По окончании университета молодой Гофман уехал в Японию, оставив престарелого отца на попечении тети Эльзы. Довольно быстро он завоевал популярность. Этому в значительной степени способствовали его обширные связи, в том числе и с родственниками по материнской линии.
Через восемь лет Адольф принял японское подданство, и к фамилии Гофман добавилось - Таникава. Так звали отца Мицу Абэ. Японские друзья называли его Миямото, а европейцы Адольфом. (Вскоре это имя стало известно всему миру. Гофман очень гордился своим тезкой Адольфом Гитлером.).
А потом пришла из Германии телеграмма - заболел старый Конрад и умер.
Адольф жил один, он не обзавелся семьей, но слабого пола не сторонился, скорее наоборот.
Генрих Раумер в который раз опустил салфетку в чашу с водой, в подносике осталось салфетки две или три, вошел японец-слуга, он принес чай.
Раумер почувствовал, как одеревенела правая нога, но сидел не шевелясь, и только отпустив слугу, расправил ногу, растирая ее ладонью.
После чайной церемонии Раумер расплатился по счету, вышел через раздвинутые ширмы-двери и с удовольствием определил, что за полтора часа, затраченные им на японский обед, солнце успокоилось и перестало мучить иокогамцев.
Ноги, затекшие из-за непривычной позы, постепенно отходили, до встречи оставалось около часа, Раумер решал пешком идти к дому Гофмана-Таникава. Он не спрашивал дороги: хорошо изучил план Иокогамы и знал, что минут через сорок будет в нужном ему месте.
3.
Падал снег. Ветра не было. Колючие снежинки летели в воздухе, падали ему на грудь, цеплялись к ресницам, снова летели и, обессилев, падали, наконец…
Бакшееву стало холодно, он шевельнулся и открыл глаза. В сознанье проникло тарахтенье двигателя, он шевельнулся, и голос сверху сказал по-японски:
- Очнулся. Дайте ему сакэ.
У рта Степана появилось горлышко фляги, он приподнял голову и после глотка, другого увидел звездное небо.
Он понял, что находится в кунгасе, вокруг японцы, наверное, рыбаки. Сильный запах рыбы Степан тоже стал теперь различать.
Над ним склонился человек, лица его не было видно.
- Фонарь, - коротко бросил он.
"Наверное, старшина", - подумал Бакшеев. Он сощурился от света фонаря. Старшина долго смотрел на Степана, потом спросил:
- Ты кто? - помолчал и добавил: - Рюскэ, янки, инглис?
Бакшеев молчал, и свет ушел от его лица.
- Молчит, - сказал человек с фонарем. - Но живой будет. Глаза у него живые.
- Это с того корабля человек! - крикнул кто-то сквозь шум двигателя. - Слышали взрыв днем?
- Почему ты думаешь, что с корабля? Если был взрыв, то обязательно значит корабль? - возразил другой голос.
- Хватит болтать, - оборвал их старшина. - Эй, на носу! Приготовь багор, сейчас подходим.
Хлопнул двигатель и замолк. Тишина вдруг превратила кунгас в невесомый ковер-самолет, и он понес Степана Бакшеева к новым, необыкновенным приключениям.
4.
Дом, где жил доктор Адольф Гофман-Таникава, представлял собой типичный "бунка-дзютаку" - распространившийся в двадцатом веке гибрид традиционного японского жилища и европейского строения. Первыми к их строительству приступили деловые люди, японцы, связанные коммерческими и иными контактами с представителями неазиатского мира. Особенное развитие эта уродливая архитектура, пытающаяся совместить несовместимое, получила в приморских городах, теснее других соприкасавшихся с тем, что чуждо и неприемлемо японской душе.
В "бунка-дзютаку" Гофмана-Таникава японская часть дома служила для приема соответствующей категории гостей, постройка европейского типа предназначалась для других.
Впрочем, сам доктор жил в обеих, в зависимости от настроения и расы очередной любовницы. Белых он принимал как правило только в комнатах, покрытых циновками - татами.
Генриха Раумера хозяин встретил радушно, расспрашивал о Берлине, новостях с Восточного фронта, угостил плотным ужином в добром немецком духе: "Вспомним Фатерлянд, дорогой земляк". Сосиски с капустой были недурны, пиво из холодильника тоже. Раумер сказал об этом доктору, хозяин довольно заулыбался и сказал, что готовил он сам, для земляка старался.
Вспомнилось: о любви резидента к тайнам кулинарии тоже есть строчка в характеристике, и Раумер усмехнулся. О деле пока не было сказано ни слова. Адольф Гофман-Таникава был довольно высок для японца, несколько полноват, скулы едва обозначались на лице, волосы темно-каштановые, густые, голова с широким лбом без признака плеши или намека на лысину. Прямой нос и большие, прижатые назад уши, подбородок вялый, слегка раздвоенный. Мало японского было в облике хозяина, разве что глаза выдавали, свидетельствовали о его причастности к островной нации.
