- Ротор вышел вам навстречу, но его тоже занесло. Замело ротор.
- А что прогноз?
- Еще три дня. Еще три дня.
- Владимир Николаевич! У нас двести человек! Нужны продукты!
- Вертолеты не могут подняться. Вы слышите - не могут подняться вертолеты. Нет видимости. Переселите пассажиров в несколько вагонов, весь состав незачем отапливать! Экономьте уголь. Вы слышите? Вам нужно продержаться еще несколько дней. Вертолеты и продукты уже выделены.
- Одну минутку, - сказал Левашов, видя, что разговор кончается. - Скажите телефонистке, пусть соединит с номером... Два семнадцать тридцать четыре.
Денисов передал трубку Левашову, а сам перехватил контакты и отвернулся, спрятав лицо за высокий воротник.
- Степан Федорович? Доброе утро! Левашов говорит.
- Кто? Кто говорит?
- Левашов.
- Откуда ты? Мне сообщили, что ваш поезд занесло...
- Так и есть. Поезд стоит. И будет стоять еще несколько дней.
- Отлично! Это просто здорово! Тебе везет, Левашов!
- Дальше некуда! Степан Федорович, какие новости?
- Он едет в купейном. В седьмом. Одного мы задержали. Пока молчит. И будет молчать, если вы вернетесь ни с чем. И еще одно - директор магазина скончалась. Сейчас все зависит...
Связь оборвалась - где-то не выдержали провода.
Дыру, через которую они выбрались наружу, уже занесло. Левашов потоптался, прошел вдоль вагона и... провалился. Вслед за ним в тамбур соскользнул Денисов.
Переселение закончилось только к вечеру. Теперь за седьмым вагоном шли опустевшие плацкартные. Проводники сразу закрыли их тамбуры на ключ.
В купе к Левашову и молодоженам Оля подселила лесорубов. Вещи ребят не вызывали подозрений. Обычные клеенчатые чемоданчики да коробка из-под обуви.
- А вы до какой станции? - спросил их Борис.
Первый вопрос человека, который опасается попутчиков, подумал Левашов. Что это - обычная осторожность провинциала или нечто большее?
Неожиданно дверь открылась, и Левашов увидел Пермякова.
- Серега! - воскликнул тот. - Вот новость! Оказывается, и ты здесь! А я иду по вагонам - не может быть, думаю, чтобы ни одного знакомого не встретил! И надо же - ты здесь! Ум меркнет!
- Остров потому что, - сказал Иван. - Я вот тебя тоже где-то видел, а где... Ты в Буюклы не приезжал?
- Ты лучше спроси, давно ли я оттуда! - Пермяков беззаботно засмеялся, запрокинув голову назад. Гладко выбрит, из-под свитера выглядывает свежий воротничок рубашки, механически отметил Левашов. У меня-то уж точно вид похуже.
- А ты по какой линии? - поинтересовался Афанасий.
- По линии снабжения, - быстро ответил Пермяков.
- О! Ты тогда нужный человек! Афанасий! - он протянул руку.
- Геннадий. Очень приятно. Очень приятно, - Пермяков всем пожал руки, всем сказал, что его зовут Геннадием, и заверил в том, что ему очень приятно познакомиться с такими ребятами. - А я, значит, иду по составу и ни одной знакомой физиономии. И вдруг вижу - Серега! Надо же!
И Пермяков стал рассказывать какие-то истории, первым смеялся, дергал Левашова за рукав, как бы призывая в свидетели. Потом принялся расспрашивать ребят про Буюклы, про леспромхоз, в котором они работали, про начальство...
- Все ясно. Они ни при чем. Они в самом деле работают в леспромхозе, - спокойно и деловито сказал он, когда ребята вышли покурить.
- В основное время, - заметил Левашов. - А вообще, какого ты черта пришел?
- Соскучился. Как, думаю, поживает мой друг Серега Левашов - ответственный работник Урупской цунамистанции. И потом, я ведь тоже теперь еду, если можно так выразиться, в седьмом вагоне.
- Да, в шестом нашу лавочку можно прикрывать. Я разговаривал со Степаном Федоровичем.
- Да? Как?!
- По телефону. На линии подсоединились. Тебе поклон.
- Спасибо. Что у них?
- Одного задержали. Но улик немного... Степан Федорович сказал, что этот тип едет в седьмом вагоне. Правда, теперь здесь не двадцать человек, а все сорок!
- Но ты ведь помнишь, кто был в вагоне до переселения? Слушай, Серега, надо заставить его зашевелиться.
