Вы знаете, что одно время у голландцев китобойные флотилии возглавляли адмиралы? А король Франции Людовик Шестнадцатый на собственные деньги снаряжал экспедиции за китами и даже пригласил во Францию несколько потомственных нантакетских китобоев. А Британское правитель-ство, между 1750 и 1788 годами, чтобы поощрить своих китобоев, наградило их миллионом фунтов стерлингов. И, наконец, известно ли вам, что у нас в Америке сейчас занимаются китобойным промыслом более восемнадцати тысяч человек? Они составляют экипажи семисот парусных кораблей, и общая стоимость их добычи составляет почти семь миллионов долларов. Неужели все это не свидетельствует о том, что китобойный промысел укрепляет могущество государств?
Но это еще не все. Я утверждаю, что нет другой профессии, которая имела бы для человечества столь важное значение. Ведь именно китобои, рыская по океанам, открывают неизвестные острова и архипелаги. И если теперь корабли Америки и Европы спокойно заходят во многие порты, то пусть они славят китобоев, которые первыми побывали на этих берегах и установили связи с туземцами. Я утверждаю, что десятки нантакетских капитанов, имена которых никому не известны, заслуживают не меньшего почета, чем Кук, Ванкувер, Крузенштерн и другие известные всему миру мореплаватели, потому что им, этим отважным нантакетским капитанам, приходилось почти без оружия сражаться с дикарями, населявшими неведомые земли, и с акулами, населявшими неведомые моря.
Именно китобои первыми обогнули мыс Горн. Благодаря им Перу, Чили и Боливия были освобождены от испанской зависимости. И Австралия, в сущности, стала процветающей страной из-за китобоев. После того, как ее случайно открыл один голландский моряк, еще долгое время ни одно судно не решалось пристать к ее таинственным берегам, и только китобои отважились на это и поделились своими сухарями с первыми европейскими поселенцами, умиравшими там голодной смертью. И Полинезию первыми посетили китобойные суда, проложившие туда путь миссионерам и купцам.
Но, может быть, вы скажете, что китобойный промысел не вдохновил ни одного известного писателя? Ошибаетесь: в самой известной на свете книге - в священном писании можно найти первое изображение грандиозного кита Левиафана. А первый отчет о китобойной экспедиции написал норвежский король Альфред Великий. И в этом нет ничего удивительного, потому что китобойный промысел - это вполне царственное занятие, - не зря ведь древний английский закон объявил кита "королевской рыбой". И действительно: нет в природе другого живого существа, в котором было бы столько величия. Даже небеса свидетельствуют об этом: китом названо одно из созвездий неба в южном полушарии.
Итак, шапки долой перед китобоем! Я знал одного
гарпунщика, который забил за свою жизнь триста пятьдесят китов. По-моему, этот великий человек больше достоин славы, чем Александр Македонский, захвативший и разрушивший сотни городов. Что же касается меня самого, то должен вам признаться, что всем лучшим, что есть во мне, я обязан тем, что был китобоем, ибо китобойное судно стало для меня и школой, и университетом.
Глава восемнадцатая
Рыцари и оруженосцы
Старшим помощником капитана шел на "Пекоде" урожденный нантакетец мистер Старбек. Он, должно быть, родился во время голода или засухи, а может быть, нантакетское солнце, тридцать лет всходившее над его головой, вытопило из него все лишнее. Худощавость его не была ни следствием забот и волнений, ни, тем более, признаком телесной немощи; вовсе нет. Его чистая кожа туго обтягивала тело, забальзамированное железным здоровьем, и Старбек, словно египетская мумия, готов был встретить грядущие десятилетия, не поддаваясь ни полярным снегам севера, ни знойному солнцу юга.
В его глазах можно было увидеть отражение бесчисленных опасностей, с которыми ему пришлось сразиться. Это был стойкий и уравновешенный человек. Но, при всей закаленности его духа, долгое одиночество в бурных морях склонило этого от природы разумного моряка к различного рода суевериям. Он верил в предзнаменования и предчувствия, перед которыми нередко отступал его суровый разум. Но еще больше могли поколебать его твердость воспоминания о далеком доме, о сыне и молодой жене. И, подобно многим по-настоящему отважным и честным людям, он иногда сдерживал в себе внезапные порывы безрассудной отваги, понимая, что самое надежное и полезное мужество- это то, которое основано на трезвой оценке опасности, и что отчаянно храбрый товарищ может иногда оказаться опаснее труса.
"Да, - говорил о нем Стабб, второй помощник капитана, - такого осторожного китобоя, как наш Старбек, пожалуй, нигде не сыскать".
Но мы еще увидим, что означает слово "осторожный", когда его произносит Стабб или вообще китобой.
