* * *
Саша проводил тяжело груженого Олега до железнодорожной станции.
До прихода электрички оставалось десять минут.
- У тебя в части свинца случайно нет? - спросил Олег.
- А зачем тебе?
- Пули лить. Мне знакомый слесарь пулелейку выточил. Под пулю Полева. Говорят, из дробовика летит так же точно, как из карабина. По крайней мере метров на сто. А больше и не надо. Так есть свинец?
- А сколько надо? - сказал Саша, все так же непонятно улыбаясь.
- А сколько есть? - заволновался Олег, хорошо зная нюансы Сашиных улыбок.
- Ты мне скажи, сколько надо, столько и получишь.
- Килограмм десять.
- Куда тебе столько? Всех лосей перестрелять хочешь? Надорвешься нести. Я имею в виду свинец. Забыл, что скоро мой склад снова опорожнять надо?
- Так только что опорожнили, - удивился Олег.
- Ничего, к твоему приезду он снова наполнится, - успокоил его Саша. Ладно, десять килограмм я тебе выдам. Только до станции всё сам понесешь.
- Договорились.
- Вон электричка подходит. Я тебе позвоню, когда в следующий раз приезжать. Да, чуть не забыл. Будешь на птичьем рынке, купи мне и яиц артемий. Знаешь что это такое?
- Знаю, конечно, - ответил бывший юннат. - А зачем они тебе?
- Неоны неважно себя чувствуют на сухом корме. А я буду из яиц личинок выводить и ими рыбок кормить. Привези, не забудь. И мотыля захвати. Только мелкого. Они у меня маленькие.
- Привезу.
Подошла электричка, и Олег уехал в Москву.
Михайлин проводил ее взглядом, а потом, не торопясь, обошел старинное, из красного кирпича здание станции. На стене огромными шурупами была прикреплена позеленевшая от времени медная пластина с надписью "Ватер-клозетъ". Какой-то охотник за древностями или за цветными металлами уже пытался снять реликвию со стены, но не сумел, а лишь повредил головки шурупов. Улыбка ефрейтора стала чуть теплее: он был твердо уверен, что обладать двумя такими табличками гораздо приятнее, чем одной (которая уже давно была привинчена к двери туалета его московской квартиры). И уж кто-кто, а Михайлин-то знал, как их надо отделять от кирпичных стен.
НЕРПЫ
Окурок, вспыхнув на лету малиновым огоньком, с коротким шипением погас в волне. Отделившийся от него комочек пепла, медленно распадаясь, пошел ко дну. Три стоящих на якорях лодки терлись друг о друга алюминиевыми бортами. Денис смотрел на появившуюся серую полоску лайды, на которой уже виднелось с десяток темных пятен, и думал: "Уже час здесь болтаемся, а Охотское море в октябре ох, студеное! Ребята совсем замерзли. А как говорил мой дед, зверобойный промысел - это много холода, труда, денег и страха. Пока только много холода. Однако, еще полчаса и можно начинать".
Его товарищи, сидевшие в соседних лодках, тоже смотрели на растущий остров, курили и слушали Володю - самого старшего члена небольшой бригады промысловиков.
- Ну вот, - продолжал свой рассказ зверобой, - она ко мне пристала: "Прокати да прокати, мы уже неделю здесь, ты все время то на рыбалке, то на охоте, а я дома сижу, тебе обед варю да слушаю сплетни твоего дружка-лесника. А ведь обещал, что весь отпуск будем на природе вместе отдыхать. В общем, вези завтра на лодке". Пришлось согласиться. Я решил жену до мари прокатить - клюквы там насобирать. Ее там - море! Утром идешь по болоту, а она вся в инее - как в сахаре, а сзади тебя кровавыми пятнами - давленые ягоды.
Взял я лодку, и мы поехали. Добрались до мари. Жена ведро в руки - и за клюквой. А я рядом побродил, поднял выводок куропаток, выбил из него пару штук. Через час мы на лодке дальше двинулись, к устью речки. Только я там собрался причалить, смотрю - нерпа! И ведь сколько же она плыла по Амуру, потом по протокам, пока не попала сюда! Всё за кетой гналась. Я сообразил, что место здесь тихое, безлюдное и зверь не должен быть пуганым. Заглушил мотор, и нас помаленьку стало сносить течением. А нерпа плавает далековато, метров за сто.
Я вспомнил, что ежели петь или играть на чем-нибудь, то они ближе подплывают - из любопытства. И стал свистеть, как сейчас помню - "Амурские волны". И действительно, выныривает все ближе и ближе. Ну, думаю, не зря я сегодня на всякий случай пару патронов с картечью взял. А то мой приятель совсем изнылся - собак кормить нечем. Для его собак, думаю, - мясо, для моей жены - шкурку. Уже поделил. А сам все свищу, не замолкаю. А она все ближе и ближе подплывает. И чувствую, что уже дрожу весь - охотничий азарт, как у гончего пса. Оборачиваюсь - как там жена, все ли ей видно: ведь вот как повезло, - на настоящую охоту попала! А она на корме сидит притихшая, и слезы у нее, как горох, по щекам катятся. Я так и опешил.
- Ты чего? - спрашиваю.
А жена мне сквозь слезы: "Она тебе доверяет, ты ее завлекаешь, а сам застрелить хочешь".
