• Обсессия. "Я должен быть чрезвычайно осторожным, чтобы не попасться в ловушку потусторонних сил". Опять неблагополучие.
• Паранойя. "Мир несправедливо поступает со мной". Как бы с другой стороны, но практически то же самое.
• Шизотипическое расстройство. "Мир становится пустым и ненужным". Вновь что-то не так.
• Шизофрения (допустим, ее параноидная форма). "Я вижу и чувствую не то, что видят и чувствуют другие люди".
Итак, между мной и миром что-то не так. Что эта формула дает для теории текста как основного носителя психопатологии? Мы можем брать любой текст и смотреть, выражается ли в нем значение "со мной что-то не так" или "что-то не так между мной и миром", и на этом основании диагностировать его как психически больной или здоровый.
"Я пойду в кино" - абсолютно здоровый текст.
"Я не пойду в кино, так как боюсь, что по дороге меня перехватят представители спецслужб" - абсолютно больной текст.
"Я не пойду в кино, потому что у меня болит голова". Это текст - соматически больной, но психически, возможно, и здоровый. Возможно, и нет, потому что голова может болеть по разным причинам, в том числе и психогенным, например, как выражение депрессии.
Возникает вопрос, можно ли диагностировать и любое соматическое заболевание по формуле "Что-то не так между мной и миром". В случае соматического заболевания текст будет скорее другой: "Со мной что-то не так" или "В моем организме что-то не так", "У меня болит голова, меня тошнит, я чувствую боль в сердце" и т. д. Встает и другой вопрос: является ли текст, свидетельствующий о соматическим заболевании, самим этим заболеванием, подобно тому как, с нашей точки зрения, психопатологическое свидетельство о заболевании является самим этим заболеванием. Здесь необходимо разобраться, пока не принимая во внимание идею психосоматики, то есть допустить, что имеются чисто соматические заболевания. Итак, "У меня болит сердце". Что в этом случае является носителем заболевания - то, что болит сердце, или то, что он об этом говорит? У него действительно болит сердце, или он только так говорит? Мы можем сделать ему кардиограмму, которая удостоверит, что сердце у него действительно не в порядке. Но кардиограмму мы сделали на основе его свидетельства. Получается, что и здесь основным знаконосителем является не сама боль, а высказывание об этой боли.
Чем психические заболевания фундаментально отличаются от соматических? Тем, что в первом случае можно зафиксировать какие-то телесные изменения при помощи нехитрых или утонченных приборов. Можно, например, измерить человеку пульс и сказать, что пульс у него учащенный. Можно диагностировать человека в бессознательном состоянии. Действительно, если человеку оторвало ногу и он потерял от шока сознание, то вполне достаточно вида оторванной ноги, и его свидетельство "У меня, похоже, оторвало ногу" будет излишним. Но это не болезнь, это травма. Если же идет речь о том, что нога болит, то свидетельство станет обязательным.
Есть ли какая-то корреляция между соматической травмой и травматическим неврозом (или психозом)? Допустим, у человека умерла любимая дочь и он впал в шоковое кататоноподобное состояние. Мне кажется, что тут имеется аналогия. В этом случае, если известно, что произошло, свидетельство больного не обязательно. "У меня умерла любимая дочь, поэтому мне очень плохо". Такой текст даже можно счесть неуместным. О чем это свидетельствует в рамках нашей гипотезы, в соответствии с которой болен не человек, а текст? Травматическое психическое состояние - это такое состояние, при котором высказывание, инвариант которого звучит как "Между мной и миром что-то не так", в принципе возможно, но излишне. В этом случае текст не будет являться основным знаконосителем психического заболевания. Основным его знаконосителем будет тело больного - его согбенная поза или полная неподвижность, или что-то другое в том же духе.
Но все равно это будет некий текст вроде застывшей на мгновение в полете балерины. Текст есть всегда, даже когда кажется, что его не только нет, но и в принципе быть не может. Тексты - это все, что мы имеем в жизни. И если спросить убитого горем отца, у которого погибла дочь, что он чувствует, он может это выразить каким-то горестным жестом или полной неподвижностью, окаменевшей мимикой, вообще ничего не ответить, но это отсутствие реакции все равно будет реакцией.