- А не провернуть ли нам такую вещь, - медленно проговорил Левашов. - У тебя пропадает чемодан. Ты поднимаешь шум, грозишься вызвать милицию, обыскать состав. Короче, устраиваешь легкую истерику, начинаешь всех подозревать и в конце концов приводишь милицию. Через два вагона, кстати, едут двое наших ребят - демобилизованные. Но они в форме, так что воспользоваться их услугами можно... Итак, что делает преступник?
- Он начинает шевелить мозгами, - сказал Пермяков. - Первым делом ему нужно избавиться от денег. Это улика. А вдруг в самом деле милиция устроит обыск? Самое разумное в его положении - припрятать деньги.
- Как? Вот деньги, вот ты с пеной у рта, вот милиционеры...
- Значит, нужно дать ему возможность избавиться от улики стоимостью в пятьдесят тысяч рублей... Я бы на его месте взял чемодан и ушел с поезда.
- Ты не выглядывал наружу? Над нами тайфун, Гена. Скорость ветра - пятьдесят метров в секунду. Деревья валятся. Он выдохнется на первой же сотне метров. Как ты думаешь, он доволен, что состав занесло?
- Вряд ли. Деньги не спрятаны. Дело не сделано. - Пермяков сейчас совсем не был похож на того шумного рубаху-парня, который ворвался в купе час назад. Теперь он был сосредоточен и словно немного опечален какой-то неотступной мыслью.
- А если нам для начала проверить документы? Возможно, у него нет даже разрешения на въезд.
- Как проверить? - Пермяков вскинул густые брови.
- Есть такая возможность.
Вечер тянулся мучительно долго. Темные купе, свечи в концах коридоров, храп на полках - все это угнетало. Лесорубы уже который час равнодушно шлепали набрякшими картами - им безделье давалось, наверное, тяжелее всего. Просидев час-другой, Иван вдруг вскакивал и тяжелыми, сильными шагами удалялся по коридору. Он проходил через весь состав и так же быстро возвращался.
- Фу! - говорил он облегченно. - Будто дело какое сделал.
- Всех обошел? Везде отметился? - смеялся кудлатый Афоня.
- Вы бы уж под уши сыграли, что ли, - советовал Левашов.
- Как? - не понял Иван.
- Ну как... Кто проиграет, тому ухо тут же и отделяют. Как два раза продул, так живи без ушей.
- С одними дырками! - захохотал Афоня.
- Нет, под уши я не буду, - сказал Иван и, не доиграв, бросил карты. Он поднял штору и с огорчением уставился на снег за окном. Потом медленно провел по стеклу толстыми пальцами, постучал костяшками по раме, вздохнул и сел. - Ох и вкалывать придется ребятам! Дорог нет, лесовозы под снегом, рембазу еще отрыть надо... А материалы, горючее...
- Да, план февраля завален, - сказал красивый Федор.
- Какой, к черту, февраля! Квартальный уже горит синим пламенем!
- Не впервой, ребята, - успокоил их Афоня. - Учитывая сложные погодные условия, - гнусавым голосом затянул он, видно передразнивая кого-то, - а также неблагоприятное стечение производственных обстоятельств, принято решение снизить план на пятьдесят процентов.
- Наверно, снизят, - согласился Иван.
- Конечно снизят! Еще с перевыполнением закончим квартал!
- Но все равно ребятам вкалывать придется, пока мы в этой берлоге на колесах отсиживаемся.
- Ну и что! - воскликнул Афоня, который никак не мог проникнуться чувством вины. - Мы ведь в командировке! Обмениваемся опытом!
- А ребята уже вкалывают, - упрямо повторил Иван.
- Вот было бы здорово, - у Афони загорелись глаза, - если взять наш остров на буксир да оттащить его в Черное море... Какой был бы край! Весь этот Крым И в подметки не сгодился бы нашему острову! А? Водопады, озера, скалы, сопки, леса...
- Что-то я не слышал, чтобы в Крыму лесоразработки шли... - сказал Федор. - Заповедным стал бы наш остров. Но я бы не стал его в Черное море буксировать. Я бы его в Средиземном оставил. Представляете, вдоль всего Средиземного моря - наш остров! Тепло, светло, мухи не кусают!
- А ребята вкалывают, - вздохнул Иван.
- Да хватит тебе причитать! - возмутился Федор. - Ну в самом деле, вроде я должен объяснительную писать - почему нас в составе замело! Стихия. И все тут,
- Ох, помню, первой зимы испугался, - мечтательно проговорил Афоня. - К марту уже задыхаться стал, казалось, зима второй год идет... Не поверите, я из той зимы выбрался как из ямы... Весна наступила, так я воздух стал открытым ртом хватать. Но какая была зима! - Афоня поцокал языком. - Буран неделю, снег - телеграфных столбов найти не могли, мороз - кошка под окном пройдет, и скрип снега слышен.
- Как же ты не удрал? - спросил Левашов.