НА ПЕРВОЙ СТРАНИЦЕ ОБЛОЖКИ: рисунок А. Гусева и Г. Кованова к повести Глеба Голубева "Гость из моря".
НА ВТОРОЙ СТРАНИЦЕ ОБЛОЖКИ: рисунок Андрея Голицына к очеркам Л. Аркадьева "Еще раз обыкновенная Арктика".
НА ТРЕТЬЕЙ СТРАНИЦЕ ОБЛОЖКИ: фото Валентина Лебедева "Дороги отважных" (Всемирная фотовыставка "ИНТЕР-ПРЕСС-ФОТО-66").
Содержание:
ИСКАТЕЛЬ № 1 1967 1
Николай ЛЕОНОВ, Георгий САДОВНИКОВ - МАСТЕР 1
Пролог 1
Глава I. Выезд 2
Глава II. Кто они? 4
Глава III. Версия Нины 5
Глава IV. Когда вы станете дедушкой 6
Глава V. Фарцовка 7
Глава VI. Худшие опасения 9
Глава VII. Маргасов 9
Глава VIII. Леонид не верит ушам 10
Глава IX. Допрос 11
Ольга ЛАРИОНОВА - ПЕРЕБЕЖЧИК 12
Лев АРКАДЬЕВ - ЕЩЕ РАЗ ОБЫКНОВЕННАЯ АРКТИКА 17
Станислав ЛЕМ - ДОКТОР ДИАГОР 20
Альберт ВАЛЕНТИНОВ - НАРУШИТЕЛЬ 25
Глеб ГОЛУБЕВ - ГОСТЬ ИЗ МОРЯ 27
Говард ГАРРИС - РАСТЕНИЕ-ЛЮДОЕД ПРОФЕССОРА ДЖОНКИНА 39
Примечания 40
ИСКАТЕЛЬ № 1 1967
Николай ЛЕОНОВ, Георгий САДОВНИКОВ
МАСТЕР
Пролог
- Ну, вот и все, - сказал начальник краевого управления. - Ну, вот и пора распрощаться, Михеев. Скатертью дорога, так сказать. Три дня вам на сборы. На тары, на бары. На всякую раскачку. Потом дорога поездом, и на шестой по месту новой службы - как часы.
Он рассуждал-приказывал, как будто это касалось его: и перевод в Москву, и железнодорожный контейнер, и всякое такое, сопряженное с отъездом Он фантазировал, что бы сделал он в положении Михеева. Первым делом он бы собирался три дня и три ночи. Всласть и со смаком пакуя каждую щетку. А Михееву хватало дня с избытком. Ну, день бы взял еще на всякий случай. Не более того. Отдел он передал заместителю, и делать ему здесь было нечего, в Краснодаре. Лишний день - это пытка. После смерти жены минуло много лет, но город, где, куда ни ступи, все связано с ней, не перестал быть источником печальных воспоминании.
Он просился куда угодно, лишь бы отсюда подальше. Так и написано в рапорте синим по белому. И начальник его читал, от него-то рапорт пошел вверх, переходя из рук в руки А оттуда спустили взамен другую бумагу, и она так же передавалась из рук в руки, только в обратном порядке. Он, Михеев, узнал ответ и подумал, ну что ж, это кстати, - в Москве его дочь и внучата, - пожалуй, ему повезло.
- Там-то вы в Лужники. Там уж все матчи, - проговорил начальник. Он все-таки слегка завидовал Михееву доброй завистью старого друга.
- Там двое внучат, в Москве. Такие подрастают сорванцы, - возразил Михеев, защищаясь.
- Ну да? За "Динамо"-то вы болеете? Не станете же отрицать?
- Разумеется.
Сказал он просто так, стараясь не обидеть. А ему давно не до футбола. Это была какая-то другая страна - футбол. Веселая и беспечная. Но ему там места не нашлось. Не подошел он как-то.
- Ну что ж, счастливого пути и всяческих успехов, - сказал начальник, поднимаясь и долго не отпуская михеевскую руку.
Потом Михеев зашел в хозчасть и сдал пистолет.
- Пока займитесь утюгом. Для тренировки. Чтобы кисть не отвыкла, вытяни руку с утюгом и так подержи, - сказал начальник хозчасти, составляя акт о сдаче оружия.
Михеев расписался, где положено, и вышел на улицу. Здесь его поджидали. Напротив, через улицу, стоял пожилой мужчина в новом двубортном пиджаке и полосатом галстуке. Он привалился плечом к стволу приземистой катальпы и угрюмо смотрел на Михеева. Его глаза сидели глубоко под густыми бровями, издали просто темнели глазные впадины, и было трудно разобрать, куда смотрит их хозяин. Но Михеев знал точно: взгляд принадлежит ему. Большие мягкие листья катальпы висели почти над головой мужчины, как мягкие собачьи уши, и ствол ее, казалось, поскрипывал под тяжестью его плеча - такая сила угадывалась под пиджаком.