Старбек не гонялся за опасностями и к храбрости отно-сился без всяких сантиментов; для него она была просто необходимой вещью, которая всегда под рукой и может потребоваться в любую минуту. Он считал, что храбрости, так же, как мяса и масла, следует иметь на корабле побольше, но тратить ее с умом. Он никогда не пускался в погоню за китом после захода солнца и не упорствовал, преследуя врага на своем вельботе, ибо рассуждал так: "Я плаваю по бурным океанам для того, чтобы, убивая китов, добывать себе пропитание, а вовсе не для того, чтобы киты с той же целью убивали меня". О том же, что сотни людей, увлекаясь преследованием, нашли свою смерть, Старбек знал лучше многих других, потому что в бездонных глубинах океана погибли и отец его, и брат.
И если, несмотря на эти воспоминания, рассуждения и суеверия, Старбек вступил в смертельные схватки с волнами, ветрами и исполинскими чудовищами, сохраняя при этом замечательную отвагу, то это оттого, что он действительно был человеком необычайного, выдающегося мужества, к которому в глубине души стремится каждый из нас.
Второй помощник капитана, Стабб, был уроженцем мыса Код. Беспечный весельчак, он невозмутимо встречал любые опасности и в самые критические минуты оставался спокойным и беззаботным. Во время смертельных схваток с китом он командовал вельботом так, будто сидел за праздничным столом и матросы были его дорогими гостями. В своей лодке он старался устроиться наиболее удобно и комфортабельно, словно это была не лодка, а роскошный экипаж. А в схватке с разъяренным китом он спокойно и даже небрежно приподнимал свою безжалостную острогу, как слесарь, насвистывая, берется за молоток. И даже вонзая острогу в обезумевшее от ярости чудовище, он не переставал напевать свою любимую песенку. Я не знаю, что он думал о смерти, да и думал ли о ней вообще, но, если даже как-нибудь после сытного обеда ему и пришла в голову мысль о смертном часе, то скорее всего он представлял себе свой смертный час как некую команду, что-то вроде: "Всех свистать наверх!", а что там наверху придется делать, это уж там видно будет, и нечего об этом думать раньше времени.
Но что особенно помогало Стаббу так весело и бесстрашно нести бремя жизни, так это его трубка, потому что короткая черная трубочка во рту была столь же неотъемлемой частью его лица, как, скажем, его широкий приплюснутый нос, хотя, честно говоря, я скорее могу себе представить, как Стабб вылезает из-под одеяла без носа, чем без трубки. Возле своей койки он постоянно держал несколько набитых трубок и, отправившись на боковую, мог не вставая выкурить их все до последней, разжигая одну от другой и тут же набивая снова, чтобы они всегда были наготове, - ведь, одеваясь утром, Стабб первым делом совал не ноги в брюки, а трубку в зубы. Я думаю, что беспрерывное курение и было главной причиной его отлич-ного расположения духа, потому что дым его трубки как бы разгонял все горести и заботы, которые, как всем известно, по утрам витают в воздухе, и над землей, и над морем.
Третьим помощником капитана был Фласк, уроженец Тисбери, что на острове Вайньярд - низенький, крепкий, румяный мужичок, весьма задиристо настроенный по отно-шению к китам, будто они были его личными врагами, которых он должен немедленно уничтожать, где бы их ни увидел. Никакого восхищения или благоговения перед исполинскими размерами и тайными повадками китов он не испытывал, опасности в сражении с этими чудовищами не находил и вообще могучий властелин океанов был в его представлении чем-то вроде мыши, или, лучше сказать - водяной крысы, охота на которую требовала лишь самой малой хитрости и сноровки. Эта глуповатая отвага способствовала несколько легкомысленному отношению Фласка к промыслу, и он преследовал свою добычу исключительно ради удовольствия, так что трехлетние скитания по океанам он воспринимал всего лишь как веселую прогулку.
Три помощника капитана - Старбек, Стабб и Фласк - были самыми главными людьми в экипаже "Пекода". Им поручалось командование тремя вельботами. В предстоящем грандиозном сражении, когда капитан Ахав пошлет на врага всю свою армию, эти три китобоя должны стать как бы командирами трех полков. Еще их можно было бы сравнить со средневековыми рыцарями, вооруженными зазубренными острогами, словно длинными пиками; - тем более, что у каждого командира вельбота, подобно их средневековым коллегам, есть как бы оруженосец - это гарпунщик, который во время боя подает рыцарю-китобою запасную острогу вместо погнутой в схватке или выбитой из рук.
Обычно командира вельбота и гарпунщика связывает очень близкая дружба, поэтому совсем не лишнее здесь упомянуть гарпунщиков "Пекода" и сказать, кто из них плавал на чьем вельботе.
Прежде всего, я назову Квикега, которого взял на свой вельбот Старбек. Но с Квикегом мы уже знакомы.