* * *
Раздумывая над этим, Сергей зашел внутрь небольшого строения. Избушка стояла на бугре, и из окна хорошо просматривалось покрытое льдом озеро, на котором виднелись следы от снегоходов: лесники зимой ездили на другой берег за дровами.
В избушке было все необходимое: большой стол, нары (под ними лежал запас сухих дров и растопка - сухие щепки и береста), печка-буржуйка, полка с посудой и пачка дешевых затертых порнографических журналов.
В тамбуре на особой стойке, как винтовки в ружейной пирамиде, стояли лопаты с красными черенками - противопожарный инвентарь.
В избушке царил казарменный порядок: посуда была до блеска надраена и аккуратно уложена, синие армейские шерстяные одеяла ровными рядами висели на деревянных шестах, прибитых под самым потолком, пол был чисто выметен, клеенка на столе - тщательно вымыта.
У окна (как, впрочем, на столах всех других кордонов заповедника) лежала толстая тетрадь - дневник посещаемости. В ней каждый побывавший отмечал срок прихода, ухода, а также цель визита.
Именно этот дневник и был главной причиной идеального состояния в избушке. Лесники и научные работники (на жаргоне лесников - просто "научники"), изучая эти тетради, зорко следили друг за другом, а на общих собраниях в конторе заповедника разгорались настоящие баталии по поводу оставленного на столе окурка или плохо вымытой миски.
В свое время в этих же тетрадях дирекцией заповедника была введена еще одна графа. Там лесники были обязаны регистрировать все интересные природные явления. Большинство из них дисциплинированно писали телеграфным стилем: "Видел елку", "Видел белку", "Созрела клюква" и т. п.
Только один упорно не заполнял эту графу. Когда же администрация заповедника все-таки принудила его писать там, то во всех дневниках на всех кордонах стала появляться одна и та же запись: "Был в лесу. Не видел ни-че-го!"
Сергей потянулся было к "бортовому журналу", но потом, отложив его, вышел из избушки, подошел к поленнице (и она, и навес над ней, и присутствующий там колун - всё было в образцовом состоянии), ловко расколол несколько сухих еловых поленьев, вернулся в дом и затопил печку. Потом взял ведро и пошел к озеру.
Дима тоже не сидел без дела: он из лунки одного за другим дергал мелких, с ладонь, окушков. В озере водились окуни и покрупнее, но брали они очень редко (лет пять назад в дневнике этого кордона появилась запись: "Поймал окуня размером с топорище!", - а рядом, чтобы рыбаку поверили, была приклеена чешуя трофея - размером с десятикопеечную монету).
* * *
Через час уха была разлита по тарелкам. Дима достал из рюкзака заветную бутылку и наполнил стопки. Они были на всех кордонах заповедника; на тех, куда можно было добраться только пешком, стопки были пластмассовые, а на тех, до которых заезжали на снегоходах или лодках, - стеклянные. На этот кордон снегоход доходил. Поэтому первый тост "за здоровье" был подтвержден хрустальным звоном.
- Завтра я хотел потропить и отыскать берлогу чужака, - сказал Сергей, запив водку ароматной окуневой ухой. - Но теперь придется побродить в окрестностях, посмотреть - добрал он лосиху или нет. И вообще надо разобраться - что это за зверь.
Они снова выпили, и Дима еще раз рассказал про сегодняшнюю встречу. Сергей слушал, кивал, уточнял детали, а потом спросил:
- А чего это мы только ухой закусываем? Я под нарами банку тушенки видел. Зажимаешь?
- Хочешь - ешь, - сказал Дима.
Сергей нагнулся и достал банку. Он протер пыльную крышку и обнаружил, что она маркирована буквой "Х".
- Это что за обозначение? "Х" - это "хорошая"?
- Да нет же, наоборот. "Х" - значит очень плохая. Самодельная тушенка. Из лося. Эта партия у меня не получилась. Дома не едят. Вот я и привез ее сюда. В качестве НЗ. Хочешь - пробуй, не жалко.
Но Сергей пробовать не стал и поставил банку под нары.
Потом он вышел из теплого жилья и прошелся до небольшого дощатого шатрового строения.
Вернувшись, он произнес:
- Холодает. К утру снег морозцем прихватит. Наст будет. Приберет этой ночью медведь твою лосиху. Ее наст держать не будет, а его - будет. Точно приберет. Завтра тропить пойду.
- Вот работа, - посочувствовал Дима. - А ты чего без карабина ходишь?
- А чего его брать? Если медведь захочет, он человека и с карабином скрадет, почище любого спецназовца. Когда зверь просто пугает, он издали о себе заявит - реветь будет или деревья крушить, а скорее всего он, учуяв человека, уйдет неслышно. Так вот, если он пугать будет, так ему ответить можно - из ракетницы, или фальшфейером. А из карабина по зверю палить - так мы всех медведей в заповеднике изведем, а еще хуже - подранков наделаем. А из них самые людоеды и вырастают. Чего, избу перестраивали? - сменил тему разговора Сергей. - И тамбур новый пристроили, и угол из новых бревен. И окно на другом месте.