После ужина Гофман-Таникава предложил сигареты и посерьезнел сразу, давая всем видом понять - настало время приступить к делу. Раумер начал первым:
- Итак, что вы можете добавить к сообщению, которое вы передали в Берлин?
- Почти ничего. Но с вашей помощью я надеюсь проникнуть в тайну.
- Располагайте мною. Я к вашим услугам.
- Благодарю вас.
Гофман-Таникава легким щелчком сбил с сигары серую шапочку пепла в перламутровую раковину.
- Мне стало известно, что лаборатория профессора Накамура находится на одном из необитаемых островов Тихого океана. Координаты острова тщательно засекречены. Их знают три-четыре человека во всем государстве. Мне эти люди известны. Попытаться сделать их информаторами бесполезно - правоверные самураи, фанатики. Пришлось действовать другим путем.
Доктор выдержал паузу. Раумер, смотревший во время разговора в сторону, повернул голову и вопросительно взглянул на него.
- Через профессора Накамура, - с явным удовольствием произнес Гофман-Таникава.
Раумер приподнял брови, но ничего не сказал, разочаровав хозяина; Гофман-Таникава рассчитывал на больший эффект.
- Разумеется, косвенно, - сказал доктор.
Раумер больше не смотрел в сторону.
- Случайность, не больше, но главное в нашем деле - искать в хаосе случайного то, что необходимо явится залогом успеха, - несколько рисуясь, сказал Гофман-Таникава.
Эту черту его характера Раумер отметил в своей памяти еще в Берлине.
- Года три назад я принял в свою клинику молоденькую медицинскую сестру. Она пришла ко мне с рекомендацией моего коллеги, ведающего медицинской школой, эту школу и окончила девушка. Хороший отзыв и приятная внешность заставили меня принять положительное решение.
- Нет, нет, - сказал он, заметив мелькнувшую на губах Раумера улыбку, - это не то, о чем вы подумали. Просто в моей клинике существует правило: обслуживающий персонал воздействует благотворно на больных и привлекательной внешностью а том числе.
Коллега мой оказался прав: у Тиэми Тода был природный дар сестры милосердия. Через год она стала лучшей моей помощницей в операционной, а ведь ей было лишь восемнадцать. Жила Тиэми с матерью, скромная, трудолюбивая девушка, я привязался к ней как к родной дочери. И вот случайность. Недавно умирает ее мать, она болела давно, иной раз я заглядывал в их квартирку, кое-чем помогал. Перед смертью мать Тиэми Тода передает мне шкатулку с просьбой распорядиться ее содержимым по своему усмотрению, но не оставить девочку без помощи.
В комнату неслышно вошла то ли экономка, то ли служанка хозяина - высокая японка с плоским и до удивления круглым лицом.
Она подняла левую руку вверх и пошевелила пальцами, потом согнула руку в локте и сделала ею полуоборот в воздухе.
Доктор ответил ей похожим жестом, только правой рукой, женщина кивнула и выскользнула из комнаты.
- Китоки - глухонемая, очень удобно иметь такую особу в доме, - сказал Гофман-Таникава. - Скоро придет Тиэми, я вас представлю.
- Эта необходимо? - спросил Раумер.
- Особой необходимости в этом нет, но и вреда тоже. Ведь наши отношения с вами вполне легальны.
- Хорошо, я не возражаю. Продолжайте, пожалуйста.
- Короче, в шкатулке были жемчужины, довольно ценные, хватило бы Тиэми закончить медицинский факультет, но главное для нас не это. В шкатулке я обнаружил документы, неоспоримо доказывающие, что Тиэма - дочь профессора Накамура!
- И он, конечно, ничего об этом не знает? - спросил Раумер.
- Естественно, он никогда не был женат, и мать Тиэми, бывшая любовница Накамура, никогда и никому о рождении дочери от него не говорила.
- Гм, это уже что-то… И как вы использовали такой козырь?
- Постарался, чтобы об этом узнал папаша. У меня не было почти никаких сведений о его нраве, но я попал в точку. Очевидно, старик догадывался о возможном существовании ребенка. Как бы там ни было, но он примчался сюда, в Иокогаму, хотя я знаю, как трудно, даже ему, добиться разрешения покинуть остров. И вот тут-то я сделал свою игру. Профессору требовался ассистент, опытный патологоанатом, он искал его через свое ведомство, об этом узнал я и подсунул старику своего человека, некоего Косаку Хироси, специалиста моей клиники. У меня он работает совсем немного, я знаком с ним по Китаю, но Косаку свой человек, и, кроме того, он неравнодушен к Тиэми.
- Он обработан вами?
- Тут дело сложнее. Косаку Хироси выполнял ряд моих поручений, не зная истинного их назначения. Он тщеславен и любит деньги. У меня есть на него компрометирующие материалы. Но задания, связанного с профессором Накамура, он не получил. Думаю, лучше сделать это вам. Вас я представлю Хироси как моего близкого друга, и вы быстро найдете с ним общий язык.
- Отводите от себя удар в случае провала?
Раумер сощурился и в упор посмотрел на хозяина.