Реальной основой для романа Б. Келлермана "Голубая лента" послужили факты трагической гибели английского парохода "Титаник" в 1912 году.
Содержание:
ИСТОРИЧЕСКАЯ СПРАВКА 1
Часть первая 1
Часть вторая 28
Часть третья 54
ОБ АВТОРЕ И ЕГО КНИГАХ 63
Примечания 65
Бернгард Келлерман
Голубая лента
ИСТОРИЧЕСКАЯ СПРАВКА
Четырнадцатого апреля 1912 года, в 11 часов 40 минут вечера, английский пароход "Титаник", принадлежавший компании "Уайт стар", затонул в Северной Атлантике, наскочив на айсберг по пути из Европы в Нью-Йорк.
Из 3547 человек, находившихся на борту, 1517 погибли. Расследование обстоятельств катастрофы показало, что на спасательных шлюпках "Титаника" было 1178 посадочных мест, но даже и эта цифра вдвое превышала количество, предписывавшееся тогдашними инструкциями. Расследование показало также, что один из директоров компании, сопровождавший "Титаник" в его первом рейсе, оказывал давление на капитана. Эти подлинные факты, как и в некоторых других художественных произведениях о гибели "Титаника", послужили реальной основой для "Голубой ленты". Действие романа перенесено в другое время, события и люди, изображенные в нем, разумеется, лишь плод творческой фантазии автора, на которую он бесспорно имеет право.
После гибели "Титаника" во всех странах были введены более жесткие инструкции относительно спасательных средств и радиослужбы на судах, и надо полагать, что повторение таких трагических событий впредь исключено.
Часть первая
Завыла сирена. Воздух содрогнулся, заклокотал, потом наполнился глухим гулом, который, нарастая все сильнее и сильнее, поглотил шум гавани и многоязыкий говор людей.
То был голос "Космоса". Он стоял тут же, у причала, величайший в мире корабль и, пожалуй, самый красивый из всех, когда-либо построенных человеком, - восьмиэтажная крепость из черных стальных плит. В сотнях тысяч заклепок на ее корпусе, казалось, не умолкло еще эхо электрических молотков. Словно сказочный город из сверкающего хрусталя, высились белые ярусы палуб, а над ними три красные низкие трубы выталкивали густые черные клубы дыма. Палубы кишели пассажирами. Оставались считанные минуты: "Космос" выходил в открытое море, он отправлялся в свой первый рейс на Нью-Йорк.
Сквозь черную броню судна донесся сигнал, и рабочие тотчас откатили в сторону высокий трап. Теперь только широкие сходни связывали пароход с сушей.
По набережной проносились автомобили, трещали мотоциклы, доставлявшие на борт телеграммы. В самую последнюю минуту примчались три огромные, точно мебельные фургоны, почтовые машины, до отказа набитые мешками. Откуда-то сверху, из шипящего облака пара, спустились вниз большие сети; они подхватили и подняли на борт мешки с почтой, на которых пестрели цвета национальных флагов всех стран Европы. Три тысячи таких мешков уже лежали в почтовых трюмах "Космоса".
Все еще прибывали запоздавшие пассажиры. В небрежно накинутой на плечи шубке, прижимая к себе охапку алых роз, в роскошном автомобиле подъехала дама. Лицо ее раскраснелось от волнения и свежего апрельского ветра, дувшего с моря. Не успел автомобиль остановиться, как к нему ринулись фоторепортеры и буквально обстреляли его беглым огнем магниевых вспышек. Один из них вскочил на подножку и, точно пистолет, нацелил фотографический аппарат в лицо даме. Над головами проплыла кинокамера. Но дама принимала все это как должное, она была в хорошем настроении и смеялась. В этот момент к автомобилю церемонно приблизился г-н Папе, старший стюард, человек с бледным, чуть одутловатым лицом; сопровождавшие его стюарды в белых куртках подхватили саквояжи, поданные шофером. Дама с алыми розами, улыбаясь, вскинула иссиня-серые сияющие глаза и последовала за старшим стюардом к сходням. Толпа репортеров устремилась за ней.
На нижней прогулочной палубе в самой сутолоке, среди возбужденных, торопливо снующих пассажиров, стоял один из директоров пароходной компании и начальник отдела рекламы г-н Хенрики, высокий, элегантный мужчина с безупречно ровным пробором в стальной седине волос, - "примадонна" рейса. Он беседовал с каким-то маленьким, очень важным господином с изящной седой бородкой, который быстро говорил по-французски с резким иностранным акцентом. Директор Хенрики вежливо улыбался, но у него то и дело нервно вздрагивала бровь. Подошел стюард, и директор Хенрики, тотчас обернувшись к нему, извинился перед собеседником:
- Простите, ваше превосходительство! Одну секунду.