Чем отличается травматическое (реактивное) психическое расстройство от эндогенного психического расстройства? Тем, что в первом случае причина расстройства налицо, а во втором - требуется вмешательство опытного психиатра или психоаналитика, чтобы выявить причины депрессии или шизофрении, фобии и т. п. И, может быть, истинное психическое заболевание - это такое заболевание, подлинную причину которого выделить в принципе не удается; и именно в этом, может статься, отличительное свойство настоящего психического заболевания, например шизофрении. Мы можем сколько угодно говорить о наследственности или о шизофреногенных родителях, или об изменениях в химическом строении головного мозга - все равно все это будет гаданием на кофейной гуще. С подлинным психическим заболеванием связана некая тайна его причины. И то, что некоторые неврозы излечиваются, говорит только о том, что некоторые тайны раскрываются. Но кто сможет заявить, что он в состоянии вылечить шизофрению, кроме, разве НЛП’иста?
Именно поэтому, может статься, такую большую роль при диагностике и вообще при имении дела с психическими отклонениями играет текст. Текст служит эквивалентом тайны: "Что-то не в порядке между мной и миром, но я не знаю, что именно, и не знаю, почему это произошло и что мне с этим делать". Вот, возможно, такова будет полная развертка инвариантного психопатологического высказывания.
Для того чтобы компенсировать свои расстройства, текст прибегает к механизмам защиты. Они также могут находить выражение непосредственно в самом высказывании. Вспомним основные механизмы защиты: интроекция, проекция, идентификация (в том числе с агрессором), рационализация, изоляция, вытеснение, проективная идентификация, экстраекция, экстраективная идентификация.
Сравним ряд высказываний.
Может быть, ты мне это и говорил, но я этого не помню.
Смерть ужасна, но пока мы еще живы, мы можем пользоваться благами жизни.
Я вижу своего мертвого отца.
Я - Наполеон и Дева Мария.
Во всех моих несчастьях виноваты другие люди.
Это я виноват в смерти моей матери.
Часов однообразный бой, томительная ночи повесть (повторяется несколько раз).
В первом случае используется вытеснение. Возможно, говорящему была высказана какая-то претензия или важная информация, которая травматически на него подействовала, и он предпочел вытеснить ее и заявляет об этом во всеуслышание. Вообще, механизм забвения неприятного - наиболее универсальный механизм защиты, которым пользуются люди и тексты. При этом, как известно, это специфически истерический механизм защиты.
Специфически обсессивно-компульсивным механизмом является изоляция, когда человек повторяет несколько раз одну и ту же фразу, не вкладывая в нее каких бы то ни было эмоций: "Часов однообразный бой, томительная ночи повесть".
Депрессивный человек винит во всех грехах себя самого: "Это я виноват в смерти моей матери" - здесь действует интроекция. Паранойяльный человек обвиняет в своих несчастьях весь мир - здесь действует проекция.
Другим параметром, определяющим патологичность высказывания, являются модальности. Так, например, если взять аксиологические модальности, то ясно, что выражение в высказывании чего-то ценного или приятного - "Как хорошо жить!" - будет указывать на гипоманиакальное настроение, а противоположное по смыслу высказывание в духе "Как все плохо!" - на депрессивное. Констелляции высказываний с определенными модальностями могут служить важным диагностическим критерием. Так, если человек в своей речи склонен часто употреблять конструкцию "Я должен" - "Я должен это сделать", "Я должен завершить эту работу" или даже "Я должен сегодня пойти в кино", то это указывает на обсессивно-компульсивный комплекс. Если же в высказывании чаще употребляется аксиологическое "Я хочу" - "Я хочу это сделать", "Я хочу (или наоборот - не хочу) завершить эту работу", "Я хочу пойти в кино", то это указывает на истерический комплекс (подробно о соотношении модальностей и характеров см. в нашей книге "Характеры и расстройства личности"). Употребление деонтического "должен" не с первым лицом, а со вторым или третьим, может указывать на эпилептоидный или паранойяльный комплекс: "Ты должен завершить эту работу", "Все должны соблюдать правила", "Они должны уйти". Алетические модальности указывают, как правило, на шизофренический комплекс, ту сферу, где происходит чудо: "Я слышу удивительные вещи, которые мне нашептывают инопланетяне", "Очень часто я вижу мертвых людей и разговариваю с ними" и т. д.
Совокупность психопатологических высказываний, их различные констелляции и языковые игры образует то, что можно назвать практиками безумия. Это особая проблема, требующая отдельного рассмотрения.
Практики безумия - это своеобразные языковые игры, нарушающие логические и, возможно, психологические постулаты здравого смысла и формирующие свои постулаты безумия. Наиболее распространенные практики безумия - галлюцинации, когда воображаемое принимается за реально существующее. Возможно, языковая игра в регистре реального и воображаемого и есть наиболее фундаментальная практика безумия.