Михеев глянул мельком на ожидавшего и зашагал к центру города. Мужчина помедлил, точно нехотя оттолкнулся плечом от катальпы и двинулся следом за Михеевым. Иногда косясь на витрины, тот видел его отражение. Мужчина шел теперь почти вровень по другой стороне улицы.
Потом Михеев брал чемодан в универмаге, а непрошеный спутник торчал поодаль за спиной, и публика разбивалась о него, будто о скалу, обтекала стороной.
Подобрав чемодан, Михеев направился в кассу. Мужчина стоял все на том же месте, как раз на его пути.
- А, Мастер, это ты? Ну, здравствуй. Как живешь? - сказал Михеев принужденно.
- Здорово, начальник. Твоими молитвами только, больше еще чем? - мрачно буркнул Мастер, не уступая дороги.
- Ну, я пошел, - сообщил Михеев, хотя толком и сам не знал, зачем он это объясняет. Пошел себе, и все, какие разговоры.
Но Мастер промолчал, только выпятил нижнюю губу - задумчиво или просто так. И Михеев тоже его обогнул, при этом Мастер не шелохнулся, так и остался к нему спиной. Но когда Михеев шел назад к прилавку, Мастер все же удосужился сделать разворот. Он медленно повернул свое тяжелое тело вокруг оси и встретил Михеева лицом.
- Значит, уезжаешь? - на той же низкой ноте произнес Мастер, обращаясь скорее к самому себе.
- Переводят, Мастер, - сказал Михеев чуть ли не в оправдание. И без этого можно было обойтись, никто не тянул за язык. Но он стоял перед Мастером и разводил руками.
- Ну-ну, - помолчав, выдавил Мастер из себя, по-прежнему не уступая дороги.
- Такие дела, - согласился Михеев тоже после паузы, и это напомнило тот день, когда они молча два часа просидели у Мастера за столом лицом к лицу и только изредка цедили это же самое "ну-ну" и "такие дела".
Тогда, в прошлую зиму, Мастер ни с того, ни с сего пригласил его на день рождения. И Михеев, застигнутый врасплох, от этой неожиданности принял предложение. Они сидели молча вдвоем за нетронутой бутылкой водки. Говорить им было не о чем. И они сидели, невольно погрузившись в общие воспоминания, только каждый вспоминал свое в этих давних событиях.
- Такие дела, - повторил Михеев и опять обошел Мастера, стараясь не задеть.
Каким образом пронюхал Мастер о его отъезде? Тут оставалось только гадать. Может, за минувшие тридцать лет между ними уже возникло нечто вроде телепатической связи? Между ним, работником розыска, и этим матерым замшелым преступником. Что только не бывает! Не учтешь всего. Когда вот так некий человек напрочь становится частью твоей жизни. И хотя в последние годы Мастер ушел на покой, это уже ничего не меняло. Напоминания о нем отныне существовали вечно.
Но вот теперь их пути расходятся, и Мастер навсегда выбывает из его жизни. Михеев подумал об этом только сейчас. Его собственная судьба настолько сплелась с судьбой Мастера, что эта мысль попервоначалу показалась удивительной. Он даже обернулся. Но толчея скрыла Мастера. И только по кипящим бурунам можно было догадаться, что тот по-прежнему стоит на скрещении самых людных путей, между прилавками и кассой.
Михеев поправил штатскую кепку и вышел на улицу.
В квартире опустело - часть вещей он уже упаковал и сложил их вдоль стенки. Теперь в комнатах завелось эхо, и шаги его словно получили продолжение, отдаваясь под потолком. Он набрал телефон товарной станции - справился о контейнере, который был заказан еще три дня назад, и вновь занялся укладкой.
Вещей после жены еще оставалось много. Они попадались на глаза и под руку на каждом шагу и бередили приутихшую боль. Часть их, имевшую ценность, он отправил ее родне. Остальное отнес дворничихе. Оставил только памятное. И казалось, после этого нечего будет паковать - у него-то вещей раз-два и обчелся. Но не тут-то было - он запутался в массе мелочей.
Выходит, квартира ими кишела, а он не знал этого раньше.
Временами хлопоты приводили его к окну, и он тогда бросал невольный взгляд на улицу. Там, наискосок, где виднелся угол сквера, сидел на скамейке Мастер.
Скамья стояла так, что Мастеру пришлось сидеть спиной к михеевским окнам. Он изредка поворачивал голову и смотрел на окна. И Михееву было нетрудно представить, как багровеет могучая шея у Мастера от такой принужденной позы.