымъ цвѣтомъ лица и тусклыми стеклянными глазами, съ тою принужденностью и мертвою неподвижностью въ осанкѣ, какою отличаются обыкновенно всѣ восковыя фигуры, а по другую сторону стола противъ фигуръ сидитъ эта сморщенная, высохшая старушенка, бормочущая молитвы и чавкающая своими беззубыми челюстями посреди гробовой тишины въ полусумракѣ зимняго вечера. Даже и подумать-то объ этомъ, такъ морозъ деретъ по кожѣ.
Въ этой мрачной берлогѣ, плохо одѣтая, полуголодная, измученная, цѣлыхъ два года жила и молилась эта странная принцесса; здѣсь же она и скончалась. Происходи дѣло за двѣсти или даже триста лѣтъ до нашего времени, несчастная мрачная берлога превратилась бы въ святое мѣсто; церковь устроила бы изъ нея нѣчто вродѣ фабрики чудесъ и выручила бы не мало денегъ. Даже теперь берлога эта, перенесенная въ нѣкоторыя мѣстности Франціи, дала бы не малый доходъ.