Если жизненные силы города так кардинально изменились, нам необходимо выяснить, что послужило причиной этих изменений. И чего еще можно ожидать в Шэдоуз-Фолле.
— Однажды Лукас уже возвращался из мертвых, — тихо проговорила Сюзанна. — Может, он сделает это еще раз?
— Это дает нам шанс, — сказал Эриксон. — Но особо на него рассчитывать не стоит. В летописях города есть записи о довольно небольшом количестве возвращенцев, однако я никогда не слышал о том, чтобы кто-то возвращался дважды. Ты что-нибудь знаешь, Леонард?
Эш покачал головой:
— Именно потому, что я сам мертв, я не могу быть экспертом. Твое предположение так же хорошо, как и мое. Но есть вопрос, который никто из нас еще не задал. Почему Лукаса убили именно здесь?
— Кто-то попросил его прийти сюда, — медленно проговорил шериф. — Тот, кто знал, что Сюзанны нет дома.
— Это подразумевает, что пригласившим был некто, кому Лукас доверял, — добавила Рия.
— Думаешь, он знал убийцу? — спросил Эш.
Рия пожала плечами. Эриксон задумчиво посмотрел на Сюзанну:
— Сюзанна, Лукас был твоим близким другом?
— Не сказала бы. Я достаточно хорошо знала его еще до смерти, но, вернувшись с Михаилом, он изменился, стал холоден. Мне даже не нравилось находиться с ним в одной комнате. Да и никому не нравилось.
— Иными словами, — подвела итог Рия, — недостатка в подозреваемых нет. Михаил заявлял, что пришел судить недостойных, а таковых в Шэдоуз-Фолле всегда хватало. Очевидно, один из них оказался сильнее Михаила.
2. НЕОЖИДАННЫЕ ОТВЕТЫ
Был полдень, самое время обедать, когда автобус высадил Джеймса Харта на перекрестке и с ревом поехал дальше, выдохнув сизое облако выхлопных газов. Харт огляделся в надежде отыскать признаки цивилизации, желательно — закусочной с горячей пищей и прохладительными напитками, но кругом, насколько хватало глаз, лежала земля открытая и пустынная. Никаких ориентиров — лишь две убегающие от перекрестка к горизонту дороги, на обеих пыльные, едва заметные колесные колеи, что свидетельствовало о не очень-то оживленном движении в здешних краях. Харт чувствовал сильное искушение броситься вслед за автобусом и орать, чтобы он остановился, но остался стоять. Решимость и дедушкина карта завели его в такую даль, и будь он проклят, если сейчас сдастся. Не хватало еще трепать себе нервы из-за такой ерунды: подумаешь, остался на мели за тридевять земель от цивилизации! Или из-за того, что он ничего не ел и не пил с утра, от чего желудок начал проявлять нетерпение. Рот Харта сжался в прямую линию. Плевать на голод. Плевать на усталость. После четырех дней трудного путешествия сюда он ни за что не сдастся.
Достав бумажник, он вытащил письмо деда и аккуратно развернул. Впрочем, не было особой нужды смотреть на него. Харт читал и перечитывал письмо так часто, что смог бы сейчас, наверное, пересказать его слово в слово, а вот на карту взглянуть не мешало бы. А взглянув — вспомнить, почему он оставил все, что имел и на что надеялся, и бросился на край света за призрачной мечтой. Мечтой под названием Шэдоуз-Фолл. Он внимательно всмотрелся в листок бумаги, будто пытаясь разглядеть ключ или знак, которых каким-то образом не заметил.
Бумага с годами побурела и прорвалась на сгибах. Это было послание деда его отцу, написанное таким безупречным каллиграфическим почерком, какому теперь уже никто и никогда, как ни пытайся, не смог бы выучиться. Письмо было единственной ценностью, унаследованной Хартом от погибших в автокатастрофе матери и отца. Его разум споткнулся о конец этой мысли, как с ним уже частенько бывало. Шесть месяцев как родителей нет, но Джеймсу все еще тяжело было сознавать, что их теперь никогда не будет. Что никогда больше они не поворчат на него по поводу его одежды или прически, никогда не поругают за отсутствие цели в жизни.