Торопливо пробравшись сквозь толпу пассажиров, директор Хенрики с большим достоинством и с выражением глубочайшего уважения приблизился к даме в небрежно накинутой на плечи шубке, прижимавшей к себе охапку роз, и отрекомендовался:
- Директор Хенрики! - Он склонил голову в почтительном поклоне. - Мне доставляет особенную радость и честь, госпожа Кёнигсгартен, приветствовать вас от имени пароходной компании, - торжественно произнес он, еще раз поклонился и попросил г-жу Кёнигсгартен оказать ему честь и позволить лично проводить ее в отведенную ей каюту. - Наша компания сделала все возможное, чтобы угодить столь знаменитой пассажирке.
Госпожа Кёнигсгартен смущенно улыбнулась, она едва слушала, что он говорит, и ответила вежливой, ничего не значащей фразой. Ох, если бы люди оставили ее в покое, она так устала от разговоров! У нее был сильный венский акцент.
- Прошу теперь налево, сударыня. На новом корабле нелегко ориентироваться. Даже мне.
- Великолепный корабль! Просто удивительный! - сказала г-жа Кёнигсгартен.
Директор Хенрики польщено улыбнулся.
- Мы приложили к этому все старания, сударыня. - Хенрики вошел с ней в сверкающую никелем кабину лифта. - Ваша каюта двумя этажами выше.
Только в лифте он отважился пристальней посмотреть на знаменитую певицу. Легкий румянец на ее лице был кирпичного оттенка, упрямый рот резко очерчен, на верхней губе нежный золотистый пушок и мелкие жемчужинки пота. Он видел это лицо со сцены. Лицо Изольды, Тоски. В волнах музыки, в магическом мерцании софитов оно излучало какой-то внутренний свет. Необычайная простота этого открытого лица, которое он видел теперь так близко, смутила его. "Вот это женщина, замечательная женщина!" - подумал Хенрики и, когда она взглянула на него, сказал:
- Вчера, по сообщениям газет, вы еще пели в Брюсселе.
- Я и приехала прямо из Брюсселя.
- На борту у нас целый рой журналистов, они подкарауливают вас, - продолжал оживленно Хенрики, идя за ней по бесконечно длинному коридору. - И Нью-Йорк ждет вас с большим нетерпением. Ну вот мы и пришли, госпожа Кёнигсгартен, прошу вас!
Госпожа Кёнигсгартен заказала каюту первого класса, но, к ее изумлению, пароходная компания предоставила в ее распоряжение целые апартаменты - салон, спальню и ванную комнату. В довершение всего в салоне стоял новехонький кабинетный рояль. На крышке - вазы с цветами и тут же открытки и письма, полученные на ее имя.
Певица поблагодарила.
Больше всего ее обрадовал маленький рояль. Он показался ей таким уютным.
- Что за прелесть! Вы оказали мне поистине большую любезность, господин директор! - сказала она.
Ее иссиня-серые глаза смотрели на Хенрики с детской наивностью и удивлением. Хенрики спросил, не пожелает ли г-жа Кёнигсгартен еще чего-нибудь, быть может - прохладительного. Она еще раз поблагодарила, ей ничего больше не нужно, и директор попросил разрешения удалиться: что поделаешь - служба…
Госпожа Кёнигсгартен опустилась в кресло и с наслаждением зевнула. "Слава богу, ушел", - подумала она и лукаво усмехнулась.
- Марта, Марта, ты здесь? - позвала она хриплым от усталости голосом.
В дверях ванной комнаты появилась пожилая, сутуловатая женщина с суровым крестьянским лицом, в скромном платье горничной. Темное, будто вырезанное из мореного дуба, лицо ее было на редкость некрасивым, но прекрасные большие карие глаза сияли глубокой радостью, словно она встретила г-жу Кёнигсгартен после долгой разлуки.
- Слава богу, ты здесь, Ева! - воскликнула Марта, искренне обрадованная. Она уже начала было беспокоиться, что Ева опоздает на пароход и ей придется ехать в Нью-Йорк одной.
Ева рассмеялась.
- А я, как видишь, приехала вовремя. Ну, как у тебя дела? - Ева была счастлива, что снова видит это преданное существо. Она сразу почувствовала себя дома.
Марта пристально разглядывала Еву и недовольно качала головой.
- У тебя усталый вид, Ева, очень усталый! Эта жизнь, эти люди доконают тебя!
- Ах, оставь, Марта, пожалуйста. А кофе у тебя есть?
- Сейчас сварю, вода уже закипает!
- Но только покрепче, слышишь, как можно крепче!
И г-жа Кёнигсгартен опять зевнула, похлопывая ладонью рот.