У меня тут весь азарт пропал. Выругался я, ружье бросил, мотор завел, и поплыли мы домой. С тех пор я ни жену, ни других баб на охоту не беру. Ну, как, Денис, не пора нам?
- Самый отлив, - ответил бригадир. - Можно начинать.
Звякнули о борта поднимаемые якоря, загудели моторы, и три лодки устремились к лайде, на которой виднелось около сотни серых бугров - нерп. Звери выбрались отдохнуть на обнажившийся во время отлива участок морского дна. Они не боялись шума моторов и стали поднимать головы, когда, наконец, увидели приближающиеся лодки. Стало совсем мелко, и суденышки уткнулись в песчаное дно. Зверобои выключили визжащие моторы, схватили палки и, поднимая фонтаны ледяных брызг, побежали к острову.
Нерпы огромными пятнистыми гусеницами поползли к воде.
Денис достиг влажного рыхлого песка лайды, догнал первого зверя и ударил его по голове. Тот, вытянувшись, замер, а промысловик уже бежал дальше.
Четыре человека метались по огромному холодному песчаному пляжу, догоняя расползающихся нерп. Изредка какой-нибудь зверь разворачивался и с отчаянным ревом, широко разинув пасть, бросался на преследователя. Но на земле он был неповоротлив. Зверобой только делал шаг в сторону и глушил тюленя точным ударом.
Через полчаса Денис остановился у очередного, ткнувшегося в песок животного и оглянулся. Повсюду безжизненными валунами лежали тела убитых нерп. Володя догнал свою последнюю жертву уже в воде и весь мокрый выходил из моря.
Бригада собралась в центре острова.
- Пять минут курим - и за дело. До прилива управиться надо, - сказал Денис. Они сели на двух лежащих рядом зверей. Теплые туши мягко пружинили.
"Сейчас начнется вторая часть промысла, - подумал Денис, - много работы. Хотя этот этап уже начался. Вот как палкой намахался, аж руки болят".
Зверобои докурили и пошли за веревками к лодкам, покачивающимся в прибывающей воде.
Охотники стаскивали убитых тюленей в одно место. Они были неухватистые, тяжелые, самые крупные весили почти центнер.
В центре острова вырос холм из трех десятков туш. Наступавшая вода замывала бурые пятна на песке.
* * *
Еще через час море поглотило остров. От него, натружено гудя моторами, медленно двинулись лодки, к каждой из которой был привязан плот из мертвых зверей. Казанка бригадира отставала. Заметив это, другие промысловики сбавили ход. Но он махнул рукой, чтобы его товарищи, не задерживаясь, шли к берегу, где их ждали раздельщики.
Денис оглянулся. Встречная вода омывала вереницу нерп.
"Как рабы на одной цепи, - вспомнил он полузабытую картинку из учебника истории. - Тридцать две штуки взяли. А план - полторы сотни. Скорей бы его выполнить! Все-таки собачья это работа - промысел морзверя", - подумал бригадир и пошел на корму к заглохшему мотору.
Через час он устало закурил. Завести мотор не удалось. Ушедшие вперед лодки давно исчезли из виду.
"Этот промысел себе дороже обойдется, - размышлял Денис, глядя на серое небо и на стайки мелких льдинок, скребущихся о борт лодки, - четверть заработка на новый мотор пойдет. Пора с этим завязывать. Разве не хватило денег на горбуше? Да еще зимой охота на соболя. А ведь, пожалуй, ребята до утра за мной не придут. Пока они до берега доберутся, пока нерп выгрузят, уже стемнеет. Так что будем ночевать тут", - и он столкнул за борт якорь.
"Все, этот год - последний! - решил он, следя, как связанные нерпы окружают лодку. - Хорошо, что здесь акул нет, была бы им пожива. Вообще-то, если разобраться, это конечно не охота. Бойня. На соболя капкан надо поставить, так чтобы он подвоха не заметил. А про лисицу и волка и говорить нечего - тут настоящим асом надо быть. Сохатого брать - хорошие собаки нужны и хорошие ноги - на лыжах бегать. Даже чтобы утку застрелить, и то умение требуется. А с этими нерпами - только палка да здоровье, чтоб этой палкой по их головам лупить. Нет, последний год охочусь!"
С моря наполз холодный пасмурный вечер. Подул легкий ветерок и невидимые льдинки заскрежетали о корпус лодки. Полупрозрачные тучи заволокли тусклую луну, и на воду посыпался мелкий снег. На далеком мысу зажегся маяк. У самого горизонта медленно двигались огоньки какого-то далекого корабля. Денис поднял брезентовую крышу лодки, достал из носового отсека небольшой примус и зажег его. Неяркий голубоватый огонек засветился в зеленоватых сумерках. Денис присел на корточки и приблизил ладони к трепещущему пламени.
"Хорошо, хоть с погодой повезло, не штормит, - подумал он, вглядываясь в огонь маяка, - но прилив меня вроде потихоньку тащит. Значит, якорь слабоват. Наутро прибьет куда-нибудь к берегу".
Зверобой, согревшись, заснул у уютно шипящего примуса и не слышал, как поднялся ровный ветер, как перетерлась якорная веревка и как мертвые нерпы, блестя под луной невидящими глазами, понесли лодку в открытое море…