- Большое спасибо, господин Джор! - Арцеулов секунду подождал, еще раз вспомнив то, о чем когда-то рассказывал Богораз, и негромко добавил:
- Спасибо, хан Гэсэр…
Лицо всадника на белом коне на миг стало серьезным, почти суровым, затем он кивнул Ростиславу и подал ему руку. Они уже хотели уходить, когда командир, немного подумав, снял с пояса что-то похожее на пастуший рожок и протянул его Ростиславу.
- Это эвэр-бурэ, монгольский рожок, - перевел чех. - Командир Джор говорит, что если ты потрубишь в него, тебе помогут…
Рог был небольшим, изогнутым, гладким, почти без украшений. Лишь по краям шел простой врезной орнамент в форме переплетающихся ромбов:
- Спасибо, - повторил Арцеулов, пристраивая подарок за поясом.
Всадник на белом коне поднял руку, прощаясь, остальные что-то прокричали, чех улыбнулся и взял двумя пальцами под козырек. Отряд рванул прямо с места в галоп и помчался обратно к подножию соседней горы.
Несколько минут оба молчали, наконец Косухин, шумно вздохнув, снял мешок с плеча.
- Ну чего, беляк, кажись живем?.. А славные они ребята.
- Да, славные…
Степа еще раз вздохнул и начал деловито протаптывать дорожку к черному провалу пещеры. Арцеулов поглядел вслед уходящему отряду, подождал, пока темнота не сомкнется за последним всадником, и пошел следом. Но что-то заставило его оглянуться.
Ночь вступала в свои права, тьма покрыла вершины гор, лишь в ясном безлунном небе ослепительно ярко, по-зимнему горели звезды. И вдруг Ростислав замер - прямо по небу, закрывая созвездия, неслышно скользили тени. Он присмотрелся. Сомнений не было - небесные всадники уходили вдаль, все выше, пока не исчезли среди бесстрастно мерцавших звезд.
3. ЧЕРНЫЕ ПОЛУШУБКИ
В небольшой пещерке, где с трудом могли разместиться трое-четверо, кто-то оставил дрова и даже несколько клочьев старого ветхого шелка, вероятно для растопки. Косухин уже хлопотал у очажка, сложенного из грубо обтесанных камней. Через минуту костер горел, рождая тени дрожавшие на неровных холодных стенах.
В мешке оказались несколько банок американской тушенки и английского сгущенного молока, рис, бульонные кубики и несколько пачек все тех же папирос "Атаман". Вдобавок там был еще котелок, тяжелая фляга, две кружки, ложки и два коротких ножа.
- Во ребята! - покачал головой Степа, но затем, подумав, вздохнул:
- Эх, винтарь бы! Ножички-то…
- Жду распоряжений, - напомнил о себе Арцеулов, не желая бездельничать. Степа на миг задумался.
- Ну, эта… воды в котелок набери. Ну, и погляди дровишек. А то и до утра не хватит.
Вопрос с водой решился просто - речка рядом. А вот дров не оказалось вообще. Вероятно, в пещеру их привезли издалека.
- Плохо дело, - прокомментировал Степа. - Этак в следующий раз в снегу ночевать придется, чердынь-калуга!..
- Не исключено, - Арцеулов постепенно приходил в себя, голова вновь работала. - Поэтому рис сварим сейчас, чтобы потом можно было есть в сухомятку. Что там во фляге? Спирт?
Во фляге действительно оказался спирт. Открыли тушенку, плеснули спирту в кружки, и жизнь стала казаться даже привлекательной. Перекусив, Степа закурил и пустился в разговор:
- Значит так, - начал он, закутываясь в шинель и придвигаясь к огню. - Первое дело - от смерти ушли. Это хорошо?
Он подумал и кивнул:
- Это очень даже хорошо. Затем узнали, где Наташа. Ну и, можно сказать, почти что доставили нас. Видать и вправду везет…
Арцеулову не хотелось разубеждать впавшего в излишний оптимизм краснопузого, но пришлось:
- Вы, Степан, не спешите. Дороги к Шекар-Гомпу мы, в общем, не знаем. Еды мало: три дня пути в горах - это еще вилами по воде. А в этом монастыре может быть целый батальон охраны…
Про батальон Степа заводиться не стал - не ко времени, а вот насчет прочего не преминул:
- Ты, Ростислав, свой классовый пессимизм к делу не приплетай! Чего мы тут, дров с харчами не найдем? Раз эта пещера имеется, значит, чердынь-калуга, есть и другие!
- А в каждой - по дюжине братьев-разбойников. Между прочим, неизвестно, чьи мы дрова палим. Того и гляди, хозяева заявятся. А у нас лишь два ножа.
- Ну, значит спать по очереди будем, - не особо уверено отреагировал Косухин. - Оружия нет, это плохо… Ну а насчет того, где мы - так тут дело ясное…
- Ну-с? - капитану было весьма любопытно услышать Степины соображения по части географии вообще и их путешествия в частности.