- Перестраивали. Тамбур директор во всех избах приказал сделать - для хранения инвентаря. А окно лесники переставили для того, чтоб из него вид был не на сортир, а на озеро. А этот угол - медвежий. Его набозень еще прошлой осенью выломал и в избу залез. На помойке до сих пор разгрызенные им банки валяются. Завтра можешь посмотреть - тебе, как специалисту, наверное, интересно будет.
* * *
У Сергея дома, вернее, в его сарае, хранилась целая коллекция предметов, собранных в тайге, со следами когтей и зубов косолапого. В основном это были разнообразные консервные банки, вернее, то что от них осталось.
Звери, проникая в охотничьи зимовья, грабили запасы промысловиков, в том числе пожирая и консервы. Поэтому каждый год охотники приносили Сергею смятые, прокусанные и изжеванные банки – чаще всего тару из-под тушенки и сгущенки, реже из-под деликатесов - сайры и шпротов. И только раз ему предъявили жестянку из-под маслин, в которой гремели высохшие плоды. Имелись в коллекции Сергея и другие предметы - лопата с обгрызенной ручкой, помятая и поцарапанная звериными когтями молочная фляга (в нее, судя по всему, медведь в поисках поживы засунул голову, а потом долго ее оттуда вынимал), прокушенная канистра из-под бензина, квартальный столб под номером 48/49. Почему-то именно этот столб под этим номером настолько не понравился медведю, что он сначала, как бобр, сточил его зубами, а потом свалил. Была там еще и маленькая деревянная скамеечка. Сергей сам нашел ее под стеной одного охотничьего зимовья. Зверь разворотил строение, влез внутрь и, ничего не найдя, со злости разломал железную печку, раскатал нары, а маленькую скамеечку выпихнул в оконце. Судя по следам погрома, операция по удалению мебели далась ему не сразу, и, оттого что скамейка никак не хотела лезть в окошко, косолапый еще больше свирепел.
* * *
На следующее утро, едва рассвело, Сергей пошел туда, где вчера Дима встретил лосиху и медведя.
В утренней таежной тишине даже подбитые камусом лыжи оглушительно грохотали по насту. Сергей временами останавливался и прислушивался. Вдалеке закричала припозднившаяся неясыть, потом начал было петь глухарь, а рядом в ельнике спросонья мяукнула кукша. На одной из таких остановок Сергей, наконец, услышал то, что ожидал услышать. Где-то на западе раздался рев. Сегодня утром медведь по твердому насту все-таки настиг свою жертву.
Рев через минуту прекратился. Сергей засек направление по компасу и устремился к месту трагедии.
К счастью, большая часть маршрута проходила по чисти, и Сергей вскоре оказался у места встречи медведя с лосихой.
Он услышал еще один звук, свидетельствующий, что охота у медведя была удачной. Метрах в двухстах, в ольшанике, как будто кто-то резко, энергично ломал сухие ветки. Сергей знал, что это медведь уже мертвой лосихе крушил ребра, наваливаясь на нее передними лапами.
Сергей вытащил из-за пазухи фотоаппарат, взвел курок своей ракетницы и осторожно прошел еще 100 метров. Но медведь, даже голодный, все равно боялся человека. Зоолог обнаружил только труп лосихи, а медвежьи следы уходили в распадок. Сергей промерил отпечатки передних лап (судя по всему, это был тот самый чужак, следы которого он видел вчера), сфотографировал лосиху, потом, вспомнив о банке самодельной тушенки, помеченной буквой "Х", вырезал из копытного килограмм пять теплого мяса, положил его в рюкзак и пошел назад, к избушке.
* * *
Сергей был твердо уверен, что уж этого медведя он обязательно сфотографирует. Но и на следующий день сытый медведь (ночью съевший у лосихи все внутренности) оказался столь же осторожным и не подпустил к себе следопыта. Лосиху зверь перетащил метров на 50 в сторону, в низину, заросшую густым ельником. Он, как и положено, замаскировал добычу, завалив ее ветками. Поблизости росла огромная ель с "лапами" до самой земли. Но медведю она почему-то не понравилась, и он ходил метров за тридцать в сторону, к группе невысоких елочек. Только одна из них приглянулась зверю. Сергей проследил, как топтыгин залезал по ней метра на три вверх (Сергей представил себе, как качалось деревце под его тяжестью), обламывал веточки, стаскивал их к добыче и укрывал лосиху. Сергей в надежде на удачу твердо решил побывать здесь через несколько дней.