- Значит так, - начал Косухин, хмуря лоб и собираясь с мыслями. - Ехали мы на юг, это я по солнцу определил. Прошли эдак верст пятьдесят - не меньше. Значит, пустыню пересекли и сейчас где-то на другом краю. Жаль, карты нет…
Арцеулов невольно усмехнулся. Возможно, он и сам бы рассуждал подобным образом, если бы не пришлось увидеть летящих над горами всадников. Рассказывать об этом Степе было ни к чему, поэтому пришлось заходить с другого конца:
- Карту-то я помню, Степан. Между прочим, мы ехали не на юг, а на юго-запад - это я тоже по солнцу. Ехали быстро, это верно… Только Такла-Макан даже в самой узкой части куда шире, чем пятьдесят верст. Да и гор там таких нет.
- Это ты просто забыл. От контузии, - возразил Косухин, но уже без особой уверенности.
- К тому же готов спорить, что сейчас мы на высоте не менее километра. А может и более.
Степа взглянул недоуменно, капитан пояснил:
- Дышать труднее. Да и вода кипит по-другому - видели? Так что спешить не будем, спим по очереди, а продукты экономим. Вопросы?
Степа немного скис и даже подумал, что командир Джор мог бы доставить их прямо к Шекар-Гомпу. Три дня пути без крова, дров и оружия сразу же показались не такой уж легкой прогулкой.
- А если Наташи в этом Шекар-Гомпе и нет? - вдруг подумал он вслух и даже растерялся. - А может нам эти… уж не знаю кто они - просто соврали?
Арцеулов на мгновение тоже подрастерялся от такого предположения, но быстро пришел в себя:
- Покуда они нам не врали, Степан. Зачем им нас обманывать?
- Ну… В засаду заманить. Хотя, какая тут к черту засада, сто раз пристрелить бы успели.
Степа, немного успокоившись, стал поудобней устраиваться у гаснувшего костра, попросившись караулить во вторую смену. Арцеулов не возражал - спать, несмотря на сумасшедший день, покуда не хотелось…
Косухин заснул мгновенно, закутавшись в шинель и положив под голову пустой мешок. Арцеулов сел у входа, чуть сбоку, чтобы видеть площадку возле пещеры, а самому оставаться в темноте. Впрочем, вокруг было спокойно, стояла мертвая неправдоподобная тишина, слышалось лишь потрескивание умирающих углей в очаге и тихое дыхание Косухина.
Арцеулов опасался, что ночной холод будет невыносим, но с удивлением почувствовал, что не замерзает. То ли полушубок выручал, то ли дрова попались на диво жаркие, то ли - мелькнула неожиданная мысль - они попали с места с совсем другим, непривычным климатом. Во всяком случае, Ростиславу не было холодно, он даже расстегнул верхний крючок "гусарского" полушубка и перестал подкидывать дрова в очаг.
Здесь, в спокойном сумраке, у тлеющих ровным огнем углей, хорошо думалось. Впервые за много дней можно было порассуждать о том, что в его положении можно назвать перспективой.
Итак, ему удалось вырваться из сибирского ада. Теперь будущее становилось яснее, поход в Шекар-Гомп, несмотря на все трудности и обязательный - и столь уже привычный - смертельный риск, казался последним испытанием. Если они с краснопузым Косухиным уцелеют, да еще непонятным пока образом вызволят Наташу Берг, остается только добраться до ближайшего порта, откуда корабль увезет его по зеленому весеннему морю в далекую Францию, где можно просто жить, смотреть в окошко комнаты на кирпичную стену, почитывать эмигрантские газеты и ждать, покуда в далеком, чудовищно далеком будущем умирающий старик увидит на экране непонятного чудного устройства поднимающийся над огромным куполом трехцветный флаг…
Это было искушение, несравнимое ни с чем. В семнадцатом Арцеулов мог не уезжать на Дон, скрыться у родственников в Твери, варить гуталин а то и пойти на советскую службу. Весной 19-го мог сослаться на ранения и попроситься в тыл, поближе к океану, - и теперь разглядывать разноцветных медуз у японских берегов. Тогда он выдержал - и вновь шел туда, где и должен быть русский офицер.
Выходило так, что теперь он, наконец, имеет право на покой. Он отвоевался - как сказал бы краснопузый Степа - и может спокойно катить под парижские каштаны. И вся его будущая жизнь - возможно, долгая и по-своему счастливая, - станет лишь бесконечным эпилогом к тому, чем он жил в эти страшные годы. А может, наоборот - смута будет казаться коротким эпизодом молодости, когда Ростислав нелепо и ненужно рисковал жизнью, - такой бесконечно дорогой и единственной.
Взгляд капитана упал на спокойное и оттого очень молодое и даже красивое лицо спящего Косухина, и он внезапно подумал, что станет делать потомственный дворянин Степа, буде они вырвутся к зеленому морю и уютной каюте. Краснопузый тоже воевал с семнадцатого, и ему не обещано долгой жизни под галльским небом. Уговорить его кинуть всю эту дурь с коммунией и вместе выращивать шампиньоны? Арцеулов улыбнулся, заранее представив себе буйную реакцию неугомонного фанатика-коммуниста. Нет, Степа поедет обратно делать мировую революцию, чтобы упасть где-нибудь под пулями или, - если видение не лгало - в неведомом застенке под ударами прикладов…